Свет мой, зеркальце

      Вся Омикрон-Эта, единственная планета в одноименной системе, кажется одним сплошным миражом. В ярко-синем небе переливается неослабевающее полярное сияние, — верхние слои атмосферы сильно ионизированы, — а окружающие горы постоянно скрыты низкими облаками, которые то и дело скатываются вниз, в безжизненные ущелья, сводя видимость к нулю.       Со всех доступных сторон оценив ситуацию, Кир приходит к неутешительному выводу — он не может быть уверен, что по пути к планете его не занесло в параллельный мир.       …Исследование пространственной аномалии, случайно обнаруженной им на самой границе системы, засекретили почти сразу же — только и известили, что он будет сотрудничать с «Ресерчером». В один конец сообщение шло около цикла, и Кир успел собрать все возможные данные — а вот для их систематизации и построения теоретической модели мощности бортового компьютера уже не хватало. Оставалось ждать, слушать пустой эфир — Омикрон-Эта находилась в малоизученном квадранте, — и надеяться на ученых с «Ресерчера», которые должны были помочь в установлении контакта с «тем концом» аномалии.       Все планы порушил ионный шторм, загнавший его на планету и дестабилизировавший аномалию — она расползлась, как нефть по воде, потеряв всякий намек на четкие границы. Это было бы красиво, если смотреть со стороны, это было бы красиво даже в виде неполной цифровой модели — и это было то еще испытание для всех систем «Волны».

***

      Не справившись с собой, Кир издает короткое шипение, почти тут же прикусывая язык, с которого рвутся самые разные нецензурные выражения.       Корабль поврежден, и сильно — под воздействием полей огромной напряженности перегорела половина электроники, а некоторые цепи невозможно будет восстановить до возвращения к цивилизации.       ИИ, как и система жизнеобеспечения, нещадно глючит, варп-ядро нестабильно — ремонтировать его своими силами бесполезно, придется весь путь хромать на импульсной тяге, являясь, по сути, легкой добычей.       В низину снаружи медленно-величественно сползает облако. Все тонет в белом мареве, иллюминаторы покрываются конденсатом.       В голову закрадываются привычные уже мысли о телепатическом вмешательстве. Первый способ проверки, работающий на простых иллюзиях — вонзить когти в ладони до боли, до капелек крови на застарелых ранках… боль — это хорошо, она помогает увериться в реальности происходящего…       Второй способ — тщательно, словно прокручивая запись задом наперед, вспомнить события последних дней. Обычная теперь для него практика. Кое-как выученные на роль флотских гончих вулканцы зачастую работают топорно, оставляя нестыковки, которые легко обнаружить.       Но интуиция молчит, а единственный провал в памяти за последние трое суток — короткая потеря сознания при посадке.       Постепенно наваливается усталость. Поспать бы, пока не начало отключать прямо на ходу… но времени нет.

***

      Отчего-то не доверяя данным, собранным ранее с орбиты, Кир проводит сканирование окрестностей. Характеристики планеты не изменились: все та же стандартная информация о составе воздуха и скал с пометкой о полном отсутствии органики, все та же карта рельефа…       Но есть и кое-что новое: в ста двух километрах на север обнаруживается неопознанный космический корабль, конфигурация которого отсутствует в базе данных, и один кастрианский биосигнал поблизости.       Кир отправляет стандартный вызов типа «корабль — кораблю» и не получает ответа.       Сто километров по воздуху — для тренированного кастрианца все равно что легкая прогулка… а ремонт может немного подождать.

***

      Первое и единственное пробное сканирование поверхности выявляет поблизости космолет.       — Осень, включить систему маскировки! — рявкает Кир, поспешно деактивируя сканеры. Нельзя допустить обнаружения — вне зависимости от того, с какой вероятностью это могут оказаться «не свои».       Следующие несколько часов — цедианцы когда-то давно умудрились привнести свои единицы измерения даже в Сопротивление, — он неистово работает, хотя руки дрожат от усталости все сильнее. Время утекает, как вода сквозь пальцы, а привычное чувство опасности отзывается покалыванием на коже под перьями.       Когда же «вторым зрением» он замечает кастрианский биосигнал, интуиция запоздало взвывает в голос: почувствованное слишком походит на отражение в зеркале.       Но биополя невозможно скопировать, их частоты немного различаются даже у однояйцевых близнецов… или это все же иллюзия, выстроенная настоящим мастером ментальных техник?       На рассуждения нет времени. Кир отправляет стандартный паек в один карман куртки, кислородную маску — кто знает, на какую высоту или в какие дебри придется забраться, — в другой, цепляет на руку тяжелый браслет дистанционной связи с ИИ корабля и выпрыгивает в услужливо открытый люк.       Ногу привычно и в то же время приятно оттягивают ножны, с которыми он уже много стандартных лет не расстается даже во сне.

***

      Приземление выходит неудачным — обтянутая защитной пленкой нога соскальзывает по влажному красноватому камню, и Кир с размаху падает на хвост, словно едва научившийся летать птенец, ломая стержень одного из рулевых перьев. Пострадавшее перо приходится, шипя от боли, выдрать — чем летать так, проще будет потом вырастить новое.       Корабля на месте не оказывается. Трикодер тоже регистрирует на этих координатах пустоту, — не воздух, но вакуум, — хотя еще совсем недавно давал те же показания, что и сканеры «Волны».       Кир удивленно склоняет голову набок. Очевидно, это технология невидимости — та самая, которая дает осечку в атмосфере и давно уже считается ромуланской лишь по праву изобретения.       Он протягивает ладонь к границе «вакуума», словно надеясь, что от прикосновения маскировка спадет…

***

      — Идентификация завершена, — от раздавшегося в наушнике искусственного голоса Кир, затаившийся среди скал, не подпрыгивает только чудом. Смотрит на экран браслета — так и есть, там отображается кратчайший маршрут от левого крыла корабля до шлюза. Один из множества секретов Осени, не ведомых никому, кроме ее командира — который, надо признать, в свое время изрядно намучился и наматерился, раз за разом наощупь ища люк и теряя драгоценное время.       Точно — иллюзия. Не мог тот кастрианец не «увидеть» его еще там, в корабле, не мог при процедуре идентификации подделать его биометрические данные — ему ли после стольких стандартных лет не знать, что Осень проверяет не только отпечатки пальцев и сетчатку глаза…       Но даже если это мираж, умелое творение чужой воли, он попробует вышвырнуть очередного ментального дознавателя из своего разума.

***

      На самой границе восприятия неожиданно возникает кастрианское биополе. Что-то в нем не так, неправильно, и осознание на пару секунд вгоняет Кира в ступор — биосигнал полностью идентичен его собственному.       «Но это же невозможно», — успевает подумать он, отступая под защиту ближайшей скалы. Пальцы машинально сжимаются на рукояти фазера, но нападение все равно застает его врасплох — ярко-красный плазменный сгусток проедает в камне большую дыру, а стрелок пикирует в сторону.       Отправив в его сторону несколько выстрелов, — все они не достигают цели, — Кир с места взвивается в воздух.       Его противник, буквально рухнув куда-то в скалы, теперь движется короткими перебежками, не высовываясь и не расходуя понапрасну заряд оружия. Похоже, он опытный боец, но почему-то избегает сражения в воздухе…       — Я пришел с миром! — выкрикивает на стандарте Кир самое распространенное высказывание всех времен и рас. Снизу, со стороны видимого не глазами, но «вторым зрением» кастрианца прилетает еще один заряд плазмы, от которого получается уклониться, лишь резко встав на крыло.       — Не ври мне, Имперская ищейка! — доносится ответный крик. Заложив вираж и прикинув расстояние до земли, Кир идет на риск — складывает крылья и пикирует прямо на противника, отчаянно надеясь, что его не успеют подстрелить…       …тот вскидывает голову, и Киру на долю секунды кажется, что он смотрит в зеркало…       …удар бросает их обоих на землю, и от боли оскал на лице отражения становится еще шире…       …они борются, не расцепляя захватов и не разгибая стиснутых пальцев, но фазер Кира, как и незнакомое лучевое оружие и нож его противника, оказывается отброшен в сторону…       …Драка прекращается так же резко, как началась. Отражение, распластанное по камню, замирает, напрягшись. Застывает и Кир, нависающий над ним с растопыренными конечностями; руки удерживают противника за плечи, ноги — за щиколотки, полурасправленными крыльями он ловит равновесие.       — Я не «Имперская ищейка», что бы это ни значило, — говорит он в лицо отражению — действительно отражению; на него снизу вверх, все так же скаля зубы, смотрит он сам. Несоответствия таятся в мелочах: другая одежда, — вместо легкой флотской формы на нем плотная, застегнутая под горлом черная куртка и черные же штаны, — устаревший наручный коммуникатор, странный металлический блеск на сгибах крыльев… но сильнее всего двойника выдает тяжелый, загнанный взгляд.       — Если ты правдив, — шипит он в ответ, больно стискивая тонкими пальцами запястья Кира, — докажи мне это. Из какого ты поселения?       Что это — древний диалект общекастрианского?       — Я не из поселения, — в довесок к своим словам Кир качает головой — впрочем, не ослабляя хватки на напряженных конечностях двойника. — Я с Кастрии.       — Не лги мне! — у того встают дыбом перья, а на дне холодных зеленых глаз плещется застарелая боль. — Кастрия мертва и находится под контролем Империи уже четыреста стандартных лет.       Так говорят о давней войне, об унесшей множество жизней катастрофе… От нарисовавшейся картины Кир стискивает зубы, судорожно взывая к привычному хладнокровию.       Двойник не выглядит сумасшедшим, так почему же…       Кусочки головоломки вдруг встают на свои места.       — Значит, такова твоя реальность… — срывается с языка шепот. — Тебя ведь зовут Кирракан?       Двойник, с подозрением сощурившись, шипит сквозь зубы все на том же искаженном языке:       — Дай угадаю, это и твое имя тоже? Как удачно сошлись вероятности, — его хватка еще усиливается, вновь причиняя боль, — пустынная планета без единой частички жизни и мой якобы «зеркальный» двойник, которому я сейчас должен выболтать все секреты. Кто тебя послал, тварь? — переходит он на стандарт. — Я сейчас валяюсь на гауптвахте какого-нибудь Имперского корабля под галлюциногенами, а ты — замаскированный вулканец, так? Только они могут подобным образом работать с чужим разумом.       — Нет, я — это только я. И мы совершенно точно находимся в реальности, — «Только вот в чьей?».       Двойник в его захвате дергается, словно на пробу. Кир крепче стискивает начавшие неметь от напряжения пальцы и тут же понимает, что это было большой ошибкой.       Пара секунд молчаливой схватки — и они по-прежнему лежат на скале, но поменявшись ролями. Двойник замирает, — на запястье опущенного левого крыла поблескивает лезвие искусственного когтя, коготь на правом крыле упирается прижатому к скале Киру в шею.       — Рассказывай, — приказывает он.       — Что именно?       — Все. Как ты попал сюда, от начала и до конца. И… историю Кастрии.

***

      «Допустим, ты реален. Вулканец бы такого не придумал».       — Думаю, я могу помочь с ремонтом корабля, — задумчиво начинает он-зеркальный.       — Нет! — выплевывает Кир; несмотря на всю узнанную информацию, он по-прежнему не доверяет своей альтернативной версии. Доверие в мире бесконечных полутонов — вообще штука редкая.       Он-зеркальный чуть кивает — не полученному ответу, но каким-то своим мыслям… набирает воздуха в легкие… и вдруг выдает:       — Нельзя допустить, чтобы про аномалию узнали в этом мире.       Кажется, с тем, что этот мир — не его, он-зеркальный уже смирился.       Внутри поднимается неуместное веселье, — сильнейшая усталость дает о себе знать, — и Кир замогильным голосом сообщает:       — Мне уже известно о ней.       Он-зеркальный поднимает уголки губ в намечающейся улыбке. Кира это неожиданно задевает, и он холодно поясняет, силой вытаскивая из памяти слова родного — на самом деле давно уже нет, — языка:       — Это не шутка. При нужде все узнанное просто вытащат у меня из черепа без моего согласия. О том, что последует, ты и сам догадываешься.       У него-зеркального против воли расширяются глаза. Так реагировать может только и впрямь совершенно неосведомленный разумный… или тот, кому основательно промыли мозги.       — Чтоб оно все рухнуло, — устало говорит он. — Не могу же я…       «…Подпустить к аномалии имперцев со всеми вытекающими?»       «…Вернуться в свой мир не один?»       — И не надо, — отзывается Кир, даже в момент взаимопонимания по давней привычке то устанавливая, то разрывая зрительный контакт — в последнее время при встречах это бесило даже его сестру. Добавляет зачем-то: — Я не снимусь с места без Рилы и Рэя, они — без других участников Сопротивления… эта цепочка бесконечна.       Бесконечна-то бесконечна… но хрупка и нестабильна, как переохлажденная вода. Каждый стандартный день в жалких остатках Сопротивления что-то меняется — кто-то умирает своей смертью, кого-то припирает к стенке и ломает Империя. Теперь нет безопасных станций в глубоком космосе, а доверять более нельзя никому и ничему, даже границам собственного разума.       — А если дестабилизировать аномалию или заставить ее схлопнуться? — он-зеркальный задумчиво щурится в темную синеву неба. Мимический жест выходит даже слишком знакомым.       Ему бы закончить с ремонтом поскорее и лететь к своим, пока на его след не успели выйти, а не торчать здесь и не помогать себе-зеркальному искать способ спасти мир на том конце аномалии…       — Ты сделаешь это не раньше, чем вернешься в свою реальность, — обрубает Кир, продолжая ходить взад-вперед. «Ведь тебе есть куда возвращаться».       — Придется совместить, — он-зеркальный качает головой. — Если время там и здесь идет одинаково, то «Ресерчер» уже наверняка на месте, и ученые меня из своих когтей так просто не отпустят. Я как минимум должен был передать им все собранные данные об аномалии… а теперь еще придется отчитываться о произошедшем.       Кир чувствует на себе его взгляд и с привычной настороженностью замирает на середине движения. Он-зеркальный, заметив это, поспешно продолжает:       — Но наше… хм… взаимодействие не слишком сложно будет сохранить в тайне. У нас не принято вскрывать разум по поводу и без, — у него вырывается нервный смешок.       — Подожди. У тебя есть сведения по аномалии с той стороны? — он-зеркальный кивает, словно не до конца веря в неожиданную помощь. — Соединим с тем, что соберем сейчас. Как изрекает Рэй, «Одна голова хорошо, а две лучше», — куда более знакомые слова космолингвы сами слетают с языка.       — Так он-здешний тоже любит цедианские фразочки? — и вновь нервный смех.       Любит? Это определенно не то слово. Уж ему ли не знать, сколько яда и ненависти к цедианцам Рэй вкладывает в каждую такую цитату.       — Только, пожалуйста… — он-зеркальный чуть кривится, — давай уже разговаривать на стандарте.       Кир мысленно удивляется другому названию общегалактического языка, но еле заметно склоняет голову в знак согласия.       Взаимопонимание между ними упрочняется с поистине пугающей скоростью.

***

      Становится все темнее, ночь, здесь столь же безжизненная, как и день, вступает в свои права. Над скалами тонким слоем возникает туман.       — Предлагаю разойтись по кораблям, — Кир топорщит перья под очередным холодным порывом ветра. — А наутро разберемся, как, — «и на чьей территории», — мы будем работать с данными.       На удивление, двойник, которого уже заметно пошатывает от усталости, наотрез отказывается уходить.       — Не раньше, чем тебя не будет поблизости, — огрызается он. Киру, тоже порядком уставшему, от такой подозрительности на грани паранойи очень хочется закатить глаза, но он сдерживается — приподнимает в жесте «Ну, как хочешь» крылья, пеленгует на трикодере нужное направление и взлетает после короткого разбега.

***

      Биосигнал его-зеркального наконец пропадает из поля зрения. Осень второй раз за местные сутки сообщает о завершении идентификации. Покосившись на экран коммуникатора, Кир не слишком уверенно ныряет под невидимое сейчас острое крыло и направляется к люку.       Еще одно прикосновение — и створки шлюза расходятся в стороны, впуская командира внутрь его маленького кораблика и вновь смыкаясь за его спиной.       Глаза отчаянно слипаются. Разложив по полагающимся местам содержимое карманов, он едва успевает сесть возле приборной панели, прежде чем его окончательно вырубает.

***

      — Сколько здесь данных? — интересуется двойник, взвешивая на ладони объемную карту памяти — и едва не роняет ее, получив ответ. Ненадолго задумывается, после чего говорит: — Осень обработает процентов семьдесят, если отключится от любых других задач. Хотя она — ИИ первого уровня.       — Бортовой компьютер моего корабля больше сорока процентов вообще не тянул, — разводит руками Кир. Потом смотрит на браслет коммуникатора на запястье двойника и как бы невзначай интересуется:       — На каком расстоянии он перестает работать?       — Сто километров точно покроет. Я помогу с подключением, — как само собой разумеющийся факт сообщает он. — Там пароли, завязанные не только на ДНК.       «Которое у нас может и не быть идентичным».       — Да и сама Осень… с характером.       — Персонификация? В моем мире такие корабли не под запретом, но их очень мало, — он забирает карту у двойника.       — Любые манипуляции с ИИ первого и второго уровня уже много лет запрещены. На деле этот запрет можно обойти, но там столько нюансов, что не-цедианцам нечего и пытаться… А Осень мы нашли на Центаврийской свалке незадолго до того, как Сопротивление рухнуло, — в полуосознанном жесте скупой ласки двойник касается кончиками пальцев тяжелого наручного коммуникатора. У Кира от этого зрелища полыхает кожа под перьями — увиденное кажется слишком откровенно-неправдоподобным, слишком интимным для этого разумного…       Наконец он решается разрушить момент и выпаливает, чувствуя себя несдержанным подростком:       — Расскажешь в подробностях по дороге! — и вскидывает крылья, уже готовый разбежаться и взлететь.       Двойник как-то сразу мрачнеет, но в небо поднимается — пусть и почему-то с места, хотя с их длинными крыльями это самый неудобный способ.       …После первых десяти километров Кир понимает, что к длительным перелетам его двойник совершенно не привык, и хорошо, если совершал их хоть раз в жизни. Он делает взмахи слишком часто, слишком суетливо, проваливает одну попытку лететь с упреждением на ветер за другой…       О том, умеет ли вообще его альтернативная версия летать на «длинном вдохе», Кир предпочитает не думать. Лишь сбавляет немного скорость и занимает позицию ведущего, облегчая двойнику жизнь.       Прерванный разговор они, конечно же, не продолжают.

***

      — Сдай оружие, — приказывает он, когда они приземляются у трапа «Волны». Двойник отвечает тяжелым льдистым взглядом — Киру почти слышится свой-чужой голос: «Попал на свою территорию и сразу раскомандовался, значит?»       — Это стандартные меры безопасности, — выходит с извиняющимися нотками, но взгляд-отражение не теплеет ни на градус.       Кустарно сделанный лучевик и нож с потертой рукоятью ложатся в ладонь, как влитые — и Кир уже не удивляется этому. Только отпускает снова засевшее внутри напряжение — на одно неправильно длинное мгновение ему показалось, что двойник готов выстрелить.       На вопросительный взгляд в сторону искусственных когтей двойник слегка огрызается:       — Они приживлены к скелету. Снять не могу, — а в глазах читается отчетливое «И не хочу» и извечная готовность сопротивляться.

***

      Поверить в то, что его разоружили не полностью, удается лишь в шлюзе. Последний «добровольный визит» такого рода обернулся воспитательной трещиной в ребре и криво-косо спиленными лазером когтями — потом пришлось повозиться, вновь превращая лезвия и «основу» в единое целое.       Он-зеркальный не перестает удивлять. Напрягся ведь, выпустил когти при виде снятого с пояса бластера — неужели уловил вспышку дикого, почти инстинктивного страха остаться безоружным?       …Там, в пылу схватки, все было не так. Он считал, что все вокруг — иллюзия, сражаться в которой с определенного момента эффективнее всего не фантомным оружием, а собственным разумом…       — Выходи, — вырывает его из секундной задумчивости он-зеркальный. — Твое оружие я оставлю здесь.       Внутренности корабля из другого мира выглядят… гармоничными. Здесь нет смеси новейших технологий, как в терранском Флоте, но нет и торчащих изо всех углов малоэффективных «призраков прошлого», которых просто не на что заменить.       — Куда подключать? — спрашивает он, оглядывая приборную панель и левой рукой вытягивая из-под браслета коммуникатора тонкий проводок.

***

      — Взрыв вот в этой зоне должен дестабилизировать аномалию в достаточной степени, — все-таки на стандарте двойник говорит куда лучше, чем на общекастрианском. — Вопрос только в силе.       Кир, задумавшись, машинально поскребывает корпус стилуса когтями.       — Нужно исходить из минимального значения выброса энергии, — бормочет он, выводя формулы. — А его можно рассчитать вот так…       Двойник всматривается в написанное:       — На такой заряд хватит антиматерии?       — Должно хватить, у «Волны» мощный реактор. Но надеяться на одну большую капсулу не стоит, эффективнее будет разместить три малых в вершинах треугольника, — он ненадолго замолкает. — Здешние обитатели не явятся посмотреть на причины или последствия аннигиляции?       — Нет, — медленно отвечает двойник и выдает, судя по осторожному тону, крупицу правды: — Если я сообщу, что этот квадрант полностью бесперспективен.       «И тебе поверят флотские буквоеды? Кто же ты в этом мире — командир с послужным списком отсюда и до Саара? Не похоже…»       — Здесь должен быть коэффициент, — двойник показывает на нужную строчку, не касаясь экрана даже когтем.       — Да, ты прав. Спасибо, — кивает Кир, углубляясь в новые расчеты.

***

      — Если эта модель верна… — тычок исцарапанным концом стилуса в экран, на котором переливается сложная визуализация электростатических полей, — раньше чем через две тысячи циклов после взрыва аномалия к первоначальной конфигурации не вернется.       Двойник спрашивает непонимающе:       — Это сколько?       «Какие временные единицы он поймет?»       Идея возникает, как электрическая вспышка; за точным соотношением длительности цикла и земного года приходится лезть в базу данных.       — Около пятидесяти пяти земных лет.       — Постараюсь дожить, — двойник еле заметно усмехается. — И ты… постарайся. Возможно, я не смогу повторить взрыв.       Они смотрят друг другу в глаза, наверное, целых пять секунд.

***

      — Мы не вулканцы, чтобы стирать память, — на словах про вулканцев Кира на мгновение перекашивает, но он-зеркальный, кажется, ничего не замечает. — А технологически так и не научились.       — Я надеялся до последнего, — сухо признается он.       Уже в шлюзе — Кир мог бы уйти, воспользовавшись идентичностью своего-чужого ДНК, но не делает этого, — они вновь встречаются взглядами.       — Чистого неба тебе, — негромко говорит он-зеркальный.       Незачем ему знать, что на планете, куда Кир держит курс, «чистое небо» — это оксюморон.       Незачем ему знать, что выросший на станции в глубинах космоса Кир так и не научился доверять собственным крыльям.       Незачем ему знать в деталях рельеф пропасти, лежащей между ними.       Но все же он прощается, как привык:       — Удачи.       Выжить в Терранской Империи без некоторой удачливости было сложно во все времена.

***

      — Я тебе голову оторву. Все равно ты ей не пользуешься, — раньше Кир был уверен, что хруст ребер при объятиях — исключительно метафора; но сестра только что доказала ему обратное. — Где тебя звездные ветра носили, что ты пять циклов на связь не выходил?!       — Сидел в карантине на дальней базе и потому не мог связаться, — говорит он честно. — А до этого… это долгая история, — он оглядывает живущий своей жизнью космопорт. В поле зрения снова попадает Рэй, смотрящий на него поверх плеча Рилы. — И ее лучше рассказать один раз.       — Что, дал подписку о неразглашении? — Рила отстраняется от него, мгновенно становясь серьезнее.       — Нет, — «Но останься аномалия в первоначальном состоянии — пришлось бы».

***

      — …Я стер из бортового компьютера все расчеты взрыва и его последствий и скорректировал записи камер и датчиков, иначе ученые с большой вероятностью вцепились бы в меня, как разъяренный квиарр в добычу. У них было задание — установить контакт с миром на том конце. А доказательств, что мир этот — «зеркальный», я после возвращения предоставить уже не мог.       Замолкнув, он скрещивает руки на груди, впервые за все последнее время понимая, насколько устал. За окном медленно меняется пейзаж — здание снова поворачивается вокруг своей оси ребром к изменившему направление ветру.       Рэй по-прежнему смотрит с непонятной задумчивостью. Рила чуть ерзает на жерди, явно готовясь что-то сказать:       — Если ты… тот ты действительно был из «зеркального» измерения, официальный контакт окончился бы катастрофой. «Зеркальный инцидент» и поныне на Флоте изучают, но ничего хорошего про то измерение сказать по-прежнему не могут.       — Полагаю, я видел другую сторону Кастрии, — негромко говорит Кир. — Мой двойник никак не мог иметь отношение к Имперскому флоту.       — Это хотя бы объясняет его поведение. Оппозиционер в тоталитарном мире… — Рэй моргает, выныривая из размышлений. — Сам понимаешь, при вводных времен «Зеркального инцидента» это — патовая ситуация. Один в поле не воин. И не исключено, что разбираться с аномалией через полсотни лет опять должен будешь ты.

***

      — Не скажу, что ты все сделал правильно… но, кажется, пошел по пути наименьших потерь, — Рэй вновь сжимает руку в кулак, и Кир не удивляется этой неожиданной проверке окружающей реальности на правдивость: все им рассказанное звучало… странно, надо признать.       — Если бы Первый контакт состоялся, их дипломатов убили бы быстрее, чем они успели сказать «Живите долго и процветайте», — Рила сипяще смеется. — А Империи достались бы огромные территории для завоевания.       — Все может повториться, — напоминает Кир, нарочно не озвучивая сроки. Это — та информация, которую не следует знать даже его сестре.       Слова гулко разносятся по ангару, отражаясь от стен и от обшивки кораблей; воздух еле заметно горчит.       Снаружи, за воротами, взвывает ветер. Слышно, как стучат по металлу острейшие ледяные иглы — такие могут и скафандр пропороть, пару местных коротких суток назад, во время инвентаризации, Кир в этом уже убедился. Погодные условия на Дельте-Бета-7 настолько отвратительны и опасны, насколько это вообще возможно для планеты P-класса. Только это — да еще бесполезность Дельты-Бета-7 в ресурсном плане, — пока что удерживает имперцев на расстоянии.       Но работать предыдущей группе все равно приходилось предельно незаметно. Как результат — убежище из полуразвалившегося ангара получилось посредственное, хоть и хорошо замаскированное.       — Те высчитанные тобой-другим года еще прожить надо, — резковато говорит Рэй, подводя незримую черту под разговором. — А для этого нужно таки заделать щели и подлатать фильтры, иначе мы не когда-то там, а в ближайшем будущем опять начнем загибаться от местной атмосферы.       Подтверждая его слова, древний трикодер в руках у Рилы вдруг оживает и издает предупредительный писк, сообщая о превышении безопасной концентрации примесей в воздухе.       Горечь оседает на языке с каждым вдохом.