Олень

" Осенью, в дождливый серый день, проскакал по городу олень" Картина выходила просто на загляденье - размытая дождем полупрозрачная Катандерана за окном , резко очерченный оконный переплет - рама, свисающая с одного края вуаль занавески и стоящий на тротуаре олень. Благородное животное с роскошной короной рогов стояло, как вкопанное, будто бы появилось тут из какой-то легенды и очень пристально смотрело на окна, из которых его, собственно спешно и зарисовывали. Подумать о том, откуда именно мог взяться дикий зверь практически в центре города, можно было и потом, а вот успеть поймать момент, пока не ушло ни солнце, ни, собственно, модель, было необходимо сейчас. Тем более, что Академия, для восстановления членства требовала новых работ и хорошо бы, чтоб без фоларийских изгибов. И случившееся нынешним утром чудо как раз бы подошло. А не понравится академикам - всегда можно подарить ясному Дню. Дню, который, кстати, что-то слишком давно не заглядывал и не отвечал на вызовы по поплавку, последний раз вовсе бросившему что-то вроде "сейчас нет времени, вернусь тогда поговорим" А фюльгья у Денечки... олень. - Твою мать. - Мыслей в голове роилось множество, цензурной ни одной, но пролетели они в две минуты, которые потребовались на то чтобы обуться и спуститься по лестнице вниз. - День? Благородное животное как-то задергало носом, повернулось, вроде как прислушиваясь, а может угрожающе выставляя рога, и сделало неуверенный такой шаг вперед. Из окна олень смотрелся как-то величественней. Вблизи же было видно, что шкура в грязи и слежавшейся хвое, на носу - царапина, а глаза и вовсе утомленные. А еще, с такими рогами олень бы не втиснулся ни в одни двери, ни в подъездные, ни в квартирные. К тому же лестница. Четыре пролета знаете ли для туши под три центнера это, знаете ли… Хотя, одна идея, конечно, была. - Вот что, жди меня тут, я сейчас. - Рамиро , понадеявшись на понятливость фюльгьи , поспешил в квартиру - набить рюкзак мелочами на первое время, проверить краны да захватить ключи. По крайней мере, в особняке Златорогого сейчас был сооружен пандус, для удобства втаскивания лесов. И мебели не было практически. - Пойдем Мужчина и олень уходили по мокрой от ночного дождя улице. Копыта зверя дробили небо в лужах, и никто не встретился им на пути. Если с начала Рамиро думал, что фюльгья это очень просто, то за прошедшую с момента появления Дня неделю он от этой мысли отказался. Дело было даже не в визитах Врана, которые, слава богу, приходились на те моменты, когда Рамиро уезжал по делам, словно этот дролери чуял смутную неприязнь Илена. И даже не в вопросах прокорма – олень ел практически все. Но вот характер… Рамиро иногда, когда он не рисовал, хотелось животное прибить. Просто и без затей отоварить между рогов чем-нибудь тяжелым, вроде валяющейся на полу доски. Фюльгья тосковала и развлекалась. Отказалась спать на улице, в саду, и в качестве ночевки и лежки признавала только дом, устраиваясь аккурат рядом с тем местом, где Рамиро надеялся закончить фреску. Он пробовал менять места, но нет, рогатая зараза как чувствовала - пристраивалась рядом, подгибала ноги и укладывалась. И попробуй что напиши, если от одного пятнышка краски на шкуре приключался ор на весь дом. А когда он пытался оттереть с белоснежного крупа пятно , так и вовсе пришлось загонять в угол, и перекрывать выход, иначе зараза ни в какую не хотела даваться. И чихала и фыркала потом до ночи, хотя растворитель Рамиро унес, тряпку сжег, а окна открыл. Но со всем этим он мирился. Потому что это - День, где-то там, далеко, глубоко, за шкурой, рогами и мягким плюшевым храпом. За шерстью и стуком копыт, фырканьем и истошным ревом. И он может - должен! - вернуться. А еще его невыносимо тянуло писать, и в перерывах между уходом за оленем, ленивыми набросками для театра, он заканчивал третью картину. Первая - «Осенний день» была той самой первой встречей на улице, вторая, «Ясный День» - была портретом Денечки, из той, военной жизни, случившейся так давно, и помнящейся так ясно. А третью… третью он не знал даже как назвать, пока на ум шло только «Грозовой день» и была это чистая, беспримесная ярость, застывшая в красивых глазах. Только глаза, ничего больше, но сразу ясно, что попадаться обладателю такого взгляда - чревато. Последний раз взглянув на этот кошмар, виденный однажды в реальности, Рамиро с легким сердцем пошел спать. Знал бы он от чего проснется… Рамиро разбудило шуршание. Словно все мыши собрались в одном месте и решили уничтожить бесконечные запасы крафта, в которых тонул особняк Дня. Если бы это были мыши, Рамиро был бы счастлив. Мышей не было. Был один… олень, в непонятном припадке крушивший первый этаж. Точнее, упорно уничтожающий все вещи Илена. Ящик с красками был перевернут, тюбики частью раскиданы по полу а частью раздавлены, и наслежено по крафту было… психоделически, хоть сейчас выставляйся. А сейчас эта зараза, разметавшая альбом с эскизами, и украсившая те, что сделаны для Кресты, отпечатками копыт, жрала холст! Стояла, смотрела на Рамиро и превращала в мочалку «Грозовой день» - Паскуда! Ты что творишь, а? Думаешь тебе все можно?! Вот так взять, и похерить мои картины! Убить оленя он, конечно, не пытался. Попрешь, пожалуй, против таких рогов и туши, но проораться, собрав в кучу все претензии и к фюльгье, и к самому Дню, он смог. Проорался и ушел, хлопнув дверью, потому что ну невозможно же! Часа два, наверное, он кружил по Новы Сумеркам, пока окончательно не то что остыл, а не промок, и не замерз. Накрапывающий дождь здорово помогает прийти в себя. А в доме было тихо. Точнее, не слышно было шума, которое производит обычно большое такое животное. Рамиро потянул дверь, зашел и хмыкнул. Ну конечно, кто как не он был способен пропустить все чудо. В разгромленном помещении был наведен приблизительный порядок. Краски закинуты в ящик, холсты составлены один за другим, причем погрызенный приставлен к стенке, как наиболее пострадавший. Эскизы лежат на козлах, а посреди цветных отпечатков копыт - цпочка босых человеческих следов, уводящая наверх, на второй этаж, к оккупированному Рамиро дивану. Он осторожно идет по следу, и натыкается на спящего на этом диване Дня. Костюм измят и превращен в тряпку, волосы растрепаны, а ухо нежно розовеет среди бледного золота волос. Кажется, Рамиро знает, как назвать последнюю картину. Вместо грозового дня День будет солнечным.