Суета вокруг ковбоя

Любому идиоту понятно ТМ, что прототипом для синдиката «Красный Дракон» в «Ковбое бибопе» послужили группировки якудза – так называемая «японская мафия». Как и якудза, синдикат наполовину официален: у него есть пафосные и не очень офисы, собственная эмблема и прочие заморочки, свойственные якудзе. Сферы деятельности у синдиката тоже довольно традиционные – наркоторговля (привет, «кровавый глаз», Грен и юпитерианский джаз!) и, по всей видимости, заказные убийства. Единственное выраженное отличие от якудзы – то, что глава «Красного Дракона» – Мао Йенрай – китаец; трое «старейшин» – тоже. Но, во-первых, в условиях этнической солянки постапокалиптического мира «Ковбоя» это норма, и, во-вторых, Китай тоже богат на организованную преступность. Триады, вот это вот всё. Так что для простоты будем считать, что «Красный Дракон» – это якудза с лёгкой примесью китайских триад. А для лучшего понимания происходящего в «Ковбое» группировки якудза как прототипы синдиката очень важны. Точнее, важны ровно три их особенности: 1) Отношения и в якудзе, и в триадах строятся по «семейной» схеме в её азиатской версии: беспрекословное подчинение младшего старшему (по модели «отец / сын», которая была закреплена у наших азиатских братьев усилиями конфуцианцев эн столетий назад) и как-бы-братские отношения между равными. Во многих случаях после церемонии вступления в якудзу глава группировки, фактически, становился для нового подчинённого отцом: японское именование главы якудзы – оябун (яп. 親分) – означает «приёмный родитель», а название для подчинённых – кобун (яп. 子分) – «приёмный ребёнок». Второе возможное название руководителя якудзы – кумитё (яп. 組長) – означает «глава семьи». А из «родительско-детских» отношений в китайско-японском контексте вытекает многое. 2) Критическим для якудзы является соблюдение определённого свода правил / кодекса, «дзинги» (яп. 仁義). Этот пункт – последствия того, что первые группировки подобного типа состояли из ронинов (самураев без хозяина) и в какой-то части унаследовали от самурайского сословия кодекс бусидо. В том числе – абсолютная верность клану и его главе, прекрасный в своей отмороженности фатализм, «самурай должен жить так, словно уже мёртв» (никого не напоминает, нет?) и, конечно же, любовь к холодному оружию (опять же, никого не напоминает?..). Помимо чисто самурайских заморочек, в «дзинги» входят пункты про поддержку своих, наказание перебежчиков и пр. 3) Важным поддерживающим фактором для существования якудзы является жёсткая структурированность японского общества: в таких условиях якудза становится едва ли не единственным прибежищем для тех, кто лишён сколько-нибудь пристойного социального статуса, работы, профессии, семьи и пр., проще говоря – японские ОПГ служат этаким социальным хосписом, куда стекаются отщепенцы всех сортов и расцветок. Эти три особенности якудзы специфическим образом «подсвечивают» происходящее в «Ковбое Бибопе». Например, становится ясно, что именно с «семейной» схемой функционирования синдиката были связаны личные сложности Спайка нашего Шпигеля. Можно вывезти боевика из синдиката, но синдикат из боевика – никогда. Просто потому, что синдикат – это семья, оябун – отец родной, в смысле, приёмный, а сотоварищи – названные братья. И все вопросы и споры тоже решают по-семейному: в мягкой версии наказанием за какую-то провинность у якудзы является отсечение фаланги мизинца на левой руке (юбицумэ, яп. 指詰め), в жёсткой… – ну, вы поняли. Так что, строго говоря, Мао Йенрай, который знал, что Спайк тупо слинял, – и не дал указания его найти и прикончить, по кодексу «дзинги» был неправ. А Вишес, как это ни смешно, таки прав. И японский зритель, в отличие от условно-европейского, это хорошо понимает. Ещё один забавный момент – отношение к тому, кто сбежал из синдиката. Для западного зрителя Спайк – отважный беглец, трагическая фигура и вообще приятный парень, вырвавшийся из лап организованной преступности. Для японца, знакомого со спецификой местных ОПГ и, заодно, с личными особенностями тех, кто туда попадает, любой человек, не прижившийся даже в якудзе, – полный, абсолютный, социально не адекватный неудачник. И потому в глазах японского зрителя Спайк Шпигель – э-э-э… окей, выразимся мягко: довольно странная, хотя и кавайная зверушка. Вообще тема с якудзой возникла в «Ковбое» вполне ожидаемо; странно было бы, если бы она там не появилась. В середине-конце 1990-х в Японии шёл очередной передел власти между группировками, связанный, в том числе, с азиатским финансовым кризисом: на фоне падения доходов самые крупные якудза были вынуждены договариваться о сотрудничестве, а синдикаты средней руки – объединяться между собой или вливаться в более крупные организации. Не все рядовые члены группировок восприняли этот процесс с энтузиазмом, и потому внутренние споры и разногласия периодически выливались в резню. Передел власти сопровождался тем, что японские и американские исследователи называют «упадком кодекса»: в конце 1980-х начался отказ якудзы от следования дзинги, и это на своей шкуре ощутили многие рядовые японцы. Ровно эти процесс показан и в «Ковбое»: как мы все помним, глава «Красного дракона» Мао Йенрай подписывал договор с другим синдикатом, чему значительная часть «драконов» – включая Вишеса – явно не была рада. Кроме того, Вишес читал подчинённым лекции в духе «добрый божечка, как же мне надоели ваши глупые традиции и установления». Вот таким вот образом. Ну, и напоследок – две заметки на полях класса trivia: 1) Плач о «великих традициях якудза, которые мы потеряли», забвении кодекса и пр., имеется, как минимум, в ещё одной франшизе студии Sunrise конца 1980-х – начала 1990-х, а именно – в «Городском охотнике», где страдания на поводу того, что якудза в упадке и никто не блюдёт кодекс и не думает о чести – одна из самых заметных тем. 2) В 1989 году пятым по счёту боссом крупнейшей группировки в Японии – Ямагути-гуми – стал Ёсинори Ватанабэ, занимавший этот пост до своего ухода в отставку в 2005 году. Здесь мог бы быть комментарий класса «Совпадение? Не думаю!», но его не будет. Stay tuned!