Here I am

      Всего пару часов назад серость ненастного дня была лишь за толстым слоем стекла уютного дома репетитора; непринужденность атмосферы сопровождалась размеренным тиканьем настенных часов, бормотанием учителя и слегка противным шепотом ручки, блуждающей по бумаге. Унылые прогулки ветра за стенами дома, лениво растекающиеся по окнам капли дождя — всё было терпимо, даже убаюкивающе приятно, до тех пор, пока дальняя трасса и тротуарные берега не застелились мелким, бросающимся в перерыв, точно бежит марафон, импульсивным дождём, а под ногами не забрызгали лужи. Вечер, без того приходящий рано, непредсказуемо прогоняя с насиженного места солнце, незаметно подкрадывался, укрывая фиолетовое небо мрачно синюшным одеялом. Тяжёлые дождевые тучи обливали щедро дорогу и потому серый асфальт терял краску, но и в то же время сказочно сиял, то ли из-за редко подмигивающих фонарей, то ли из-за крохотного кусочка луны, выглядывающей из щёлочки между траурными елями и нетронутого неба. Пляшущие огни лунного света мчались вперёд, особенно дрожа, когда топот моих промокших кроссовок будто бы разрывал дёрганую линию на воде, прерывая гармонию шума дождя хлюпаньем. Тяжело вздыхая, я ускорила шаг, храня надежду, что дорога до дома как-нибудь сократится, однако покалывающий от холода нос и пальцы рук, заметно порозовевшие у косточек, похожих на семечко вишни, говорили об обратном. Шагая навстречу к ветру, я ощущаю, как его холодные ловкие полосы закрадываются под одежду, лапают шею и даже дотягиваются до спины, отчего я зябко дёргаю плечами, прижимая сумку к груди. Из-за бьющего по ушам топота копытц осеннего дождя и собственного грузного дыхания я едва улавливаю заигрывания трущихся друг об дружку ветвей деревьев, чернеющих от собственной тени и мрачности вечера. Но вдруг я остановилась от ужаса. За спиной отчётливо послышался скрежет машины, затем мерцание низких фар очертило мой образ на дороге…казалось, что происходит что-то страшное, выбивающее из равновесия, однако стоило приблизиться острым крыльям машины, как всё встало на свои места. Страшный скрежет сменился на милое сочетание ласкового мурчания мотора и множественного постукивания капель по металлической крыше; вырывающаяся из корпуса музыка на миг стихла, будто позволяя мне расслышать, как дверь открывается. Отступая на шаг, я пригинаюсь, тут же отпрянув на ещё парочку шагов, погружаясь в смятение.       —Давай, подвезу, — Билли, потянувшись с водительского места к двери, распахивал её передо мной, одаривая лунной улыбкой, — или мне оставить тебя? —большие тёмные, как ночь, зрачки с вопрошающим проблеском, точно украденным у плюшевых игрушек, уставились на меня, а фыркнувший носом парень, замечая мою сдержанность, начинает торопить. Едва ли открыв рот, я неловко сажусь в машину. Хлопаю дверью и тут же упираюсь ладонями в консоль автомобиля; лёгкий мандраж обволакивает всё моё тело, я озаряюсь на Билли, но тут же закрываю глаза, терпеливо выжидая, пока вода быстро стекает с лица. Оказывается, вечер был тихим. Всё, хоть и тревожилось дождём, но уже готовилось ко сну, где уже их ждала серая тьма. И только машина ровно мчалась по дороге; настолько сладким было рычание мотора, настолько же неловким было протяжное гитарное соло, рвущееся из магнитолы, потому что создаваемая своеобразная тишина была противней липнувших к коже волос. В собственном дыхании, всё ещё дрожащим от быстрой ходьбы, я слышу напряжение, руки не отлипают от консоли, ноги вжаты в пол и сама я, боясь сделать сиденье машины ещё влажнее, даже не прислоняюсь спиной к нему. Проглатывая встрявший в горле комок воздуха, я вновь смотрю на Билли, спокойно держащего одну руку на руле, а другую, ласково придерживающую двумя пальцами тлеющую сигарету, у приподнятых губ. Едкий дым, будто бы не зная, куда ему деваться, то скрывается за приделами машины, то смутно светясь поднимается клочками к крыше.       —Спасибо большое, — поправляя очки, перенесшие весь свой вес на самый кончик носа, нерешительно бормочу, поглядывая на парня, — ну, за то, что подвозишь меня.       —Ничего серьёзного, — слова, подобно дыму, выдыхаются легко и безмятежно. Веки тяжело поднимаются, отчего очерчённое курчавыми волосами лицо приобретает томность, а вольно падающий лунный свет делает темнее ползущие от глаз и щёк довольные линии. Не знаю точно, сколько ещё однообразных видов зелени пролетело перед глазами, прежде чем душу мою обогрел более тёплый и дружественный свет из окон знакомых домов; точно выбираясь из мрачного мира, я попадаю в сказку, что по-своему заставляет сердце трепетать. Однако, повторившийся скрежет колёс говорил мне, что пора выходить, отчего волнение едва ли не вырывается изо рта, застревая в горле.       —Как мне тебя отблагодарить? —вопрос прозвучал тихо, но оно и не важно, ведь парень опережал все мои мысли, наклоняясь ко мне вплотную. Я остолбенела. Лицо неистово загорелось, побагровело ярче любой дорогой ткани, а крупные капли пота, смешиваясь с абсолютно пресной дождевой водой, заставляли моё лицо блестеть ярче глаз, метнувшихся в сторону, в другую, но в миг остановившиеся на лице Билли.       —А я ведь просил не задавать глупых вопросов, — ощущая на шее, как парень носом тяжко вздыхает, я прикусываю губу, невольно протягивая руку между нами, кажется, касаясь бедра парня — джинсы приятно скользят, стоит по ним ладонью провести. Медленные поцелуи, будто так и планировалось, расцветают на шее, вызывая приятную щекотку, что на коже, что и глубоко внутри. Лукавый смешок отчётливо слышится в ушах, отчего мурашки возбуждено пробегают по рукам, я выгибаюсь в спине, поддаваясь ближе к парню, как вдруг он отрывается. Проходит лишь какое-то постыдное мгновение, ради того, чтобы Билли с усмешкой в глазах, сделал музыку погромче и, сладко приоткрыв губы, прошептал:       —Ты сильно покраснела, неужели так стесняешься? Изгиб одной толстой брови говорил о том, что ответа давать не стоило, но вот в груди всё равно что-то…взорвалось, как петарда, едва не оторвавшая мальцу пальцы. Я вздрагиваю, щурясь и борясь с тем, чтобы отвернуться. Слишком стыдно, слишком горячо, состояние на грани небольшой паники, которое быстро сменяется оцепенением — щекотно, даже морозно, рука парня скользит по моей шее, поднимается выше, ласково поглаживая кожу и, достигая моего подбородка, дрожащего невинно, приподнимает голову чуть выше. Взглотнув, тихо, но разборчиво шепчу, касаясь пальцами широкой груди парня:       —Понимаешь, это с непривычки. Всего пара секунд, тянущихся подобно раскалённой солнцем смоле, позволила мне увидеть собственное отражение во влажных из-за луны и фонарных столбов глазах. Я сама, ведомая взглядом и пальцами, держащими за подбородок, едва потянулась к лицу напротив; в этот момент нерешительность окутала меня мрачным туманом и я закрыла глаза, будто бы собираясь с духом. Чудное мгновение и губы Билли уверенно накрыли мои, чутка припухшие быть может где-то потрескавшиеся. В такой близости я чётко ощутила терпкий осадок от дыма сигарет и жгучее покалывание на кончике языка из-за мятной конфеты. Ответить на поцелуй было сложно, слишком сильным оказалось желание просто почувствовать, как Билли, дохнув острым запахом всего, что может ассоциироваться с ним, мнёт своими липкими губами мои. Руки парня гуляют по телу: ласковые поглаживания по спине переходят в проворно поднимающиеся выше, к голове, где пальцы уже зарываются во влажные волосы, чутка потягивая их, отчего в поцелуе остаётся мой сладкий стон. Я ощущала себя в потоке чего-то свежего и горького, — в неподражаемом потоке, который медово растекался, проходя сквозь меня, но как будто нереальном, струившемся вне мозга, в стуке сердец, редких капель дождя по стеклу, в громыхающей в ушах песне «Scorpions».