Часы с кукушкой

      — Я просил тебя не курить в замке.       — А еще ты обещал не ездить к своим шалавам, — на подоконнике сидела девушка, свесив одну ногу на улицу, смотрела куда-то вдаль, изредка бросая взгляд на потревожившего ее покой отца, и стряхивала на пол комнаты пепел.       — Елена не шалава, прекрати ее оскорблять, — мужчина стоял в дверном проеме, держа в руках кожаную куртку и мотоциклетный шлем, — Хотя бы в моем присутствии.       — Извини, — девушка сделала еще одну затяжку и, смакуя едкий дым, медленно выдохнула его, смотря прямо на отца, — Проститутке.       — Это что, мои сигареты?       — Это что, сигареты, которые я нашла в замке, в котором нельзя курить? — усмехнувшись, она потушила сигарету об уже успевший покрыться тонким слоем сажи угол подоконника и спрыгнула на пол, подняв небольшое облачко пыли вокруг ботинок.       — Хоть бы раз ответила без колкостей, я же с тобой нормально разговариваю.       — Еще бы сорокалетний мужик разговаривал как проблемный подросток.       — Ты не проблемный подросток. Я никогда такого не говорил.       — Да, пап. А школа, в которую ты меня упек, для гениев. Я, наверное, просто не так прочитала брошюрку, — она закатила глаза, проходя мимо отца на выходе из комнаты.       — Тебя всего лишь обучат манерам и этикету. Не разводи драму.       — «Не разводи драму»? Елена плохо на тебя влияет. Скоро на своей «крошке» будешь не с пацанами гонять, а возить Леночку на ноготочки и к подружкам на кофе по первому зову.       — Василиса, — голос Нортона прозвучал строго и гораздо ниже, чем прежде. — Либо ты прекращаешь хамить, либо я отправлю тебя жить в общежитие при школе. Там тебя уговаривать и прощать твои выходки и кражи не будут. Тебя выпорют за малейший косяк. Я ясно выразился?       Девушка, успевшая уйти немного вперед по коридору, остановилась, медленно повернулась к отцу, наклонив голову, и таким же низким и тихим голосом заговорила.       — Ты спихнул меня на няню, потому что так было легче. Спихни меня и сейчас на чокнутых монашек. Не будет меня, не будет головной боли в виде истерик твоей любимой гадюки, — последние слова она почти прошипела, после чего быстрым шагом удалилась в сторону главной лестницы замка.       Василиса откровенно презирала стремления отца держать ее как можно дальше от себя. Все детство она провела с Мартой Михайловной, няней, которой отец каждый месяц отправлял деньги на содержание девочки. По его же указанию женщина заставляла ее бесконечно решать дурацкие математические задачки и читать скучные учебники по основам часодейства и истории Эфлары.       В седьмой день рождения Василисы отец все-таки приехал. Знакомство выдалось неудачным. Весь вечер Нортон косился на девочку каким-то злым и недоверчивым взглядом, будто она была в чем-то виновата, и почти с ней не разговаривал, ограничившись парой или тройкой фраз. Как позже выяснилось благодаря немного выпившей Марте Михайловне и ее болтливому языку, Василиса была кое в чем виновата. Не со зла и, конечно, совершенно не специально, ведь тогда она только родилась, она была виновата в смерти собственной матери и, по совместительству, любви всей жизни Нортона. По этой причине он и отправил девочку жить с няней. Ему не представлялось каким образом ему воспитывать ребенка, из-за которого умерла любимая жена.       Именно поэтому Василиса его презирала. Винить ребенка в том, что ваше с женой, несмотря на противопоказания и предупреждения врачей, решение рожать привело к смерти матери, самый отвратительный поступок, который девушка могла себе представить. Как будто ей самой хотелось окрестить свой день рождения днем скорби по Лиссе.       В детстве отсутствия матери Василиса особо не замечала. Ее больше волновали приторно сладкие речи отца в письмах, которые писались явно не его рукой и диктовались точно не его языком. Ее догадки об авторстве писем подтвердились, когда на контрасте со слишком уж приятными и теплыми словами, к ней приехал черствый, ни на что, кроме холодного «здравствуй», не способный напыщенный индюк. Ни внешне, ни характером они с Василисой похожи не были. Она была яркой и дружелюбной девочкой, лицо которой было усыпано веснушками и обрамлено длинными кучерявыми рыжими волосами. Нортон же вел себя отстраненно, всегда старался держать официальный тон, да и внешне был высоким блондином с бледно-белой кожей. Именно с того злосчастного дня рождения девочка возненавидела отца.       Со временем Нортон смягчился и даже, казалось, перестал видеть в ней источник всех своих проблем. Вот только Василисе отцовская любовь, проснувшаяся спустя долгие годы лжи и игнорирования, была не нужна. В ее глазах отец давно потерял какое-либо величие. И как часодей, и как глава семьи.       Ей хотелось, чтобы ее оставили в покое. Ни часодейство, которое девочке давалось с невероятной легкостью, ни богатство ее семьи ей не нужны были. Но, к сожалению, желания Василисы сбывались крайне редко.       Спустившись на первый этаж, она прошла в столовую. Уже подготовленный к ужину длинный обеденный стол стоял прямо по центру просторной светлой комнаты. С обеих сторон из больших окон дул прохладный вечерний ветер, играя с тканью штор и скатерти. Слуги несли блюда, разливали напитки. До ужина оставались еще двадцать минут, что означало, что девушка может разыскать своего брата и немного подоставать его. Или сестру. Но в таком случае двадцати минут не хватит и, скорее всего, девушек придется разнимать.       Норт нашелся в библиотеке. Парень был очень начитанным и часто проводил свое свободное время в компании безмолвных книг и учебников. Он всегда был собранным, знал ответы на, казалось, все вопросы, и часто помогал Василисе разобраться в том или ином эфере, который девушке не давался.       Дверь была слегка приоткрыта, что давало девушке возможность тихо подкрасться к брату со спины. Так она и сделала. Но вместо того, чтобы просто его напугать, она громко включила одну из своих любимых песен остальской рок-группы. Парень дернулся от неожиданности и недовольно посмотрел на сестру.       — Василиса, пожалуйста, ты можешь слушать музыку в наушниках?       — Она тебе мешает?       — Да, запоминать эферы, слушая на фоне невероятно, — резкое гитарное соло заставило парня, сидящего за столом, заваленным книгами, выронить учебник из рук, — громкую музыку сложно.       — Норт, тебе учиться мешаешь ты сам, — его собеседница ходила вдоль недалеко стоящего большого дубового книжного шкафа и, слегка касаясь кончиками пальцев корешков книг, пробегалась взглядом по названиям произведений. Коллекция отцовской библиотеки могла поразить своим размером и содержанием кого угодно, но только не Василису. Ничто в доме Огнева старшего не могло заставить ее ахнуть от восторга или удивления. Ничто ему принадлежащее не могло произвести на нее иного впечатления, кроме как отвращения.       — Это чем же?       — Ты слишком много думаешь о том, как подлизаться к отцу. Или Марку. Или Елене. Или кто бы еще не занимал твою светлую голову, — остановившись на книге в темно-синем переплете, девушка взяла довольно толстый томик и открыла где-то посередине.       — Ты прекрасно знаешь, что единственная вещь, которая меня беспокоит, это посвящение.       — Врешь, — парень и девушка встретились взглядами, — Как минимум тебя беспокоит еще и орущий тебе в ухо Гуль.       Брат с сестрой рассмеялись.       — Нет, правда. Как ты можешь это слушать? — Норт закрыл учебник, откинулся на спинку стула и сложил руки на груди.       — Под «этим» ты подразумеваешь самых потрясающих музыкантов современности? — девушка подтянула стул ближе к себе и, скинув ботинки, забралась на него с ногами.       — Под «этим» я подразумеваю орущих мимо битов стариков.       — Боже, не ценитель ты искусства.

***

      Зеркальные стены каждый раз заставляли Василису чувствовать на себе тысячи взглядов, которые только и ждали момента, когда она оступится, когда не увидит очередную временную трещину посреди стеклянного пола или витражной перегородки между залами и попадет в ловушку. Будь она одна, без верного напарника, без точного плана действий и маршрута, она бы точно заблудилась и осталась блуждать в бесконечных коридорах Расколотого замка за компанию с другими часодейными существами.       На роль верного напарника, конечно, стоило рассмотреть больше кандидатур чем одну, если говорить откровенно, не самую лучшую. Но что Василиса могла поделать против воли отца, самого Астрогора и всего Ордена Непростых. Каким образом последние имели право голоса в вопросах, касающихся спасения Эфлары от поглощения Осталой, а теперь и в исследованиях Расколотого Замка, никто не знал да и не спрашивал. Великий дух Осталы являлся их главой, так что участие Ордена было неизбежно так или иначе.       Самой надежной фигурой, которая могла пойти с младшей Огневой в столь опасное место по мнению всех взрослых дядь в строгих костюмах, был не Фэшиар Драгоций, лучший ученик Астрогора, и даже не Маришка Резникова, лучшая ученица СветлоЧаса. Самым верным напарником для Василисы посчитали Маркуса Ляхтича. Ничего удивительного в этом решении не было, ведь парень являлся лучшим учеником ТемноЧаса и действующим чемпионом Темпогонок и Крылатых боев, устраиваемых каждый год Белой Королевой как часть Чарований. Вот только верность он хранил лишь своей покровительнице — великой часовщице Елене Мортиновой, которая Василису ненавидела, казалось, всеми фибрами своей мудрой и властной души. Чем она так сильно обидела Елену, Василиса прекрасно знала. И в глубине души она даже сочувствовала женщине и сильно уважала ее. Ведь далеко не каждая женщина, пережив потерю ребенка и уход мужа, сможет не только вернуться к обычной жизни, но и построить такую карьеру. Но настолько глубоко сидели сочувствие с уважением, что они совершенно не мешали взаимной и открытой ненависти. Ведь сложно сопереживать человеку, который не только отчаянно желает твоей смерти, но и всячески способствует ее наступлению.       Вот и во время этой, ничем не отличающейся от прошлых, экспедиции в Расколотый Замок, пока Василиса буквально на мгновение засмотрелась на временной раскол, разделивший на две части роскошный бальный зал, потолки которого были украшены невероятной красоты большими хрустальными люстрами, Маркус столкнул девушку в этот самый раскол. И столкнул с такой силой, что прежде, чем увидеть собственное тело, падающее в глубины раскола, она сильно ударилась головой о край трещины и потеряла сознание.       Секунду назад она думала, каково это быть зачасованным. Она думала о том, что должно быть очень досадно покидать свой временной коридор и остаться лишь призраком, обитающем в столь мрачном и одновременно с этим потрясающе красивом месте, не имея возможности повидать друзей и близких. Или хотя бы попрощаться. Прошлая жизнь обрывается и начинается новая. Ведь, если хорошо подумать, быть зачасованным означает иметь все время этого мира. А если застрять в таком месте, как Расколотый Замок, то всю свою вечность можно потратить на изучение его тайн и загадок и, как казалось Василисе, этой вечности не хватит. Слишком это место виделось ей таинственным и странным. Ей было интересно, покидает ли со временем разум зачасованных или они помнят кем они были. Вот только она не думала, что узнать ответ на свой вопрос ей удастся буквально через мгновение.       Когда она открыла глаза, она ожидала увидеть что угодно: русалок, заснувших фей или других зачасованных часодеев. Она ожидала увидеть кого угодно, но не больничную палату, Захарру Драгоций и молодого человека, лицо которого ей казалось очень знакомым. Оба выглядели взволнованными. И если Захарра обрадовалась тому, что Василиса проснулась, то парень выглядел еще более озадаченным.       — Лисса меня убьет, — первое, что прозвучало его низким, при этом довольно громким голосом.       — Она же живая. Никто никого не убьет, — Захарра спохватилась и подала девушке стакан с водой, — Держи, выпей воды. Как ты себя чувствуешь?       — Не буду я ничего пить, — голос Василисы прозвучал тихо и хрипло, будто всю неделю до этого она объедалась мороженым, — Где я?       Пытаясь осмотреть светлое помещение, в котором она оказалась, девушка обратила внимание на изменившийся внешний вид ее подруги. Хотя, тут еще можно было поспорить о том, чья она подруга — Василисы или ее отца, с которым Драгоций ночами каталась на своей новенькой красной ямахе. Девушка, сухие от частых покрасок волосы которой еще вчера были ярко красного цвета, а бровь, нос и ямочки на щеках были проколоты и украшены комплектом сережек, сейчас стояла перед ней в небесно голубом атласном платье ниже колен, с совершенно чистым от проколов лицом и блестящими темно-русыми волосами, заплетенными в два пышных колоска.       — Как ты себя чувствуешь? — Захарра аккуратно поставила стакан с водой обратно на прикроватную тумбу и присела на край кровати.       — А как должен себя чувствовать человек, которого выкинули из временного коридора? — Василиса, приподнявшись на локтях, села и облокотилась на подушку, которую Захарра заботливо подставила под спину подруги.       — О чем ты? Что значит «выкинули из временного коридора»? — Захарра нервно усмехнулась и беспомощно посмотрела на молодого человека. Только сейчас, присмотревшись повнимательнее, Василиса наконец поняла кто он.       — Погоди, Рок? — она вопросительно уставилась на парня. — Рок Драгоций?       — Нет, блять, Рэп.       — Прекрати, — Захарра пихнула парня локтем, от чего тот закатил глаза и беззвучно спросил:       — Что? — парень с каждой секундой становился более взволнованным и нервным, будто он находился не в обычной палате, а в психбольнице.       — Василиса, дорогая. Ты упала в обморок пару часов назад. Ты помнишь, что произошло? Может у тебя закружилась голова или ты себя плохо чувствовала?       — Я себя чувствовала великолепно, пока Ляхтич не спихнул меня в разлом. Кстати, где этот выродок? Мне нужно вломить ему, чтобы клешни свои не распускал.       Захарра встала с кровати и испуганно посмотрела на Рока. Парень кивнул на дверь.       — Вы чего?       — Ты отдыхай, а мы скоро вернемся, — Захарра будто увидела привидение: лицо побледнело, руки затряслись, а маленькая капелька пота скатилась по лбу прямо к брови, отчего девушка провела по ней рукой, чтобы убрать дурацкое ощущение с кожи. Неплотно закрыв за собой дверь, пара скрылась в коридоре.       Василису здесь смущало буквально все: внезапно сменившая внешний вид Захарра, Рок, который сбежал от своего дяди в другую временную параллель еще лет пятнадцать назад. Да и их непонятные переглядки тоже вводили в ступор.       Медленно опустив босые ноги на холодный кафель, она встала с кровати, нечаянно зацепив одеяло рукой и неслышно свалив его на пол, подошла к двери. Пришлось слегка присесть, чтобы ее не было видно в мутное окошко. Слышимость была очень хорошая, жалко только, что нельзя было подсмотреть.       — Ты уверен, что это не наша Василиса?       — Я твою подругу вижу раз в год, и то лучше знаю, как она выглядит.       — Я тоже заметила много странностей, но я не могу понять как именно это произошло? И кто в палате, — голос девушки прозвучал растеряно.       — В палате Василиса Огнева, просто, — Рок резко замолчал как раз в тот момент, когда девушка удобно облокотилась о дверь. Внезапно ее импровизированный костыль приоткрылся, от чего Василиса практически свалилась на пол, потеряв опору. Через небольшую щель сверху вниз на нее смотрел Рок.       — Огнева, уши не грей, — и так же внезапно эту дверь закрыл. На этот раз плотно и, судя по всему, пара отошла от двери намного дальше, чем прежде.       Разочарованно пнув валявшееся на полу одеяло, девушка подошла к закрытому окну. Ручки не было, так что выход из палаты был только один — через Драгоциев. Можно было, конечно, попробовать разбить окно стулом, но девушка сомневалась в том, что пластиковый стул мог разбить что-то помимо самого себя. И то, максимум он мог погнуться. Василиса облокотилась на подоконник и прижалась лбом к холодному стеклу, закрыв глаза. По ощущениям, у нее поднималась температура. И это не удивительно. Все происходящее вокруг ее сильно напрягало. Что имели в виду Драгоции, когда говорили о подмене Василисы? Она ведь здесь, живая, здоровая. Еще больше вопросов вызывал Рок, которого здесь не должно было быть.       Простояв так пару минут, Василиса приняла решение бежать. Оставаться в месте, где из знакомых ей людей были беглец и слишком сильно изменившаяся подруга, девушка не хотела. В шкафу, стоящем напротив кровати, она нашла джинсы, белый топ и черный кардиган.       — Если Захарра хочет ходить в дурацком платье, то это не значит, что мне тоже нужно быть «леди», — закатив глаза, Василиса взяла вещи с полки и переоделась, решив, что тонкие тканевые тапочки, будто украденные из отеля, тоже сойдут. Не как замена ее любимых ботинок, которых тоже не оказалось рядом, но для побега вполне сгодится. Куда исчезли все ее украшения в виде комплекта пирсинга тоже осталось под вопросом.       Приоткрыв дверь, девушка выглянула в коридор. Туда сюда изредка сновали медсестры с тележками. Видимо наступило время уколов или еще какой-нибудь больничной мути. Не самое подходящее время для побега, но сидеть и ждать Василиса не собиралась. Неизвестно, когда тот самый момент наступит. И наступит ли вообще. Дождавшись, пока медсестра зайдет в соседнюю палату, девушка вышла в коридор, тихо прикрыв за собой дверь. Еще раз окинув помещение, полное жестких скамеек и пластмассовых фикусов около каждой палаты, она побежала вперед до первого поворота, едва не упав из-за ужасно скользящих по кафелю тапочек. За ним оказалась широкая лестничная площадка. Пока на горизонте не было ни души, Василиса подошла к лестнице и перевалилась через перила, пытаясь высмотреть, есть ли кто на этаж ниже. Судя по всему, палата девушки была на втором этаже, ведь внизу она увидела ресепшн и недовольную пожилую даму, пытающуюся найти чью-то медицинскую карточку, тыкая по одной кнопке на клавиатуре в минуту.       — Мда уж, такими темпами, им лучше начинать сразу его похороны организовывать. Парень явно помрет быстрее, чем старуха напечатает «карта», — усмехнувшись, подумала Василиса. Тем не менее, кроме уже уставшего диктовать свою фамилию в десятый по кругу раз парня и дамы с линзами в очках толще, чем слоновая кость, которая вряд ли увидит что-то дальше своей стойки, в вестибюле никого не было. Так что девушка, стараясь сильно не скользить по, казалось, идеально отполированному полу, направилась к выходу.       Внезапно сзади кто-то заломил девушке руки и медленно потащил в помещение, напоминавшее кладовую.       — Как ты здесь оказалась? — в тусклом свете одной лампочки, девушка увидела Рока.       — Понежнее нельзя? — девушка потирала слегка саднящие запястья.       — Я спрошу еще раз. Как ты здесь оказалась?       — Не знаю? — Василиса усмехнулась, но, увидев, что Рок ни капли не изменился в лице, продолжила, — Не знаю я ничего. Понятно?       — Непонятно. Что последнее ты помнишь?       — А почему я должна тебе все рассказывать? Ты вообще беглец. Зачем ты вернулся в эту параллель?       — Это не я вернулся в эту параллель. Это ты из нашей параллели сюда перешла, — парень оглядел кладовую и выудил откуда-то из-под коробок складной стул. Расположившись кое-как на этом подобии сидения, парень продолжил. — Ну, я жду.       — Ждешь чего?       — Зачем ты здесь?       — Послушай, я понятия не имею, о чем ты. Я была в Расколотом Замке. Ляхтич толкнул меня в разлом. «Пуф»! Я открываю глаза и вижу твою недовольную физиономию. Не самое приятное зрелище, знаешь ли.       — На «ха-ха» не пробило, — Рок сложил руки на груди, закинул одну ногу на другую и слегка наклонился вперед. — В твоих же интересах рассказать все в подробностях. Если это и правда случайность, и ты не знаешь как ты тут оказалась, я тебе помогу вернуться.       — И как же? — Василиса настороженно отодвинулась назад.       — Так же, как и сам попал сюда.