Даже первобытный страх уступает перед самой страшной силой на свете. И имя ей любовь… И даже монстр сможет снова стать человеком… Ведь любовь творит чудеса
***
Она лежит на широком ложе, откинув голову на расшитые золотой нитью подушки, полностью обнаженная и смущенная своей наготы, которая была объектом чужого вожделения и страсти, пока ее собственное тело горело от остро пульсирующего возбуждения в каждой клеточке тела, ласкаемое мягкими губами и юрким языком мужчины, вгоняющего девушку в краску одним лишь своим взглядом потемневших от желания глаз. Умелые прикосновения к нежной коже, легкие поцелуи от шеи до низа живота и нескрываемая нежность в каждом касании, — раскрепощая и позволяя полностью отдаться тому чувству, что нахлынуло будто мощная волна, унося с собой все сомнения и тревоги. Анна стеснительно сводит колени, когда мужчина между ее ног стремится развести их шире, на что тот лишь ласково улыбается, не сдержав смешка, и одним лишь взглядом убеждает довериться, покоряет своей волей, и девушка вновь расслабляется, прикрыв глаза, дабы не видеть того действа, что творил над ней этот порочный искуситель. — Если ты боишься… — Нет, — торопливо прерывает Детлаффа Анна, — просто я никогда еще не… Смущенная и раскрасневшаяся девушка кажется вампиру еще более прелестной, столь невинная в своем неведении и робости, и он тотчас приникает к ее губам, вовлекая в долгий, мучительно сладкий поцелуй, мягко лаская горячую мякоть ее рта, совершенно случайно царапая клыками, но тотчас слизывая выступившую с них кровь, которая будоражила еще больше, разжигая нетерпение и страсть. — Я знаю. — Шепчет Детлафф девушке на ухо, пока его холодные пальцы выводили какой-то узор на внутренней стороне ее бедра, медленно подбираясь все выше. — Это так очевидно? — Смущенно хихикает Анна, тотчас издав тихий стон, когда мужчина коснулся ее между ног, аккуратно, но столь умело лаская и заставляя прогибаться в спине, притягивая Детлаффа за плечи ближе к себе. — Я чувствую это. Очень многие вещи можно понять и без слов. Он хочет показать ей, каково это — понимать на уровне чувств, — но, осознавая, что между человеком и вампиром безусловный контакт невозможен, решает вначале дать девушке понять собственное тело. Анна через зубы втягивает воздух, прикусив костяшки пальцев, когда Детлафф ведет языком по внутренней стороне ее бедра, прикусывая и тотчас целуя, пока его пальцы аккуратно касаются чувствительного бугорка между ее ног, нежно его потирая, отчего девушка, не сдержавшись двигает бедрами навстречу, заметавшись по подушкам в томительной неге. Ее горячая кожа резко контрастировала с его ледяной, озаренной лунным светом, льющимся из окна, а столь жаркие прикосновения холодных пальцев посылали по телу сотни мурашек, заставляя Анну прогибаться в спине, льнуть к любовнику ближе, на что тот реагирует со всем пылом и жаждой, ему присущими; одной рукой он удерживает девушку за запястья, заведя их ей за голову, а другой хватает за подбородок, вовлекая в очередной долгий и глубокий поцелуй. — Доверься мне. — Шепчет он ей, игриво прикусив девушку за мочку уха. — Посмотри мне в глаза, Анна. Посмотри на меня. Купеческая дочка молча кивает, хватая ртом столь недостающий ей в данный момент воздух, и не может отвести взгляда от чужих налитых кровью глаз, которые смотрели на нее с такой страстью и нежностью, что весь мир казалось остановился на нем одном, таком красивом и властном в своем диком желании. Детлафф понимал, что может не сдержаться, хотя и знал, что незначительная потеря крови для девушки не станет критичной, однако не желал полностью отпускать зверя, сидящего внутри, на свободу, дабы не причинить вреда трепещущей под ним Анне, которая смотрела на него затуманенным от возбуждения взором, с полным доверием в глазах. Он входит в ее тело одним плавным движением, и девушка тотчас сжимается внутри, почувствовав легкую боль и дискомфорт; тогда Детлафф вновь целует ее, все еще одной рукой удерживая за запястья, а другой принявшись ласкать ее тело, нежно оглаживая бок, бедро, грудь, — такую нежную и теплую кожу, в которую неумолимо хотелось вонзить клыки и попробовать хотя бы частичку ее молодой, наполненной вожделением крови. Когда-то ему сказали, что именно такая кровь самая вкусная, но Детлафф дал себе слово сдержаться, а потому, когда девушка расслабляется, привыкнув к новым ощущениям, он сосредотачивается на движениях в ней, входя размеренно все глубже, пока не заполняет ее до конца. Он отпускает ее запястья, тотчас перехватив за бедра, и сам задает нужный темп, оставляя на коже Анны тонкие кровавые борозды, пока она сама обхватывает его за шею, жарко дыша в его приоткрытые губы. Луна ярко освещает любовников, уже после долгих ласк лежавших в объятиях друг друга, и кажется, что ничто не предвещает беды. Детлафф так и не покинул ее тело, нависал над ней на согнутых локтях, пока она сама нежными касаниями изучала его лицо, ставшее в самый яркий момент звериным от страсти. Когда он выходит из нее, то вовсе не переворачивается на другой бок и засыпает, — так поговаривали женщины в поселении, перешптываясь на базаре друг с другом о своих ночных забавах с мужьями, — а совершает то, что удивляет Анну, и без того испытавшую сверх меры за одну ночь. Он покрывает поцелуями ее грудь и живот, спускаясь все ниже, и девушка уже не стесняясь стонет в голос, ощутив прикосновение чужого языка между своих ног. Детлафф криво усмехается, видя реакцию любовницы на его ласки, чувствует привкус собственного семени во рту, а когда вдруг резко возвышается над ней, опираясь ладонями об ее колени, то видит четкий, ничем не скрываемый призыв в ее глазах, вновь одурманенных желанием. — Эта ночь только наша, — Детлафф касается пальцами ее губ, очертив их мягкий контур, и слегка толкается в глубь девичьего рта, издав тихий рык, когда ее горячий язык мажет по его холодной коже, — но я могу зайти слишком далеко. — Я тебе доверяю, — говорит Анна, притягивая мужчину к себе. — Я знаю, ты не причинишь мне вреда. Вампир чувствует, почти слышит, как бежит бурлящая кровь в ее венах, но не может, просто не в силах поступить так, как хотелось бы от начала и до конца. — Я умру, если ты меня укусишь? — Вдруг спрашивает девушка, огладив ладошкой чужую широкую, крепкую грудь. — Нет, если я сделать это правильно. — Тогда я хотела бы… Анна замолкает, смущенно потупившись, но мужчина все понимает, и осознание желания девушки заставляет его собственную кровь бежать быстрее. Он обхватывает ладонями ее лицо, заставляет взглянуть в свои глаза, и говорит: — Если я буду небрежен, то могу навредить тебе. Но если получится, то со временем между нами может установиться крепкая связь, которую не разрушит даже расстояние и время. Ты сможешь слышать мои мысли, а я твои, научишься чувствовать также остро, как я, но тогда ты, — Детлафф облизывает губы, не сводя взгляда с лица девушки, — будешь обречена стать такой же, как я. — Обречена? — Без моей крови, и при условии, что я не единожды буду пить твою, ты вскоре потеряешь остатки своей воли и разума, став лишь рабыней, а я не желаю для тебя такой участи. Анна задумалась. Часть ее, — какая-то дикая и сумасбродная, — хотела почувствовать настоящий поцелуй вампира, ощутить его в себе полностью, каждой частичкой своего тела, но другая вовсе не желала уподабливаться ему, этому искусителю и охотнику, в чьих руках она была лишь слабой, но добровольной жертвой. Тем не менее, она была смертной, ее век недолог, в то время как ее возлюбленный будет жить вечно, а то, что поселилось в ее душе по отношению к этому мужчине руководило ею куда сильнее здравого смысла, поселив странные желания и мысли. — Рано или поздно я стану старой и умру, а ты забудешь меня… — Нет, — жарко выдыхает ей в рот Детлафф. — Не стоит путать ваши человеческие сношения и то, что чувствую к тебе я. Вновь зардевшись, Анна опустила взгляд, задумчиво прикусив губу, однако когда вновь подняла взор на вампира, то в ее глазах читалась твердая уверенность и решимость. — Тогда я согласна. Я хочу быть с тобой! Хочу видеть то, что видишь ты, любить то, что любишь ты… Детлафф пылко приникает к ее губам, с напором вторгаясь в ее жаркий рот, пока в его сердце крепчала решимость совершить то, к чему его подталкивало все его существо с того самого момента, как он внес свою пленницу в ее спальню. — Я подарю тебе вечную жизнь, — он склоняется к ее шее, запечатлив на ее коже поцелуй, и с трудом сдерживается, чувствуя чужой трепет и дрожь, — силу всех земных сил и зверей. Анна вскрикивает, когда острые клыки пронзают ее шею, конвульсивно дернувшись в сильных объятиях вампира, но постепенно боль проходит и на ее место приходит сладостная нега, темное удовольствие, наполняющее ее тело до самих кончиков пальцев, и девушка сама притягивает мужчину ближе, обхватив ногами его за талию. Они сливаются в порыве страсти, которая кажется длится вечность, даже не подозревая, что все это время за ними внимательно наблюдала пара кроваво-красных глаз, таящихся в темноте, чей обладатель имел совершенно иные взгляды на этот счастливый финал.***
Антуан возвращается домой едва ли живой, с трудом волоча за собой разорванную ногу и прижимая к глубокой ране на шее уже пропитанный кровью некогда элегантный шарф, тем не менее, не смотря на общее состояние юноши, он благодарен тому, с кем вступил в схватку за то, что отделался столь легко, — во всяком случае, на манер живущих вечно, — ибо если и мог высший вампир быть убитым, то только если то совершит ему подобный, а тот черноволосый мужчина точно мог одним ударом вырвать сердце Антуана своей когтистой рукой, однако не сделал этого и позволил уйти живым. Он обессилен и проваливается в забытье едва переступает порог дома, но успевает услышать обеспокоенные голоса братьев и истошный крик матери перед тем, как отключиться. Когда же через несколько дней он открывает глаза на своей кровати, то к изумлению обнаруживает себя достаточно окрепшим для того, чтобы даже подняться с постели и спуститься к родным на нижний этаж; молодой вампир слышит их тихую, но взволнованную беседу, явно не предназначавшуюся для лишних ушей, а потому не показывается какое-то время, полностью обратившись в слух. — Он слишком неуправляем и силен. Иссушить целую деревню… Второго Хагмара мы не переживем, люди объявят на нас еще одну охоту! — А если он наше спасение? Что если он сможет даровать нам власть и могущество? — И ты сможешь спокойно пить кровь смертных, не чувствуя угрызений совести? — Голос матери становится чуточку выше, что говорило о крайней степени возбуждения этой обычно спокойной и уравновешанной женщины. — Это возврат к фермам и поместьям, где людей держали за пищу для богатой трапезы. Как бы я не относилась к этому племени, но я против подобных забав. Они должны жить отдельно, а мы отдельно. — А мы должны жить в горах и на кладбищах, верно, мама? — Говорит один из братьев Анутана, едва слышно хмыкнув. — Хотя спорить с очевидным бесполезно — Влад действительно навлечет на нас беду. Это не одна девушка в месяц, да и то оставленная в живых. И то, как он поступил с нашим братом… Антуан с трудом держится, чтобы не вылететь и не зарядить родичу затрещину за излишне длинный язык, однако не зря смертные говорят, что слово отнюдь не воробей, а потому тайное так или иначе уже грозило стать явным. — Он причастен к тому, что случилось с моим сыном? — Уже абсолютно неконтролируемым, переходящим на крик голосом говорит мать Анутана. — И вы, его братья, молчали? — Они молчали, потому что я их о том попросил. Антуан выходит из своего укрытия, отвергнув чужую помощь садится за стол. Он все еще слаб и едва ли осилит долгий монолог, однако не может более скрывать то, что может быть столь важно для всей его семьи, а потому начинает свой рассказ, не утаив не единой детали. Было необходимо принять решение, даже если оно будет стоить чьей-то жизни.***
— А как можно излечить вампира, если того ранили? Он может умереть от потери крови? Детлафф хрипло смеется, глядя на наряжающуюся перед зеркалом Анну, и в его сердце что-то при этом неприятно екает. Скоро она уже не сможет рядиться, глядя на свое отражение, крутиться в новых платьях и подбирать украшения для вечера. Ее зеркалом станут его глаза, ее красота будет играть в его касаниях, но для смертной девушки этот период привыкания может оказаться тяжелым и долгим, а потому Детлафф старается дать ей как можно больше поводов для радости сейчас и смирно ждет, пока купеческая дочка закончит туалет, наряжаясь для поездки к отцу в поселение. — Не умрет, если рану нанес не подобный нам. Лечимся мы кровью, некоторые из нас знают древние заклинания, да и сам процесс регенерации у вампиров быстрее, нежели у людей. Анна внимательно слушает, впитывая каждое слово, и вот она уже готова ехать: кокетливо стреляет глазками в Детлаффа, оправляя платье, накидывает теплый плащ на плечи и делает изящный реверанс перед мужчиной, чувствуя легкую дрожь по всему телу. Она слегка изменилась с того момента, как он ее укусил впервые: появилось больше игривости, уверенности в себе; девушка еще не обзавелась той же остротой чувств, что и ее возлюбленный, но определенные перемены явно случились, что не мог не заметить Детлафф. Однако Анна переживала за эту встречу с отцом, боялась, что он не отпустит ее вновь в замок и тогда вампир решит забрать ее силой, возможно, причинив боль старому Дункану… — Я не трону твоего отца, обещаю. — Будто прочитав ее мысли, говорит вампир. — И не покажусь ему на глаза. Но нам нужно поспешить — уже полночь, а времени у тебя лишь до рассвета. Скрыться из деревни под покровом ночи куда проще, нежели днем, когда каждый кмет считает своим долгом выйти за пределы избы, и Анна понимает это, согласно кивая, берет мужчину за руку и идет следом за ним, слегка вздрагивая от резких порывов холодного ветра. Он подхватывает ее на руки, будто девушка весила точно пушинка, и быстро пересекает с ней часть леса, пока острое обоняние не заставляет его остановиться возле небольшого болота, откуда веяло затхлым и тяжелым запахом… мертвечины. — Может быть, это какие-то животные? Охотники подстрелили, а те прибежали умирать сюда. Анна прикрывает лицо краем плаща, тоже ощутив ужасный тлетворный смрад, витающий в воздухе, а Детлафф подходит ближе к болоту, вглядываясь в мутную воду, пока не поднимает что-то кончиками когтей. — Что это? — Похоже на пряжку от плаща. — Мужчина кривится, глядя на виднеющиеся из болота явно человеческие останки, но тут Анна вскрикивает, бешено рванув к нему ближе, и выхватывает пряжку из его рук. — Что такое? — Не может быть, — сдавленно произносит девушка, а по ее щекам уже текут горячие слезы, — нет, только не это, пожалуйста… — Да что объяснись же! Тебе знакома эта вещь? — Пряжка… — Отползает Анна в сторону, уже не сдерживая рвущихся из груди рыданий. — Моего отца…***
Молодая девушка с длинными шелковистыми волосами цвета зрелой, колосящейся густыми волнами пшеницы подходит к сидящему на парапете балкона мужчине и аккуратно кладет свою маленькую ладошку ему на бедро. — Повелитель, он не справился. Хищный взгляд из-под густых бровей тотчас становится недовольным и злым, однако девушка не боится его, ведет ладошку выше, скользя по крепким, как мрамор, мышцам, на что мужчина даже не реагирует, углубившись в свои мысли и не удостаивая любовницу даже толикой столь ценного для нее внимания. Подумать только, а ведь совсем недавно она билась в истерике, желая вновь вернуться к своему возлюбленному, грозилась вскрыть себе вены, выпрыгнуть из окна, а теперь, полностью лишенная своей воли, девица касается пальчиками мужского естества через ткань штанов, искренне полагая, будто только так можно услужить и быть полезной. — Слабак. — Цедит хозяин замка, раздраженно скинув руку девушки с бедра. — А что древние рода, что таятся в пещерах? Они мне верны? — Они боятся вас, мой господин. — Со слепым обожанием говорит девушка, с трепетом глядя на гордый профиль своего поработителя. — Нет никого на свете могущественнее, чем Влад Дракулешти! Откуда тебе знать, — думает про себя Влад, глядя на это наивное и теперь чертовски глупое лицо. Нет, он не хотел превращать ту красавицу из замка в лесу в подобное создание. Он хочет, чтобы она полюбила его по-настоящему, понимала и была верна; она так похожа на нее, горячо любимую и единственную жену, неужели это не есть шанс, знак свыше? — Мой повелитель… — Стонет девушка, упав на колени перед своим хозяином. — Я прошу вас… Ненасытная, дикая, безжалостная. Кто бы мог подумать, что в юной скрипачке может быть столько тщательно спрятанных черт, явившихся миру совершенно случайно. Неудивительно, что многие вампиры боятся обращать смертных в себе подобных, ведь тогда на свет может появиться такой, как сам Влад. — Тебе было мало тех крестьян в деревне, жаждешь еще? Глаза девушки загораются ярким огнем и она улыбается своей фирменной детской улыбкой, которую столь часто дарила тем невинным людям, чью кровь позже испивала до последней капли. Вероятно, именно в эту улыбку и влюбился Антуан. — Позже. Мне необходимо, чтобы ты и другие наложницы были готовы к закату и ждали меня внизу. — Влад небрежно гладит любовницу по щеке, после чего оставляет ее, уже про себя добавив. — Настала пора войти в этот дом настоящей госпоже. И пусть весь мир молится, чтобы это была она.