***
Иногда года пробегали, как дни, а, бывает, замирали и тянулись, словно века. Седьмой год Ран был полон воспоминаний… Хотя бы то, что Шиничи закончил своё обучение, как предсказывала мама. Ран выдался шанс познакомится с его учителем. Он жил в круглом доме на территории замка Кудо, напоминающим лабораторию, в тот день гостил у Кудо. Ран вспомнила, как бежала по длинным коридорам за другом, чтобы поиграть, но никак не находила его. Его любимая библиотека была последним местом, где он мог быть, и юная графиня влетела туда. Пухлый старичок стоял посреди библиотеки, заслоняя собой деревянный стол. Он неловко почесал голову и расхохотался, пока кто–то шебуршал за единственным укрытием в комнате. — Здравствуйте, а вы… кто? — Я Агаса Хироши, — буркнул старик. — Ты Шиничи–куна ищешь? Он там! — Эй, профессор! — возмутился голос за столом. Поздно его хозяин понял, что раскрыл себя. Ран побежала на звук и завернула за стол. Шиничи что–то смотрел на полу, сидя на коленях, и повернулся к ней, да неудобно улыбнулся. Ран моргнула. Что–то в друге было не так… Юная графиня приблизилась к Шиничи и коснулась его руки. Та осталась холодна, тогда как цвет кожи её друга стал живым, розовым. — Что у тебя с кожей? — не успела Ран спросить, как Шиничи прыгнул на ноги и довольно покрутился на месте. — Это моя вторая форма! — гордо заявил он. — Как тебе? — Э… да как обычный Шиничи, только не бледный… — Эй, это в смысле?! — замечание возмутило Шиничи. Он стукнул ножкой по полу, перекрещивая руки, и опёрся на старый стол. Всё дуясь на подругу, юный Шинигами потянул на себя нижний ящик стола и вынул отцовские очки, затем с силой надавил на стекла. Те вылетели на пол под визг Ран, оставляя чёрную оправу. Очки преображали Шиничи, будто он совсем другой человек. — А так? — Э, а так, — едва выдавила Ран. — Я назову его, — не дав подруге договорить, Шиничи обернулся на книги и зажёгся гениальной идеей, — о, Эдогава Конан! Как тебе? Отпразднуем его День Рождения? — О, — Ран стала изучать «Конана» взглядом, привыкая, пока шутка про День Рождения не раззадорила её, — тогда, раз ему ноль лет, я буду называть его «Конан–кун»! — О, то есть мне называть тебя «Ран–нээтян»? — уточнил Шиничи, поправляя пустую оправу. Смех разбежался по библиотеке. Отныне «Конан–кун» стал Ран, как новый друг… или она дразнила Шиничи так. Сначала её друг отвечал всё тем же хохотом, даже отыгрывал другого ребёнка, избалованного и нагловатого, но постепенно стал обижаться. Особенно, если Ран начинала заявлять, что «Конан–кун» нравится ей куда больше Шиничи. А если перечисляла причины, то Шинигами дул щёки и долго не разговаривал с подругой. Если приходилось, называл её «Мори». К восьмому году Ран привыкла к Конан–куну, но ещё не к горящим глазам Шиничи перед запутанной загадкой. Например тот день, когда они обнаружили загадку странного мужчины в библиотеке ещё в конце первого класса или когда Юсаку сам подкидывал шифры сыну для «улучшения навыков». Как горели глаза юного Шинигами! Ран каждый раз удивлялась, как его так забавляют такие загадки, что даже попыталась придумать свою. Но Шиничи моментально раскрыл её странный каламбур и, сощурившись, предложил попробовать снова. Ух Ран надулась! Но скоро простила. В тот же год Ран спросила у короля Кудо: «Все ли боги, как её друг, так помешаны на загадках?». Тот только улыбнулся и поведал, что они с сыном навещали много других богов и видели разное. Например, Шинигами королевства Куро, Мияно Шихо, совсем не интересуется ни преступлениями, ни смертями. Она просто смотрит на часы, понимает, что кто–то умер, шепчет: «Сочувствую» и продолжает читать модные журналы. Единственные, кого она спасла — её родители и сестра, а так же любимую кошку Хайбару. Юсаку рассказал о забавном случае: когда Шиничи позвал к себе кошку, Шихо отозвалась, как на своё имя. Позже она объяснила, что такое прозвище «Хайбара–сан» ей дали дети баронов по соседству, с которыми ей «приходится» нянчится (сначала приходилось, потом она сама привыкла). С тех пор Шиничи ни разу не назвал ту Шинигами по реальному имени, сойдясь на «Хайбаре». Юсаку и Ран вместе рассмеялись над этой историей. Потом король уточнил, что такие Шинигами были и у него в знакомых, но к ним его сын не ездил. Зато они успели навестить несколько других, таких же помешанных Шинигами и даже бога в «рабстве». Ран зажглась интересом. Тема богов всё сильнее увлекала её. Сначала Юсаку рассказал о Сере Масуми, юной Шинигами из королевства Акай. Их семья считается королевской, к тому же у них много наследников, но между ними никаких распрей, старший сын Шуичи и Масуми всегда делят обязанности, если отец не может работать. Затем о королевской семье Хаттори. Их надоедливый наследник Хейджи ещё второй формы не выучил, а уже нагловато лезет в каждое убийство, почти как Шиничи раньше. Ран даже посмеялась, узнав, что они вместе влезли в убийство одного богача, отравленного его женой с помощью иглы, а потом порадовалась, когда Шиничи обошёл нового друга в дедукции. Так же Юсаку добавил, что у Хейджи тоже есть подруга, которую он оберегает, и Ран захотелось как–нибудь встретится с ней. Напоследок Юсаку поведал о королевстве Экода, которое насмешило его больше всех. Его Шинигами Сагуру мало того, что из простой семьи потомственных дворецких и получил часы в семь лет, любил уезжать из своего королевства на недели, ведь иначе его брал в «рабство» юный граф Кайто из семьи Куроба: заставлял ходить за ним хвостом, помогать ему с загадками или добывать информацию. Ран аж ахнула — она думала, что Шинигами всегда аристократы! Теперь ей хотелось посетить все эти королевства. А вместе с такими рассказами дружба Ран и Шиничи стала только крепче. Кто–то шутил, что они уже парочка, но она отшучивалась, а он молчал. Как–то, когда Соноко стала хихикать, как они мило держаться за руки, Шиничи отпустил руку Ран. Та почему–то вспомнила слова того мальчика: «Шинигами не могут любить»… Отец говорил ему? Но ведь Юсаку и Юкико прекрасная пара, уж куда дружнее её родителей! Только что насчёт Шиничи? Ран остановилась вдали от друзей на мгновенье. А почему она вообще о таком задумалась? Ран потрясла головой, выкинула мысли и снова подбежала к Шиничи, выхватывая его руку, несмотря на возражения. Холод его руки приятный, мягкий, как мороженное на языке. Ран всё чаще следовала за ним на каждую игру с загадкой или в гости, а он объяснял ей, как её разгадать. Они были, как персонажи той книги, как же… Холмс и Ватсон? Ран тоже попыталась вести дневник о победах Шиничи, что погубило её в очередной раз. Снова осень, уже восьмого года её жизни. Ран заплутала в вечерних улочках, в руках её покоился блокнот и карандаш — она записывала, что пережила сегодня с Шиничи и иногда добавляла маленькие, милые рисунки в текст. То Шиничи с трубкой, как у Холмса, то в забавной шляпе или даже портрет улыбки друга, набросанный наспех. Первые рисунки были детскими, но постепенно расцветали. За последний портрет Ран похвалила и мама, и нянечка, а Юкико вовсе закружила малышку по комнате. Довольная Ран счастливо надула щёки, развернула блокнот и не отпускала взгляда от короткой улыбки на листе. Глаза Шиничи тепло глядели на неё с листа, а похвала от близких взрослых наполняла гордостью, что Ран забылась. Говорили ведь детям: «Смотрите на дорогу, машины уже распространились по городу! Попадёте под колеса и…». Удар. Крик прохожего, затем и водителя. Оба подбежали к машине, разглядели детские ноги, а в метре от тела — альбом. Ран снова очнулась в пустой, холодной комнате. Свет свечей казался совершенно никаким, безжизненным — от танца пламени до капелек воска, заметных на свету. Дверь же заскрипела в последний раз — теперь она открылась на распашку, а темнота за ней блеснула, сменившись на светлый цвет, где плавали едва различимые перистые облака, белые, как снег. Дверь особо завораживала, если светилась так, Ран потянула руки… и остановилась. Никакого холода на плечах, никто не тянет назад почти за шкирку, мысленно умоляя не идти вперёд. Нет холодной нежности, родной, как мамины объятия или папина рука на голове. Ран попыталась обернуться, чтобы найти Шиничи, но её шея приковалась к двери, блокируя дорогу назад. Только кто–то другой мог вытащить её отсюда, вырвать из пустого пространства обратно на свет. — Может, — девочка не услышала своего голоса, — он опаздывает? Ран попыталась сесть на пол и ноги послушно двинулись, но пол совсем не ощущался. Чего бы полумёртвая не пыталась коснуться, как бы плотно не сжимала пальцами, от предмета одно видение и каких ощущений. Казалось, можно просунуть руку в пламя одной из свечей и не обжечься. Стало интересно. Ран вскочила на ноги, сделала смелый шаг вперёд, второй, как вдруг воротник её платья сжала знакомая рука. Неужели сейчас Шиничи снова обнимет её и вернёт назад? Но грубая рука лишь дёрнула на себя одним резким движением, приказывая не медлить. Рот открылся, но крик выходил постепенно, вместе с каждым запахом, который пробивался в нос: комната с лекарствами, женские духи, пробежавшие мимо, запах яблочного шампуня, который Юкико подарила сыну. Глаза Ран лениво приоткрылись, затем распахнулись, а их хозяйка отпрянула на край кровати. Лицо Шиничи выглядело совсем не таким, как раньше, он был ещё более растерянным и… злым? В его голубых глазах появились чёрные огоньки, заводили хоровод своими язычками, а мальчик прижал зубами нижнюю губу, чтобы сдержаться. Ран видела, как он морщился, пытался успокоится, но эмоции накрывали его сильной волной. Тогда он сжал её плечи, сильно, насколько сумел, с непотухающим в глазах огнём, и крикнул: — Ран, чёрт возьми, даже не подходи к той двери, ты же умрёшь! Загадка двери была чудовищно проста. За ней, как за яркой обёрткой невкусного сиропа от простуды, скрывался портал в вечность, в ту сторону жизни. Ран каждый раз была на волоске, когда тянула руку к двери сквозь коридор, но только она казалась выходом из безжизненной комнаты, где и обернуться нельзя. То место так и кричит: «У тебя больше нет выхода, иди туда!». Интересно, все люди видят тот коридор? Какие строят лица? Бегут в дверь, сопротивляются? — Ран… Ран, ответь! — Шиничи крепче сжал ладошки на плечах подруги. Та, выбираясь из мыслей, невольно хохотнула. — Да что смешного?! — Прости, Шиничи, я не специально… Спасибо тебе, — Ран пробежалась взглядом по тумбе напротив кровати. Её альбом чист от крови и всё так же открыт на её рисунке. — Как тебе рисунок? — Рисунок?! — Шиничи только надул щёки, но, едва заметив, как мрачнеет Ран, повернул голову к тумбе. Он с лёгким румянцем оглядел свою голову на листе. — Ну, мило… — Правда?! — Да, — щёки Шинигами окончательно порозовели, а руки на плечах Ран разжались, — я думаю… — Слава богу! — Только не смотри на рисунки постоянно, — сквозь смущение строго пробурчал Шиничи, — и не умирай… я не хочу снова пережить твою смерть… — Тогда, — Ран крикнула «тогда» не подумав и тоже прикрыла рот. Она недолго подумала… Решение пришло резко — девочка протянула другу мизинчик: — Обещание на мизинчиках! Я обещаю больше не умирать! — Ран, — поколебавшись, Шиничи протянул ей свой холодный палец. — Обещаю спасти тебя, если ты нарушишь обещание! Детское обещание ещё сильнее укрепило дружбу. Никто не мог вспомнить дня, когда Шиничи и Ран играли порознь, сколько бы таких не было. И каждый раз все удивлялись, стоило одному сказать, что второй заболел или уехал. Как так, «лучшая пара школы» и не рядом! Конец света точно не завтра?! За восьмым годом прибежал девятый. Ран впервые взяли в поездку по другим королевствам в сопровождении нянечки. Путь был долгим, куча дней на поезде, несколько на катере и снова долгие часы в просторном купе. Маленькая графиня интересовалась всем этим, с любопытством улыбалась незнакомцам и изучала местные диковинки, коих в избытке. Её друг детства, уже повидавший многое, просто бродил за подругой, с паранойей сопровождал её близко к воде или по людным, запутанным улочкам. Ран понимала, с чего он беспокоится и не отпускала холодной руки, но, порой, не могла сдержать шуток, какой Шиничи параноик. Шинигами всеми руками возражал, его спутница стала намекать на своё каратэ и даже практиковать на ближайших предметах. Только её удары были ещё такими слабыми, что попытка сломать кирпич с треском провалилась. Шиничи не мог исцелить боль в её руке, но от его руки на спине стало заметно легче. Его холод напоминал что–то хорошее: мороженное, холодный десерт, сверкающий лёд в стакане с соком, который хочется подержать в руках, как драгоценный камешек. И ни капли этот холод не страшен, что бы другие не говорили. А глаза Шиничи? Напоминали синий шёлк и цветом, и взглядом. Вот он улыбается, и его глаза на секунду сверкают, будто на небе зажигаются звёзды. Когда он грустит, те потухают, а если злится, то сменяются чёрными огоньками, обжигают… А ещё Ран нравилось, когда Шиничи растерян — тогда звёздочки бегают по синим глазам и всё ищут пристанище. То же, когда Шиничи смущается… Вглядываясь в воду с катера, Ран вспомнила, как взрослые сватали её к Шиничи и, в силу детской фантазии, представила их вместе, сначала за ручку, потом неловкое предложение руки и сердца, а там и пышную свадьбу… Щекам стало тепло. Ран наклонилась над прозрачной водой и с визгом схватилась за красные щёки. Фантазия оказалась приятной, как мечта… Значит, она влюбилась в Шиничи? Ран потрясла головой. Рано так говорить! И… вдруг тот мальчик прав? — Ран, не наклоняйся над водой! — холодные пальцы щёлкнули её по носу, только Шиничи закончил говорить. Его глаза блеснули от улыбки, как тут же забегали в панике, пока Шиничи проверял лоб Ран. — Эй, ты красная, температура?! Нет уж, тот мальчик просто придурок! Разве кто–то беспокоится за неё, как он? Может, она ему нравится? Хоть чуточку? Но если нет… Ран сгустила брови, задумалась, как мимо пролетели чайки, зашумели люди, недалеко проплывал пароход. Мысли, слишком ранние для ребёнка, надолго забылись. Было достаточно тесной дружбы и чувства защищённости в холодных, но нежных руках, радости от общей поездки, новых знакомств и весёлых деньков. Даже школа стала яркой! Но девятый год, как все, подходил к концу, сменяясь на десятый. А там День Рождения Ран: большое торжество, долгие дни подготовки, огромные списки гостей. Пока приглашаешь кучу семей, неудивительно потеряться в именах, но Эри наставляла Когоро, а помощь Юсаку и Юкико помогла исправить всё недочёты. Каждого гостя приглашали красивым письмом с рисунком самой именинницы в каждом, что заставляло улыбнуться. Все готовили подарки юной графине и лишь один старый граф только усмехнулся, забрав письмо. Его не интересовала вечеринка, да и праздник Мори. Он давно точил зуб ещё на Когоро, торжество развязало ему руки. Множество идей роилось в его голове: он приходил к Мори на чай, изучал дом семьи, раздумывал, просчитывал лазейки и план, как ружье выстрелит Когоро в голову, а потом играл с Ран, предлагая ей мармеладки. Наивная юная графиня провожала старика с радостью, Шиничи, единожды заглянувший к ним, сощурился на спине незнакомца. — Что–то не так, Шиничи? — улыбнулась Ран, наблюдая как недовольные огоньки играют в глазах друга. — Знаешь, мы, конечно, боги, но предсказывать со сто процентной вероятностью не умеем, — протянул Шиничи, наблюдая, как Эри закрывает за гостем дверь, — но мне не дают покоя его глаза… будто убийство задумал. — Убийство?! — Отец показывал мне преступников… у них такие же глаза. Просто этот ещё думает. — Тогда… — Тогда давай скажем Мегурэ, чтобы он подготовился к вечеринке! — предложила Эри, только подошла к ним. — У Юсаку тоже такая чуйка. Я тебе верю, маленький детектив! — Ха–ха, спасибо! Ран сморщилась, вспомнив, как дядя кормил её мармеладом, улыбался и рассказывал ещё непонятные ей шутки. Захотелось возразить, но Эри так активно гладила Шиничи по голове, а тот расплывался в довольной улыбке, что Ран засомневалась в себе. Наверно, Богу Смерти лучше знать… Все ли убийцы выглядят так нормально, а в душе переживают бурю злости, ярости, каждую малую долю ненависти? Ран уже не смотрела на гостя, как раньше, она разглядывала его глаза, пока он доставал мармеладки, следила за диваном, за разговорами взрослых, бегала за советом к Шиничи. Но вот день торжества — Ран, приятно морщась, задула десять свечей, а аплодисменты поддержали её. Заиграла музыка, зашуршали подарки, именинница с восторгом открывала подарок от родителей, когда вдали, ближе к ванной, прогремел выстрел. Все замерли, оборачиваясь туда. Юсаку и Шиничи немедленно вспомнили о старике, Ран визгнула им вслед, а Эри первой полетела туда, чтобы врезаться в Когоро по дороге — он был жив, спустился в погреб с вином. — Фух, дорогой! — выдохнула Эри. — Пошли немедленно, рядом прогремел выстрел! — Что?! Где?! — мужчина панически огляделся и едва различил Юсаку, за котором двумя хвостиками летели Шиничи и Ран. Дверь столовой распахнулась быстро, но преступник выпрыгнул из окна куда раньше, выкинув ружье перед собой. А на столе осталось тело неудачливого гостя, слишком похожего на Когоро в свете свечей. Ран взглянула на него, пытаясь разглядеть на бледной коже что–то необычное, например, оказался ли мужчина у двери, но Юсаку, глаза которого зажглись чёрными огоньками на пару минут, лишь усмехнулся и констатировал смерть. Может, незнакомец не видел двери и сразу попал за неё? Или отец Шиничи считает, что его не нужно спасать? Ран уставилась на друга детства. Он мог дать ответы на её вопросы, но слишком увлечённо разглядывал тело. Как бы поговорить с ним? — Эй! — грубый крик Когоро заставил Шиничи пошатнуться. Что уж говорить, когда полупьяный граф кинул его за шкирку в сторону рядом с Ран! — Пошёл отсюда, время взрослых! — Ау! — сжавшись, Шиничи потёр ушибленный зад. Ран подлетела к нему, пытаясь помочь хоть рукой на плече, но друг остановил её. — Убийцы должны поплатится, нужно помочь отцу… — Шиничи, но почему этого человека не воскресили? — шепотом спросила Ран. — Что не так? — Ну, — Шиничи засомневался, сморщился от одной мысли рассказывать подруге о таком, но почесал шею и как–то протянул: — есть люди, которые вообще не видят дверь. Обычно дверь видят те, кому ещё рано туда, кому надо подумать, готовы ли они умереть. Некоторые уже готовы, потому они появляются у двери или за дверью. А иногда человек должен умереть по какой–либо причине, тогда его телепортирует к двери, которая начинает его засасывать… — За… засасывать? — сжавшись, Ран икнула. — Страшно представить… — Вот, я же тебе говорил, что это страшно! Я не могу определить, что конкретно с ним произошло, это может только Шинигами с часами, так что тут нужно спросить у отца… — То есть если человека засасывает туда, то его спасти уже нельзя? — Да, это окончательно и никак не исправить, — Шиничи посерьёзнел. Одной рукой он заправил Ран за ухо несколько прядок, потом перенёс ладонь ей на голову. — Потому запомни, Ран, не смей грешить, иначе тебя туда засосёт! Что я буду делать без тебя ещё девяносто лет? Неосторожная фраза, брошенная Шинигами, дошла до ушей Ран, но ещё не была принята головой. «Что я буду делать без тебя ещё девяносто лет», «что я буду делать без тебя ещё девяносто лет» — мозг бездумно повторял эти слова, пока постепенно, по маленькому шажку, их смысл добирался до головы. Щёки Ран снова нагрелись, а у Шиничи появился розовый, ставший позже алым румянец. Когда его глаза забегали по комнате, избегая Ран, та просто отвернулась, пытаясь спрятать свои «пятнышки». Повеяло любовными романами, которые она читала у Соноко. Может, ей просто кажется? Но щёки горели долго, словно никак не потухающий пожар…***
Десятый год сменился одиннадцатым за школой, тренировками и огромной кучей… убийств. Их стало так много, что, один раз, Ран увидела труп в человеке без сознания и облегчённо улыбнулась, когда упавший снова встал на ноги. Но отчего в Бейке так много смертей? Ран спросила у Шиничи, тот снова стал секретничать, менять тему, но постепенно сдался. Поведал, что первые боги смерти и люди жили здесь, но никто ещё не понимал, что смерть — конец всему. Раньше и люди, и боги стремились убить друг друга, понять, что есть смерть, и только один, самый первый бог был недоволен всем. Он же рассудил между богами, но люди не захотели слушать его, остались теми же варварами, какими были. И этот дух безжалостной резни постепенно передавался поколениям, создавая новых и новых убийц. Уже редких, но таких же опасных. Ран задрожала, представляя, как очередной человек берёт в руки оружие, чуть что идёт не так, но Шиничи приобнял её, объясняя, что сейчас люди стали умнее и многие догадаются, как решить всё мирным путём. Опасаться стоит тех, кому убийства доставляют наслаждение, таких как серийный маньяк, объявившийся к концу года. Опасный, безжалостный убийца, известный своей силой и убийствами девочек двенадцати лет. Одни были уверены, что это огромный мужчина, другие ставили на сильную, высокую женщину. Но всё требовали от Юсаку помощи, ответов, на что тот надевал костюм барона и бежал по ночным улицам. Все считали, лучше бы он просто подглядел имя маньяка, но Шинигами упорно думал, догадывался сам, без волшебной помощи. Пытался показать, что люди не хуже богов, и быть наравне с убийцей, не показывая превосходства. Ран восхищалась его упорством, но печалилась, понимая сколько жертв умерли ни за что. Наверно, все дети по незнанию брели к двери, а другие… Нет, Ран не могла представить, что дети могли попасть за дверь просто так. За два месяца Юсаку успел спасти одну девочку из двадцати… плюс одной, если считать Ран. Именно четвёртая смерть последней помогла поймать убийцу. К тому времени Ран могла победить низкого взрослого, но точно не маньяка, прослывшего сильным. А Шиничи только получил странные «изобретения от Агасы» и шёл вместе с подругой по тёмным улочкам, выискивая убийцу под ночным ливнем. Молодому Шинигами всего одиннадцать, а у него взгляд бывалого полицейского — измученного, осевшего, который обычно рано седеет… Прямо как друг папы Ран инспектор Мегурэ. Из мыслей, окутанных дождём, детей выбил выстрел. Ран первой повернулась на звук. Фонарь у тротуара едва зацеплял тёмную аллею, где блеснула красная рука. Ран испугано пискнула, но, только Шиничи повернулся туда с ней, подвела его ближе к фонарю. Маньяком, нависшим над мёртвым телом девочки, была высокая, мускулистая женщина неопрятного вида. «Такое… старое платье…», — Ран удивлялась каждой заплатке на одежде женщины: «Она явно несчастна, но всё равно почему?». Взгляд скользнул к телефонной будке. Шиничи уже собрался побежать к ней и повернулся, как Ран удержала его. Женщина, довольная результатом, замотала голову платком, собираясь уйти. Времени думать не было, Шиничи паниковал… Шальная мысль пробежала в голове. Так быстро, как могла, Ран притянула Шиничи к себе и, не дав выбора, приказала: — Я отвлеку её, а ты звонишь в полицию. — Эй, Ран, ты же тогда! — Ты спасёшь меня, верно? — быстрая улыбка, и Ран прыгнула на пустую дорогу. — Ты обещал! — Ран, эй! — Шиничи колебался, наблюдая, как Ран звала преступника, но сорвался к телефонной будке. Он сообщил отцу адрес наспех, но Юсаку легко понял сына. Ничего не ответив на сообщение, отец напомнил о изобретениях Агасы, и Шиничи сбросил трубку, выбегая назад. Когда Шинигами перебежал дорогу, Ран лежала на земле в луже крови, пока её душа сидела у двери, ждала прихода Шиничи. Убийца же, морщась, кинулась на мальчика, на что тот легко увернулся. Шиничи щёлкнул чем–то на обуви. Убийца подготовила нож для нового нападения, как тут включился и пояс Шинигами. Небольшой мяч вырвался на свет, а удар ногой подал ему скорости. Уже скоро преступница взревела от боли и провалилась в долгую дрёму. Шиничи подошёл к Ран. Он, морща нос, оглядел блестящий в ране подруги нож, сжал руки на её плечах, напрягся, но замер напротив полумёртвого лица. Если бы не Ран, преступник бы давно ушёл. Как смело она пошла на это… Поверила ему… — Дура, а если я буду далеко? — выдавил сквозь зубы Шинигами. Белые огоньки заиграли в его глазах, пока руки несли Ран назад от двери. — Ты будешь ждать меня? — А? Вау! — впервые Ран весело распахнула глаза, как только очнулась от смерти. — Я так хорошо расслышала твой голос, когда возвращалась назад! — Тогда ответь… что ты будешь делать? — Ну, — хмуря брови, Ран подумала для виду, да махнула ладошкой. Ещё и хлопнула друга по носу, словно говорит о чём–то весёлом. — Ждать плохо? — А если я задержусь надолго?! Ран, ты уже умираешь… умираешь каждый раз! Почему ты ещё такая весёлая?! — крича, Шиничи сжал веки, скрывая чёрные огоньки в его глазах. Но руки Ран заставили его раскрыть их, а её слова отпечатались в его голове на всю жизнь. — Потому что у меня есть ты, Шиничи! — её улыбка светилась сравни фонарю на тёмных улицах, такая же, как в день их встречи. — Если это поможет тебе, то я буду в порядке! — Дура, — только и выдавил Шиничи. Он опустил голову, но даже так Ран замечала его красные щёки. Ран покосилась на убийцу. Та неподвижно лежала на земле до самого приезда Юсаку. Когда тот прибыл с полицией, Шиничи сжал руку Ран и посмотрел прямо на отца. Его подруга не знала, что творилось в его голове, но ощутила его серьёзный взгляд, когда он подошёл ближе к взрослым. Он отпустил её руку и попросил её вернутся к родителям, пока он поговорит с отцом. Ран послушно поспешила к недовольной маме и папе, уже испортившим пиджак кучей слёз. Пока они обнимали дочь и шептали слова поддержки, Ран не увидела, как Шиничи шепотом ругал отца, махал руками, спрашивал его почему, на что тот гладил сына по голове. Когда Ран повернулась к ним, Юкико подняла сына на руки, а тот, проводив отца мрачным взглядом, отвёл взгляд в пол. Шиничи рассказал ей всё на летних каникулах. Когда он только ребёнком начал познавать, кто он такой, что у него за сила и как ей управлять, смерть предстала ему финалом всего, особенно, когда маленький Шинигами, узнал главную тайну места по ту дверь. Он оглянулся по сторонам, когда дошёл до мрачной темы, но вечерний парк пустовал, а Ран остановила свою медленную качель. Шиничи улыбнулся ей. — Ран, этот секрет обычно рассказывают только близким, но я боюсь, что он разрушит твои представления о смерти… Ты уверена, что хочешь знать? — Да, — Ран ещё сильнее сжала качели в руках, — я хочу знать, что чувствуешь ты… — Понимаешь, Ран, люди придумали многое: разных богов, ад, рай, но, даже если та дверь выглядит светлой, по ту её сторону ничего нет, — Шиничи едва выдавил это. — Там просто конец твоего существования, ничего больше. И… никакого перерождения тоже. Ты была раз и всё, конец… В груди больно кольнуло, но больше ничего. Ран смиренно приняла истину, ведь давно забыла о смертях из книг. Какое там, когда Шиничи сама смерть и жизнь? Он знает куда больше, каждое его слово — единственная истина, та, что всегда одна. Вот почему он любил так говорить… — Всё нормально, Шиничи, я поняла. Ты ведь больше не увидишь меня, если я попаду за дверь, — она произнесла это тихо, но Шиничи почувствовал каждое её слово. — Но что насчёт тебя? Ты можешь умереть раньше? — А, я попадаю в другое место, если умираю, это вроде… зала суда, где твоя мама работает, — Шиничи нахмурил брови. — Другие Шинигами собираются на трибунах, чтобы решить, достаточно ли я прослужил или меня вернут назад… — А когда тебе будет сто? — Тогда, меня проводят на тот свет, и я тоже перестану существовать… Там знаешь, как в том театре показывали, — Шиничи ещё больше нахмурил брови, что стал походить на разозлённого Когоро, и Ран захихикала. — Ну такая… ковровая дорожка… Ну, такая длинная дорога, по которой ты идёшь к двери… может даже рука об руку с… Шиничи осёкся, его щёки налились румянцем. Ран попыталась хлопнуть его по плечу и заставить очнуться, но Шинигами вскочил сам, уже вовсю красный. Он и правда походил на Когоро, который представлял нечто, за что Эри била его по спине, но Ран не стала повторять за матерью. Она лишь оттолкнулась ногами от земли, предлагая Шиничи просто покачаться с ней и надолго забыть о смерти. А, если придётся вспомнить, они оба будут знать, что по ту сторону двери. Шинигами вскочил с качели, уставился в спокойные глаза Ран, но та снова одарила его искренней улыбкой. В тот день Шиничи наконец увидел, что она верила ему, понимала, дружила с ним не ради воскрешения, а ради него, помешанного на загадках, нагловатого юного детектива. Щёки, только потухнувшие, снова загорелись, и Шиничи скрыл их рукой, но забыл отвернуться. И Ран рассмеялась, пока друг пытался прикрыть щёки уже ладонями. Они походили на героев той истории про друзей детства… Или это Ран уже совсем замечталась.***
С того лета жизнь стала заметно веселее, даже с кучей убийств по всей Бейке. Ран скорее смешило, когда Шиничи стремглав рвался на каждый крик, с умным видом изучал труп и бежал искать улики. Особенно из–за его второй формы. Конан, как он её назвал, ни капельки не вырос со своего «рождения». Он остался семилетним ребёнком, да ещё на полторы головы меньше Ран! Та чувствовала себя старшей сестрой, стоило только Шиничи превратится в очкастого первоклассника. А уж как объяснить другим, почему два ребёнка бегают вокруг тела, было главной задачей. Лишь к двенадцатому году люди привыкли считать Конана вундеркиндом, а Ран — его нянькой. Каждый день становился лучше другого, словно солнце светило ярче, а птички исполняли прекрасные арии вместо просто чириканья. Ран всё чаще, замечала, что Шиничи становился уверенней, проще, даже с долей самолюбия, особенно, когда его хвалили за гениальную дедукцию. А иногда улыбался широко, совсем как Когоро, когда случайно раскрывал простое дело. Но Шиничи и правду был гением в расследованиях. Ран не понимала почти всех его выводов и объяснений, она, замерев, наблюдала, как его лицо сменяется с серьёзного на улыбку, а слова режут преступника так, что выпускают наружу последнюю совесть. Если же такой нет, Шиничи сполна воздаёт преступнику за его заслуги, особенно, если тот заставил Ран страдать. Сама же Ран постепенно привыкла к неприятностям, легко выкручивалась из них, но иногда случай не позволял воспользоваться приёмами каратэ. Например, когда подорвался поезд, Ран чуть не лишилась не только жизни, но и руки, однако, очнувшись почти моментально, обнаружила пропажу на месте. Она попыталась пошутить, что смерть пришила ей руку назад, но новый взрыв сломал вагон вдалеке от них, и всем пришлось бежать. Никто не разобрался, кто виноват, да и в королевство Осака никто не доехал. Двенадцатый год закончился без путешествий. Те перенеслись на следующий год и прошли удивительно успешно. Весь год оказался таким спокойным, что Ран не верила своим глазам: они больше не находили трупы у соседей, подозрительные бумажки с шифрами по дороге домой или не узнавали про новые дела от взрослых. Убийства случались лишь несколько раз, зато, стоило Шиничи и Ран покинуть Бейку, разошлись не на шутку. Только в Экоде не случилось ни одного, а в Осаке — целых три, словно смерть игралась с королевствами. Вот Ран и её подруга Казуха остались у подозреваемой и накинулись на её солёные печенья, как Ран проснулась у двери. Она позвала Казуху, но вспомнила, что комната всё так же одинока и тиха, а её интерьер пуст и скучен. Сморщившись, убитая села ждать, пока её не дёрнули назад. Шиничи поднял её на диван, пока позади него его друг Хейджи мучался, вытаскивал свою подругу назад. Именно тогда Ран увидела процесс, белый огонь в глазах Шинигами и его напряжённое лицо. Вряд ли это можно забыть… Но мрачный миг был одним из череды других, полных счастья и радости. Вот Шиничи столкнулся с простецким делом про лабрадора, который оказался кейсом для гитары, а родители Ран отпраздновали очередную годовщину. Если бы только Когоро не стал флиртовать с официанткой под конец, вечер стал бы куда прекраснее. Ран довольна. Именно такой она всегда представляла свою жизнь: с родителями, друзьями и Шиничи, крепко сжимающим её руку напротив. Когда она попала под завалы обрушенного здания после четырнадцати и утонула в огромной речке год спустя, Шиничи снова и снова спасал её. И они веселились как раньше, как дети. Ран даже не заметила, когда на торте, вместо «двенадцати», кондитер написал «шестнадцать». А ведь это тот самый возраст, когда вспоминают слово «свадьба»! Считается, что к каждой невесте в это время должен определиться жених. Конечно, все считали, что Ран и Шиничи уже решено — от аристократов до простых семей. Она смеялась, он отводил взгляд и молчал. И даже, если они не держались за руки, невидимая нить цепко держала их вместе, нерушимая и толстая. Повзрослев, они сохранили свою дружбу, которая прошлась через восемь смертей Ран и отчаяние в глазах Шиничи, когда он снова видел её тело. Но это далеко не всё! Годы спустя Ран с улыбкой расскажет об этом сыну, но тогда этот случай почти довел её до срыва. Дверь в смерть успела надоесть и раньше, однако не настолько, как тогда… Это случилось на восемнадцатом году, когда Шиничи оставался месяц до совершеннолетия. Юсаку пообещал сыну часы, договорившись, что уедет в другое королевство, другие Шинигами требовали торжество в честь нового бога Бейки, а Ран с любовью занималась упаковкой подарка. Она немного расстроилась, что за два года не услышала предложения. Решила, что для Шиничи она просто подруга и не больше — это заставило её проплакать не одну ночь. Смирение пришло постепенно, а чувства не проходили. В каждую ленту на коробке Ран вкладывала свой смысл. Тишина её комнаты помогала с настроем, а отсутствие родителей лишало внезапных шумов. Маленькая свеча, столик, кровать — было тепло и приятно. Закончив, Ран вспомнила, как ушёл отец: гордой походкой, докуривая новенькую сигарету, а потом бросил её за себя и поспешил на встречу с любимой актрисой. Графиня замерла в воспоминаниях. Она помнила, как отец бросил сигарету за себя, но чтобы он потушил её? Может, Ран просто показалось? Когоро обычно был осторожен, но проверить стоило. Ран убрала подарок в надёжное место, накинула любимую кофту и на цыпочках направилась вниз, словно кто–то не должен её услышать. Она постепенно, не спеша, пересекала одну ступеньку за другой, прислушивалась к лёгкому запаху гари, дыма… огня. Резкая теплота показалась ненормальной… Нет, подбежав вниз, Ран заметила, что она и была ненормальной — весь дом был охвачен огнём. Замерев, опираясь на запасную дверь, графиня наблюдала, как пламя сжирало мебель и обои на стенах, а адская жара заставляла кричать. Резко, пламя бросилось в сторону Ран, и та открыла дверь за собой в чём была. Все её мысли замерли на подарке Шиничи, только ноги уносили дальше от дома, вдаль по короткой дороге сквозь соседний с домом лес. Днём он не был запутан, но вечером темнота превращала просторные поляны в лабиринт без стен. Уже скоро Ран не отличала дорогу к замку от пути к другим домам или тропинки к озеру. Особо длинной, почти как до замка, не освещённой городскими фонарями, но узнаваемой благодаря тихому шуму озера. Вот и Ран на половине пути расслышала шёпот воды, будто кричащий, что она свернула не туда. Однако попытка повернуть на дорогу вдоль озера, в надежде снова выйти на тропинку к замку, не привела ни к чему. Ран только выбежала на пригорок, под которым озеро, а впереди неприглядная гуща деревьев. Либо она запнётся о камень или… Миг, и ноги теряют равновесие, но Ран хватается за верх. Её руки уже не так слабы, она легко поднимается назад, но выбора немного — либо без ориентиров сквозь лес, либо пытаться отыскать дорогу назад. Первой мыслью стал путь к замку. Ран рванула в его сторону, напряжённо вспоминала каждую тропинку, куда сворачивала с Шиничи, когда шагала в гости… Шиничи, точно, Шиничи легко найдёт её! Надежда засияла, как маленькая свечка, и догорела на середине дороги. Шиничи уехал на торжество. Он вернётся только через месяц к Дню Рождения, да и Юсаку с ним… Что Ран делать без них? Что ей делать, если она уже далеко не у замка? Скорее в лесу за ним и крона вечнозелёных деревьев только наступает на неё. Если она не выйдет назад, то потеряется ещё сильнее и умрёт голодной смертью. Если только пытаться бежать назад, доводя себя до усталости, заставляя ноги ныть, а грудь — болеть… Нет, Ран только вернулась на пустую дорогу, не к замку или домам. Она блуждала туда, да сюда в поисках хоть чего–то из людского мира, но нашла только озеро, закрытое пригорками. С другой стороны была каменная лесенка вниз, можно спуститься и лечь у воды, слушать шёпот воды под уши… Если бы её нашли нашли за часы. Может, отец быстро вернётся с пьянки? Нет, ей точно придётся просидеть ночь у озера. Может, мама заметит, что дом сгорел? А если она решит, что Ран сгорела вместе с домом? Значит, от неё никакого сигнала… Даже подарок для Шиничи аккуратно сложила на место… Погружаясь в мысли, Ран спустилась к воде. Её приятный цвет и нежная водная гладь зазывали к себе, почувствовать холодное озеро и поплескаться под ночным небом. — Ха–ха–ха, — Ран ответила неловким смехом, — часы Шинигами ведь расскажут отцу Шиничи, кто умер? А если мне умереть? Какая глупая мысль! Ран расхохоталась ещё больше, сильнее. Как она вообще могла так подумать? Ну нет уж! Графиня взглянула на слабый свет луны, который слабо освещал ветвистые тропинки. При свете ночи до города не добраться. — Наверно, это глупо, но… может поспать? — Ран отошла от воды ближе к гладкому, немного мокрому песку. Лечь на него получилось, но хорошо уместиться на нём — невероятно сложно. — Скользко! Ух, надеюсь не свалюсь в озеро… С другой стороны это подаст немедленный знак. И Ран снова расхохоталась, удерживаясь на песке. Полудрёма проводила в сновидения, надолго окутав светлыми полянами, яркими цветами, подарив Шиничи под боком, который вёл к замку, куда она шла. Вот яркая крыша, длинный забор, улыбка друга… Моргнула, всё пропало. Ещё моргнула. Впереди дверь с белым проходом, справа свечи, шея никак не двигается. Чувств нет, но, может, это сон? Ран уже снилась та дверь. Обычно Ран смотрела на руки и трогала их, пока не вставала с кровати. Сейчас же не ощутила ничего. Как она умерла в этот раз? — Ну, с другой стороны, они уже должны знать о моей смерти! — голос Ран растворился в пустой комнате. — Но ехать они будут долго… Вроде они в королевстве Куро, а это три дня… Ой, ещё меня искать… А если они меня похоронят?! Мысли зароились, надолго захватили в цепкие лапы, но Ран расслабилась. Главное, что ей стоит знать, не ходить к двери, что бы не случилось и ждать. В голове пробежали долгие часы, которые она провела здесь после аварии. Тогда Шиничи был у себя дома, недалеко от неё, и примчался, как смог. А если он в королевстве, из которого ехать три дня, а она потерялась у озера? Ран закрыла глаза. Она не представляла, как ей считать дни: не было, чем отсчитывать часы, а те, что она запомнила сама, забывалось спустя… время? Никаких часов, звуков и чувств, безжизненная комната и остатки мыслей. Может прошли дни? Может недели? Месяц? Или Шиничи уже не придёт за ней? А если и правда умрёт, провалит суд и не придёт? Как она узнает об этом? Стареет ли она здесь? Сложно понять, когда всё, что ты делаешь, простые упражнения для каратэ, а потом валишься от усталости, ведь всё не кончается. Ран почти забыла шёпот того озера, запах ночи и травы, нежный холод Шиничи. Пустота сковывала, сводила с ума, доводила до срыва. Графиня никогда не думала о недостатках божественного друга, но сейчас нашла их столько, что накричалась бы вдоволь. Комната тушила её истерику своей тишиной, как бы Ран не пыталась. Сколько прошло? Когда холодные пальцы коснулись её? Две руки снова сжали плечи Ран, а она никак не могла закрыть глаза, забыть это внезапное чувство. До этого она мечтала спросить, сколько прошло, но сейчас подумала об одном. Она снова увидит лицо Шиничи. Её не волновало, что стук озера сменился на треск камина в замке Кудо. Не беспокоило, что под ней мягкий диван, а не мокрый песок. Резкий свет люстры из гостиной тоже показался обычной вспышкой в глазах. Ран уставилась на печального Шиничи напротив неё. Без слов, он посадил её на диван. Она податливо опёрлась на спинку, а Шинигами наклонился вниз. Он сжал губы, не хотел ничего говорить. Ран не могла оторвать взгляда от потухших синих глаз. Но она захотела услышать его голос. Хотя бы одно слово, даже если он переведёт тему. — Как я умерла? Собственный шёпот показался Ран криком, по сравнению с недавней тишиной. Она не стала спрашивать, сколько прошло у Шиничи, а посмотрела на стену напротив дивана — на ней всегда висел календарь. Юкико передвигала маленький кружок на на новый день. Ран умерла в апреле, за месяц до Дня Рождения друга. На стене висел календарь за май. Кружок замер на пятнадцати. — Я… пропустила твой День Рождения?! — Ран вскочила, забегала, словно по своему дому, выискивая тумбу с подарком, но вспышка, и она вспомнила пожар. — Шиничи, мой подарок, он остался в доме и… Шиничи? Шиничи продолжал молчать и смотреть на неё. Казалось, что его бледная кожа стала ещё белее, чем раньше, сравнимо с мелом и снегом. Он неподвижно сидел, горбился и наблюдал, как подруга оживает на глазах. Смотрел на неё так, словно разучился говорить. — Шиничи! — Ран, устав ждать, дёрнула его к себе за рубашку, сжала воротник, крикнула ему в лицо: — Шиничи, скажи что–то! — Что ты хочешь услышать? — совсем тихо ответил он. Ран спросила его, как она умерла, но первое, что пришло в голову. Как давно она умерла понятно, если заглянуть в календарь. Где он всё это время был? Наверно, искал её со всеми. Глаза скользнули на руку Шинигами, к серым часам, что ранее носил Юсаку. Шиничи уже знал, где она… Тогда что она хотела услышать? Видимо только… — Твой… голос, — лёгкий выдох. — Там я почти решила, что ты больше не придёшь. — Я совсем отчаялся с поиском твоего тела на дне озера… Ты же не сама прыгнула? — Тебе лучше знать… Шиничи перекрестил руки. Ран села напротив него. Она не знала, что сказать, но желание услышать его голос не давало молчать. Она оглядывалась в поиске темы, как вдруг… — Теперь ты понимаешь? — Шиничи ещё никогда так твёрдо не смотрел на неё. — Ты понимаешь, что я могу не вернуться сразу? Он коснулся её плеча. Она, неуверенно, придвинулась ближе. Его щёки, удивительно бледные, показались Ран мертвецки холодными, но Шиничи жив, моргает, смотрит, ждёт. — Но ты же вернулся! — улыбнулась Ран. Её руки мягко обняли Шинигами. — С возвращением, Шиничи… — Конечно, вернулся, — тихий голос переходил на бурчание. Руки бога смерти теплели. — Я дома, Ран… хотя это мой дом. — А, ну! — Но мне нравится, что ты меня встречаешь тут! — Шиничи отстранился. Хитрая усмешка засверкала на его лице. — Переедешь ко мне? — А? — щёки Ран нагрелись. — В… в смысле переехать к… — Да, понимаешь, Ран, я просто… затолкал его очень далеко! — протянув это с хитринкой, Шиничи вскочил на ноги. Он стал ходить по гостиной, важно заглядывать в тумбы, под телевизор, подушки на креслах и за спину Ран. Неосознанно, та тоже начала оглядываться, но, стоило Шиничи на минуту отойти в соседнюю комнату, он вернулся назад с красной коробочкой в руках. Когда он сел и предложил Ран коснуться её, бархат приятно отозвался на пальцах. Не терпелось открыть, и Ран потянула крышечку вверх. Её сердце дёрнулось и замерло в один миг. Серебряное кольцо, совсем как у её родителей, но с двумя камнями на нём. Не дешёвое, как её детский подарок, но и не дорогое, как маленький дом. Кольцо её мечты, которое она описала Шиничи годом раньше. — Не обижаешься, что с опозданием в два года? — улыбнулся Шиничи, плотнее сжимая коробку. — Я сделаю всё, чтобы защитить тебя от смерти, так что… Эй, Ран! — Дурак, — первая слеза, вторая, третья, и Ран громко захныкала, — два года ждать заставил! — Ну извини, я его… посеял? — В поле, как рожь?! — Ну потерял… Не плачь! Я обещаю, что больше не буду заставлять так ждать! — А тот раз, когда ты опоздал на два часа? — Ну, Ран, прости! — Прощаю! — Ран вытерла слёзы с лица, а новые спрятала в груди Шиничи. — Люблю тебя, Шинигами–придурок! — Да, — Шиничи крепко обнял его дрожащую невесту. — И я тебя, зомби, восставшая из мёртвых девять раз… — Я надеюсь, это не напишут на моей могиле, когда я умру? — Специально попрошу так написать! — Шиничи!***
Мяч взлетел в воздух, покрутился над головой футболиста и упал на его коленку. Затем снова наверх, ближе к недостижимому небу. Казалось, куда выше, но юный футболист снова подкидывал любимый мяч, пока тот не улетел в крепкий забор замка. Мальчик подорвался туда, чтобы подобрать мяч, ведь шум привлек бы сестру, но та, появившись из ниоткуда, уже подобрала круглую игрушку юного наследника Кудо. — Чего прохлаждаешься, Шингу? — усмехнулась она. Шингу попытался отобрать мяч, но сестра швырнула его в кусты. — Чёрт, Сумико! — слова превратились в рык огромного монстра. — Что ты ко мне пристала?! — Не хочешь Минако встретить? — А?! Да кому она нужна! — Шингу сильнее сощурил брови. — Тем более она с Хаттори–саном едет, что не так–то?! — Ну, как мне папа сказал, когда собирался ехать к ним, их поезд врезался в другой, Хаттори–сан умер и сейчас на суде, а Минако где–то в конце вагона трупиком лежит, — Сумико всегда походила на Шинигами больше, чем её брат, который этим богом был. — Будешь дальше бить мяч и праздновать её смерть? — Так бы и сказала, блин! Достала она умирать! — наконец, сын Шиничи застегнул свою куртку. — Пятый раз уже… — Побьёте мамин рекорд! Мама вроде девять раз умерла? Шингу закатил глаза. Нашла, чем гордится! — Пфф, как насчёт рекорда, когда она больше не умрёт ни разу? Это будет сильно! — При условии, — только усмехнулась сестра, указав брату на простые, наручные часы, — если дождётся тебя, как наша мама!