Плачь, Рита, плачь...

Войдя в пустую темную квартиру, Рита как всегда скинула с ног тяжёлые туфли на высоком каблуке и прошла в комнату. Щелчок по выключателю — и вот уже монстры вновь попрятались по темным углам. Все знают, что монстры боятся тепла и света, только вот в реальной жизни не всегда это было так. Порой именно тепло и свет являлись теми самыми монстрами. Хотя, пожалуй нет. Монстрами всегда были люди... Подойдя к окну Рита отодвинула тяжёлую бордовую штору и взглянула на улицу — теплая ночь растеклась по городу, окрашивая улицы, деревья и дома в свои излюбленные оттенки. Там она мазнула иссиня-черным, тут немного украсила жидким золотом, а горизонт изрисовала лиловыми и оранжевыми неровными полосами. Темно-синее небо нарядила россыпью блестящих монет и рваным шелком облаков. Летом красивые закаты. Рите повезло жить на самом последнем этаже — можно было любоваться закатами и рассветами, звездным небом и холмами, что зеленели вдали, верхушками гор и чем-то, что виднелось еще дальше. Наверное, то было будущее. Неясное, размытое, ускользающее, но такое манящее и многообещающее. Сегодня к излюбленным краскам заката ночь добавила кроваво-красные пятна. Рита вздрогнула и отвернулась — хватит с нее на сегодня красного. Приняв душ, что смыл с нее осколки прошедшего дня и запах гари, Власова закуталась в махровый халат и прошла на кухню. Ненадолго задумалась у холодильника — а почему бы и нет? Сегодня не просто можно, сегодня — нужно. Коллеги звали пойти с ними в заранее забронированное кафе, но Рита не любила такие мероприятия. Каждый будет о чем-то говорить, что-то вспоминать, грустно вздыхать, тягостно молчать, утирать салфеткой слезы, шмыгать носом. Рита не хотела и не могла на это смотреть. Сегодня ей хотелось побыть в компании со своей болью и излить ей душу. Достав из холодильника початую бутылку коньяка, плеснула немного в бокал. По прозрачному стеклу катилась янтарная капля, по щеке Риты — хрустальная слеза. — За тебя, Паша, — проговорила Рита и одним махом выпила содержимое бокала. Поморщилась и схватилась за обожжённое горло, задыхаясь и кашляя — плевать. Пусть эта боль вытеснит из души ту, другую, невыносимую, неконтролируемую, опустошающую. Выматывающую. Сев на пол, Рита обхватила голову руками и дала волю душившим ее чувствам — пусть со слезами выходят отчаяние, горечь и сожаления. Пусть сотрутся воспоминания, вспыхивающие в голове — его глаза, улыбка, смех. Его руки на ее талии, губы, скользившие вдоль тела, обжигающая страсть между ними, огонь внутри, он внутри, его шепот, слова, признания. Душ, завтрак, поздний ужин, вкус сливок на его пальцах, вкус клубники на его губах. Блики свечей на идеальном теле, трепещущие ресницы, размеренное дыхание. Счастье, сомнение, недоверие, обида, разочарование. Жизнь. От всего этого остался лишь его обгорелый труп и ее израненное, истерзанное сердце. Она не позволила чувствам взять верх тогда… Она выключила все эмоции, запретила себе чувствовать и смотрела на погибшего так, будто это был кто-то чужой. Не Паша, нет, Рома замолчи, это не он! Хотелось выть, кричать, закрыть глаза, умереть самой, забыть, кусать губы, царапать землю. — Хороший был опер, — сухие слова. Сухие глаза. Сухая трава шуршит под ногами. Иссохшие нервы лопаются, рвутся. Сухой ветер играет с прядями волос. Рита пыталась вспомнить, почему они с Пашей расстались, но так и не смогла. Да теперь это и не важно — Паши больше нет. И не будет. Не будет, не будет, не будет! Рита с силой прикусила ладонь, чтобы не позволить истерике вырваться на волю. Слезы текли по щекам, по губам, Рита слизывала их языком — теплые, соленые, горькие, терпкие. Пусть вместе с ними из души выйдет вся боль и невыносимое чувство утерянного счастья. Завтра она снова станет капитаном Власовой — холодной, расчётливой, сильной. А сегодня… Пусть текут слезы. Плачь, Рита, плачь. Завтра станет легче…