Цветы лилового солнца

      Ответственный день для юных шиноби — первый экзамен. Конечно, он не сравнится с выпускным тестированием или — тем более — с экзаменом на получение звания тюнина. Но для маленьких ниндзя то была первая проверка сил, первый шаг во «взрослую жизнь», в которую они вынуждены были вступать так рано, слишком рано.       — Какаши, молодец! Десять из десяти попаданий! — экзаменатор оглядел все поражённые мишени и бодро похвалил ученика. Мальчик с серебристыми волосами, чьё лицо было сокрыто под маской, лишь сдержанно поклонился и растворился среди остальных испытуемых.       — Вау, класс, — восхитилась какая-то девочка из толпы.       — Какаши такой крутой, — здесь высказался уже мальчик. Он с нескрываемым восхищением глядел на сына Белого Клыка.       — Как и ожидалось от него! — ещё один хвалебный возглас.       — Та-ак, следующей у нас будет… — учитель всё же не хотел, чтобы юное дарование слишком возгордилось, а потому решил сразу вызвать очередного студента, — Яманака Адзисай!       — Д-да… — девочка вздрогнула, когда услышала своё имя, а затем нерешительно двинулась к центру площадки. Она напряжённо теребила край платья, пока опытный шиноби доставал откуда-то металлические звёзды. Всё это время слух раздражали перешёптывания одноклассников.       «Никогда не видела, кто она? Да это же Яманака, которые в мозгу роются. Да, я слышала, что она на домашнем обучении, поэтому только сейчас появилась. На домашнем? С чего ей такая привилегия», — доносилось с разных сторон. Чужие слова давили, отчего подол уже оказался безвозвратно смят. Но было кое-что, ещё сильнее разрушавшее психику.       Проносящийся мурашками страх. Будоражащее холодом волнение. Сжирающий без остатка гнев. Липкая и вязкая зависть. Накрывающая тело усталость. Адзисай, словно лакмусовая бумажка, впитывала все эмоции собравшихся. Будучи выходцем из клана ниндзя-сенсоров девочка была предрасположена к техникам контроля разума. Однако в её случае присутствовала ещё одна особенность — своим чутким нутром она ощущала малейшие изменения эмоций окружающих.       Это было больше сродни проклятию, чем дару. Девочке было тяжело находиться в обществе незнакомцев и уж тем более — в скоплениях людей. Каждый раз она перенимала все чужие переживания, из-за чего сама морально уничтожалась. Так и сейчас: у маленькой Яманаки тряслись коленки от ужаса, разрывало грудь от злости, тянуло к земле от страшного истощения и было тошно от подступившей зависти. Ей было плохо, невыносимо плохо, но никто не мог помочь — лишь она сама могла обуздать недуг, иначе так и осталась бы всю жизнь нелюдимым цветком.       — Адзисай? — учитель был в курсе болезни девочки, однако жалеть кого-то не входило в правила суровых воинов. Яманака крепко сжимала сюрикэны, но бросить их не могла: её лихорадило и шатало.       — Прошу прощения за опоздание! — шум раздался со спины, но Адзисай никак не отреагировала на звук.       — Обито… Ты снова опоздал, — возмущённо протянул экзаменатор, очевидно уже хорошо знакомый с плохой привычкой мальчика.       — Простите, я просто увидел, как бабушка…       — Хватит оправданий. Иди к классу, — жест мужчины красноречиво указывал на толпу ребят. Понурый Учиха хотел было возразить, но сознавал свою ошибку, поэтому говорить ничего не стал.       — Обито? — удивлённый голос явно принадлежал девочке, но опознать его опоздавший не смог. — Т-ты помнишь меня?       Мальчик не знал, какой смелости потребовал такой простой вопрос. Лиловые огоньки растерянно сверкали напротив: было видно, что малышка-ниндзя нервничает, но никто и подумать не мог, что в эту минуту Яманака цепляется за последний шанс не упасть в обморок.       — Ты… — повисла пауза. Очевидно, Обито о чем-то усиленно думал, а потом вскрикнул, — а, точно! Девочка-гортензия! Я помню твои глаза.       — Я… меня зовут Адзисай, — непривычно для самой себя запротестовала Яманака.       — Да, точно, Адзисай, — Учиха заметно повеселел от такой внезапной встречи. Трясущаяся от переживаний девочка больше напоминала ландыш на ветру, чем горделивую гортензию.       — Так-так, заканчиваем! — несколько слышных хлопков в ладони от экзаменатора. — Адзисай, приступай.

***

      — Ну как же так? — сетовал Учиха и практически рвал на себе волосы от досады. — Ни одного… Понимаешь, ни одного попадания! Ещё и экзаменатора чуть не зашиб…       Обито уже с полчаса ворчал и возмущался проваленному испытанию. Мальчик не скрывал своих эмоций, что было большой редкостью даже среди детей в те тяжёлые времена. Его чувства — сожаление, злость, обида — выплёскивались наружу, подобно воде в фонтане. Но этот поток становился желанной прохладой для дитя Яманака, что всегда сгорало в испепеляющем жаре переживаний других.       Девочка сидела рядом, но не могла найти что сказать. Коммуникация была её самым слабым местом.       — А Какаши… — на этой реплике Учиха резко прервался, погружаясь в свои мысли. Кулаки сжались, а взгляд потускнел.       — Н-не сравнивай себя с ним…       Яманака неумело попыталась утешить, когда почувствовала подступающую к сердцу мальчика зависть и… тьму.       — Адзисай, я пришла, пойдём домой — перед ребятами предстала высокая женщина с бледной кожей и такими же светлыми, как и у маленькой ниндзя, волосами. Внешнее сходство намекало на родственную связь.       — Да, мамочка.       Девочка послушно встала со скамейки, на которой двое всё это время сидели — подошла к родителю и двинулась в противоположную от Учихи сторону. Однако на душе было как-то неспокойно, ощущение чего-то неправильного разъедало изнутри. Не успели они толком отойти, как Адзисай ринулась обратно к мальчику.       — Бу… будущий Хокагэ не должен смотреть по сторонам! Только вперёд! — выпалила малышка практически без единой запинки. Накопленная смелость улетучилась с последним произнесённым словом: личико залилось пунцом, а губы задрожали. Не желая растягивать мгновение, как она считала, позора, Адзисай унеслась обратно к матери. Смущённая собственным поступком, она не успела заметить, насколько румяными стали щёки юного шиноби.