Комната над мясной лавкой

Шестое июня сорок четвертого не только Веспер запомнит на всю жизнь, но и весь мир! С такими чувствами они с Шарлем слушали радио каждый вечер. Несмотря на то, как разбросало парашютистов, Союзники продвигались все глубже и глубже. Ну а боши... боши на какие только ухищрения, судя по обрывкам их разговоров, не шли, лишь бы перебросить подмогу своим, да вот только славная британская авиация практически полностью парализовала движение в светлое время суток. Чем дальше приходилось отступать бошам, тем напряженные становилось в городе. Веспер это чувствовала в самом воздухе. Иногда она ходила в собор, огромный, величественный, века вдохновлявший художников и поэтов, и чудом уцелевший во время бомбардировки, пока в один из дней оккупационное правительство не решило использовать его как госпиталь. Раненных бошей эвакуировали к ним, и то их количество, что Веспер видела — лишь радовало ее глаза и сердце. Германия теряла много своих солдат. И если раньше Веспер как-то не думала почти про церковь, то той ночью, что они с Шарлем провели в погребе, его слова натолкнули ее на мысль, что, может быть, бог все-таки видит все, что происходит сейчас на земле, и поможет одержать победу в этой войне. И сделает так, чтобы новых войн не было. Да вот только через пару недель после высадки долетели до них вести про тот ужас, ту бесчеловечную расправу, что творили боши, веря лживым вишистам. Казалось, что каждый бош, каждый коллаборационист в любом начинал видеть шпиона, пособника Сопротивления. На допрос увезли выжившую соседку, и Веспер ее больше не видела. А та женщина не делала вообще ничего такого, лишь ходила в небольшую часовню постоянно молиться за упокой душ ее мужа и сыновей. И скорую победу. Вероятно, последнее она прошептала как-то раз вслух, кто-то и доложил. Девятнадцатого августа Веспер нужно было встретить на вокзале агента из Парижа, чтобы сообщить адрес (передать записку), где тому передадут новый паспорт. Всю ночь она почти не спала, и с самого рассвета не смыкала глаз. Вокзал сейчас кишел бошами и милиционерами, в абсолютно каждом видевшими предателей, шпионов... Лежа на спине, Веспер смотрела на деревянные балки на потолке. После того, как несколько домов пострадали из-за бомбардировки, рассветное солнце окрашивало светлые стены, пока лучи не начинали светить в лицо. Веспер думала чуть передвинуть постель или хотя бы спать головой в обратную сторону, но ей нравилось просыпаться на заре и мечтать, что победа все ближе и ближе. Часов в семь Веспер все же встала, умылась и привела себя в порядок. День обещал быть теплым, так что она надела легкое платье, но пока на улице стояла обычная утренняя прохлада — накинула кардиган. Похоже, что Шарль услышал шум из ее комнаты и тоже проснулся. Спал он очень чутко. В какой-то момент они подумали, что, если при выключенном свете Веспер будет ускользать в свою комнату и ложиться спать — всем будет только лучше. По крайней мере — можно нормально высыпаться. Хоть она про это ему и не говорила, но иногда Шарль храпел просто ужасно. С Высадки с продуктами начались перебои. Поэтому завтрак, что ждал Веспер, был довольно скромен: обрезки мяса (хотя, если честно, то просто жир и жилы), одно яйцо, но Шарль раздобыл немного кофе. — Высокий брюнет, смотрящий на самые ранние поезда на Париж... — Я правда все запомнила, спасибо. Каждая вылазка теперь могла стать последней. Это и Веспер, и Шарль понимали прекрасно, поэтому всякий раз прощались, словно навсегда. Сегодня Шарль тоже должен был быть на вокзале и проследить, будет ли за агентом слежка. Они пошли отдельно: Веспер чуть раньше. Лавку по воскресеньям они и так никогда не открывали. На небольшом вокзале было довольно суматошно: боши перебрасывали людей как можно ближе к линии фронта — по путям, до которых пока не добрались диверсанты; кто-то же семьями пытался уехать на юг. Веспер заметила нужного человека: он подходил к условленному месту, держа в одной руке газету. Нащупав бумажку в кармане, она стала к нему приближаться. Солдаты поблизости досматривали чей-то багаж, так что Веспер, проходя мимо, просто вложила мужчине записку в руку. Продолжила было движение, как внезапно почувствовала, что ее схватили за запястье. — Шпион! Дернулась, да мужчина крепко сжал ее руку. К ней тут же бросились несколько бошей. Яд был в коробочке с таблетками в сумочке... Поняв, что ей не вырваться и до яда не дотянуться, Веспер принялась молиться про себя, чтобы Шарль все это видел и успел уйти. Ее волокли к машине чуть в стороне у самого входа на вокзал. В кузове полицейского автомобиля уже было несколько человек, будто бы смирившихся со своей участью. В крохотное решетчатое окно Веспер пыталась рассмотреть привокзальную площадь, и ей, когда машина тронулась, показалось даже, что Шарль, проводив ее взглядом, нырнул в толпу. Сумочку отобрали сразу, и Веспер с отчаянием думала, что же ей теперь делать. Разумеется, она постарается молчать, сколько сможет. Под конец обучения в Татч-Барн будущих агентов пытали. Разумеется, не до смерти, но разными ухищренными способами, и многие тогда не проходили... Веспер прошла, но то — тренировки дома, а здесь — боши, к которым подбирается враг. Всю дорогу до гостиницы, занятой СС, подвалы которой, насколько было известно, использовали и для допросов, никто из попутчиков не проронил ни слова. Да и Веспер молчала, продумывая ответы на вопросы: что она делала на вокзале, откуда у нее записка, с кем она работает. На последний отвечать она не будет, а вот придумать что-то правдоподобное на первые два — можно попробовать. Выводили из машины довольно грубо. Мимо мелькали лица, и — только Веспер замечала знакомое — люди отводили взгляд. Из богатого фойе их повели по скромному коридору для сотрудников куда-то вниз, а дальше пути ее и нескольких мужчин из автомобиля разошлись. За тяжелой дверью, открывшейся перед ней, Веспер увидела совсем небольшую комнатку, утопающую во мраке. Вдоль стены без окна располагалась узкая лавка, на которой сидела пара женщин, которых рассмотреть не вышло. Бош подтолкнул Веспер в спину, и она шагнула внутрь. Только теперь заметила немку; та довольно грубо обыскала Веспер, забрала шпильки и прощупала каждый шов платья и даже белья. Это было до того унизительно, что после того, как дверь за ней закрылась, Веспер еще некоторое время не могла подобрать слова, чтобы начать разговор. Одна из женщин заговорила первой: — Хотите воды? Глаза уже привыкли к сумраку, и Веспер рассмотрела их. Та, что говорила, была лет тридцати, не больше. Темноволосая и темноглазая, в чертах ее было что-то южное. Похоже, она давно находилась в неволе: волосы и лицо давно не мылись, некогда белую блузку и светлые брюки давно следовало бы сменить. Она протягивала жестяную кружку худой, твердой рукой. — Благодарю. — Сделав пару глотков, Веспер ее вернула. Другой женщине было где-то за пятьдесят. Невысокая, плотная, с короткой стрижкой и в строгом платье. Она походила на одну из тех сотрудниц банка, библиотеки или любого учреждения, с которой точно не выйдет договориться. Усевшись на скамью с самого края, Веспер внимательнее оглядела комнатку, некогда, скорее всего, бывшую подсобкой. В самом углу стояло ведро, похоже, что для справления нужды. Единственным источником света было крохотное окно под самым потолком, и выходило то во внутренний двор некогда гостиницы. Заговаривать первой Веспер не хотела. Им рассказывали множество историй, как к тем, кто пойман из-за подозрения в шпионаже, специально подсаживали того, кто сможет разболтать нерадивого агента. — Я Лусия, — через какое-то время нарушила тишину брюнетка. В ее произношении был легкий акцент. — За что вас схватили? — Знать бы... — Да, такое случается... Но, коли все чисто, то отпустят. Сейчас тут, в Нормандии, не то время, чтобы еще и людей ни за что в клетках держать. — Меня Виолет зовут, — представилась Веспер. — И мне кажется, я вас тут не видела. — О! Нас с мадам Леру сняли с поезда. Она ехала с побережья в Лион. Лусия замолчала, словно ее история этой ремаркой и заканчивалась. Веспер хотелось спросить, долго ли здесь сидеть и как вообще, что происходит, но за дверью послышались шаги и, как только она открылась, двое бошей схватили Веспер за плечи и куда-то повели. Она пыталась объяснить им, что произошла какая-то ошибка, что она работает в мясной лавке, что... Слова застряли в горле, когда она очутилась в большом холодном помещении, напоминавшим цех для разделки мяса — по крайней мере, скорее всего, это помещение им и было когда-то; сейчас же по стенам висели крюки, ножи и другой инструмент мясника, а немногочисленная мебель зловеще поблескивала холодом металлических поверхностей. У стола спиной стоял офицер, и Веспер могла поклясться, что это Пойнтдекстер. Ее усадили на кресло с ручками и крепко привязали предплечья, после чего два солдата покинули помещение. — Ох, фройляйн, фройляйн... — вздохнул Пойнтдекстер и повернулся, держа ее сумочку в руках. — Как же вы меня расстроили. Еще и тем, что, кроме таблетки цианида, с вами ничего такого не было. — Я не понимаю, о чем вы. — Все вы прекрасно понимаете. И подельник ваш сбежал. Когда мы очутились в лавке, в камине догорали карты, шифровальные таблицы, а его — и след простыл. Бросил вас этот ваш Шарль. «Слава богу!» — подумала Веспер. Ей очень хотелось верить, что тот успел покинуть город, и сейчас находился где-то в безопасности. — Я не понима... — договорить она не успела, получив хлесткую пощечину. На глаза накатили слезы, а кожа начала гореть. — Не надо из себя строить дуру! — повысил голос Пойнтдекстер, нависая над ней. — Просто так молодые француженки не таскают с собой яд вместе с таблетками от головной боли! — Это не... — Веспер замолчала. Светлые глаза боша смотрели на нее бескомпромиссно, и казалось, что он видел ее насквозь: — Я получу информацию либо по-хорошему, и это будет выгодно и вам, либо я ее просто вытащу из вас. Вы девушка очень неглупая, так что подумайте, хотите ли вы умирать в страшных муках или нет. Вероятно, он хотел сказать что-то еще, но за спиной Веспер скрипнула дверь, и бош доложил, что оберстгруппенфюрер Хауссер прислал срочное послание. Пойнтдекстер зло сплюнул на кафельный пол, бросил полный ненависти взгляд на Веспер и приказал кинуть ее назад в камеру. — Ну, раз вас вернули, следовательно, ничего того, что они хотели услышать — вы им не рассказали, — устало усмехнулась Лусия, расхаживающая по небольшой комнатке, когда Веспер вернули назад. — И часто отсюда уходят? — За ту неделю, — Лусия пересчитала палочки, нарисованные чем-то темным у двери, — уходили пара девчонок. Уж не знаю куда, но с Высадки боши очень экономят пули: так что не расстреливают — это точно. Сейчас каждая пуля в Нормандии на счету. До самого вечера их никто не беспокоил. Когда совсем стемнело, женщина, обыскавшая Веспер, принесла три корки черствого хлеба и воды. Ни на следующий день, ни через день никто никого на допросы не водил. Женщины в камере молчали, да и Веспер на разговоры не тянуло. Она лишь прислушивалась к разговорам в коридорах и во внутреннем дворе, долетавшим до нее. Нарастало напряжение, боши нервничали и суетились. Еще через пару дней начали куда-то собираться. Веспер почти не спала. В ее голове рождались страшные картины того, почему ее больше даже не пытаются допрашивать: они могли схватить Шарля и пытать его, поймать всех, кто так или иначе был причастен к его сети, и теперь информация от простого курьера была уже не нужна. За этими мрачными мыслями она даже не заметила, что этим вечером им так и не принесли поесть. На это обратила внимание молчаливая мадам Леру, кутаясь в грязный платок. Причина открылась чуть позже, когда под дулами пистолетов их вывели из камеры и проводили до небольшой колонны мужчин, выглядевших так же потрепано и устало, как и они. Мужчины стояли перед входом в гостиницу в окружении солдат. — Идти всем строем! Не останавливаться! — на французском скомандовал какой-то офицер, которого Веспер не смогла рассмотреть. Он приказал солдатам начать движение, и колонна направилась в сторону железной дороги. Городские часы пробили полночь. Во время комендантского часа на улицах никого не было, но Веспер обратила внимание, что нет-нет, но в окна некоторые выглядывают. Мужчины в колонне по большей части хромали, еле шли. Было видно, что их избивали, и если какие-то синяки уже желтели, и раны заживали, то рядом могла наливаться свежая гематома или темнела запекшаяся кровь. — Я думаю, они нас ходят увезти дальше от линии фронта, — не без энтузиазма прошептала Лусия. — Значит, Союзники уже близко! — Тихо! — прикрикнул на французском бош рядом. На запасном пути стоял длинный состав из вагонов для перевозки скота. Их втроем отделили от мужчин и, отперев амбарный замок, открыли один из них. В лицо из темноты ударил спертый зловонный воздух, пропитавшийся потом и экскрементами. — Быстрее! — Веспер почувствовала, как ей в спину между лопатками уперлось дуло. Они с Лусией забрались внутрь и помогли подняться мадам Леру. Пока дверь не закрыли, свет фонарей выхватил то, что находилось внутри вагона, и сердце Веспер сжалось. На двухэтажных настилах вповалку лежали совсем обессиленные женщины разных возрастов: от совсем старух до маленьких девочек. Некоторые женщины держали на руках младенцев. Вагон заперли, и Веспер даже не успела бросить прощальный взгляд на город. — Где мы сейчас? — слабо спросила женщина рядом. Сквозь щель на нее падал свет: у нее было измученное интеллигентное лицо, а на остром носу поблескивали треснутые очки. — Хотя не важно... — Куда нас везут? — В один из лагерей на восток. — Вы уже давно в пути? — Около пяти дней. Поезд еле идет — частые остановки. — Почему вы здесь? — Я из Сопротивления, моя милая. Есть и цыганки, еврейки, есть просто преступницы, промышлявшие воровством. Есть коммунистки... Но какая разница, если мы умрем или в этом смрадном вагоне, или уже там, в рабочем лагере? Качнувшись, поезд тронулся. Веспер услышала неприятный приторный запах смерти. — Мадам, а кто здесь из коммунистов? — оживленно поинтересовалась Лусия. — А, — тихо проговорила женщина. — Шарлотта, она... Она в углу... Вчера так и не проснулась. Нас долго не кормили, у нее началась горячка, и... Боже милостивый. Они даже не дают уже двое суток нам тела погибших из вагона убрать. — Как бесчеловечно, — подала голос мадам Леру. — А кто-то еще ждет человечности от этих животных? — раздалась в ответ горькая насмешка. Они с незнакомой женщиной, Лусией и мадам Леру так и остались сидеть на полу, прислонившись к стене вагона. Поезд чуть покачивался, и Веспер начало клонить в сон, когда Лусия ее легонько толкнула и спросила шепотом: — Так тебя за что взяли? — Я не знаю, — соврала Веспер. — Может перепутали с кем. А тебя? — Помогала Сопротивлению, — гордо прошептала Лусия. — Я из Испании. Мы, коммунисты, боремся против режима Франко! Мы делали все, что только могли, чтобы наша страна не присоединилась к Гитлеру! Веспер казалось, что та затеяла разговор, только чтобы рассказать свою историю. — Мы помогали взрывчаткой, оружием — чем могли. Меня чуть не взяли в Париже, но я улизнула. Задержали при простой проверке документов... — Обидно, наверное... — Нет! Пока они проверяли меня, мимо прошел один из диверсантов, и на него никто не обратил внимания. Ты же слышала, что сюда Союзники своих людей отправляют? Вот один из них. — Да, слышала. А мадам Леру? Казалось, что та спит, но темные глаза Лусии блеснули в темноте: — О! Это легенда! Она еще в Великую войну агентом была! Представляешь? Была совсем молоденькой официанткой в кафе в Лилле, где офицеры любили обедать и ужинать! Ох, она им крови попортила! В эту войну сразу сама вышла на связь с британцами, как поняла, что Франция сдалась. Даже не верилось, что мадам Леру не просто агент, а с таким стажем. Вероятно, если Веспер сможет выжить, и, если вдруг когда-нибудь снова нужны будут агенты — она не станет сидеть на месте! Да только, после этого ужаса, кому вообще придет в голову поднимать оружие? — А чем так хорош коммунизм? — искренне поинтересовалась Веспер. Сон уже ушел. — С ним же много где борются. — Его боятся те, кто получил все по праву рождения, пальцем о палец не ударив, кто нажился на подневольном труде! Люди по всему миру трудятся за гроши или вообще бесплатно, а богатеют другие! Труд должен приносить не прибыль, а пользу народу! А государство должно обеспечивать тружеников средствами труда, жильем, медициной и образованием. Чтобы женщины могли учиться в университетах любым наукам, что им интересны. Вы знаете про Советский Союз? Там женщины работают на заводах! Они строят железные дороги и дома, они сражаются сейчас на Восточном фронте плечом к плечу с мужчинами! И никто не говорит им, что это не женское дело! Вот чем хорош коммунизм! — И дорогое ли образование в университетах в Советском Союзе? — Бесплатное! — рассмеялась Лусия. — Я была там, когда война началась у нас в Испании. В Москве удивительно! Женщины могут делать так много того, что и мужчины! И Веспер задумалась. Не будь у ее семьи хоть какого-то положения в обществе, да и средств, — не училась бы она в пансионах, не имела бы возможности стать студенткой Оксфорда. Да казалось, что матушка отправила ее на учебу, чтобы там встретить будущего мужа. А Веспер хотела учиться, хотела работать, хотела быть полезной обществу. А не просто красивой женой сынка лорда, которая сможет поддержать светскую беседу, потому что училась в Оксфорде. Веспер всегда хотела делать что-то большее, чем быть просто симпатичной, милой, приятной. Наверное, поэтому она и приняла приглашение агента Картер тогда. Та казалась такой смелой, самостоятельной, независимой! И, наверное, Веспер хотела быть такой же. Проснулась она от остановки. Похоже, что солнце стояло уже высоко, и сквозь щели его лучи освещали вагон и нагревали воздух. В углу Веспер заметила уже давно переполненное ведро, которое и смердело. Под настилами лежали несколько тел, и их головы были покрыты какими-то тряпками. Очень хотелось пить. Облизнув сухие губы, Веспер принялась искать глазами воду, но ничего не нашла. Напротив нее сидела молодая женщина и качала на руках сверток, шепотом напевая старую французскую колыбельную. Лусия, как только проснулась, разбудила женщину в очках: — А вы бежать не пробовали? Выломать доску и через пол убежать? — Мужчины так делали... Их расстреляли. Боши следят. — А когда дают воду? Еду? Поезд снова тронулся. — Если повезет, то на следующей остановке в городе. Если нет — то нет. Ни воды, ни еды им в эти сутки так и не дали. Веспер казалось, что если не большая часть, то почти половина женщин на настилах или уже мертвы, или находились при смерти. Она же, по примеру женщины в очках, пыталась обсасывать ткань своей одежды, что покрывалась влагой ночью. Мадам Леру очень страдала, но все еще была бодрее остальных пассажирок. На долгой остановке им все-таки дали воды. Мадам Леру вместе с так и не представившейся женщиной в очках договорились с бошами вынести тела из вагона. Женщина, качавшая младенца, сверток не отдала, прошипев на французском, что ее ребенок не будет просто гнить у дороги. Позже Веспер узнала, что тот умер уже дней пять назад. Августовское солнце пекло, забирая последние силы. Ночами они хоть как-то общались, и женщина в очках представилась Анной и рассказала про то, как прятала евреев, как помогала Сопротивлению, и как ее пытали, пытали люто, но она ничего не сказала. Не будь Высадки — ее бы пристрелили как бешеную собаку. Она не питала иллюзий насчет своей дальнейшей судьбы, но искренне гордилась всем тем, что сделала и для тех, кого боши преследовали, и для Свободной Франции Де Голля. Несмотря на откровенность подруг по вагону — Веспер молчала. Где-то поддакивала, но не рассказывала, чем занималась. Даже на самом смертном одре она промолчит. День, два или три — Веспер сложно было посчитать. Без еды и почти без воды ее покинули силы. Боши уже не разрешали выгружать тела, да и вообще не открывали вагоны на все более частых остановках. Веспер дремала, когда послышался какой-то шум, и состав резко остановился. Разлепив веки, она проморгалась и осмотрелась. Мадам Леру всматривалась в щель в вагоне: — Мост взорвали, — проговорила она. Перестрелка, взрывы. Веспер хватало сил лишь закрыть уши. Внезапно все затихло. Кто-то открыл соседний вагон, и Веспер впервые за все время, что была во Франции, услышала британский акцент: — Ох! Черт возьми! Что это за ужас? Немедленно отоприте все вагоны и вызовите больше медиков! У нас тут катастрофа! Это люди! Веспер сидела ближе всего к двери, и, как только ее открыли — она встретилась взглядом с синеглазым англичанином. Постаралась ему улыбнуться. Его глаза выражали ужас: — Здесь женщины и дети! Помогите! — О боже, вы можете в «Ридженс-Парк» передать, пожалуйста, что я жива и ничего не сказала? — проговорила Веспер, ощущая, как сознание ее покидает. Очнулась она в полевом госпитале. Медсестра, заметив, что та открыла глаза, тут же покинула палатку. Осмотревшись, Веспер поняла, что в палатке, кроме нее, лишь мадам Леру, и она еще спит. Две койки были свободны. После разговора с доктором Веспер принесли поесть. В скором времени появился светловолосый синеглазый офицер, который и спас их. — Мэм, — кивнул он. — Для меня большая честь работать с вами. — Простите? — переспросила Веспер, пытаясь чуть повыше сесть, но офицер так стремительно бросился ей помогать, что стало даже чуть неудобно. — Мисс Линд, — и настоящая фамилия прозвучала как что-то инородное, — вы в госпитале, где лучшие полевые врачи заботятся о тех, кто сражается за нас! — Я не вижу других женщин из того вагона... — Не беспокойтесь: о них тоже позаботятся. Мужчина представился Джеймсом Бондом. Сказал, что так же почти с самого начала занимался тем же, чем и Веспер. Уверил, что Шарль жив-здоров, да и всех своих людей успел предупредить до того, как исчез из города. А еще, что вся страна ей гордится. Она довольно быстро набиралась сил, и разговоры с мадам Леру были до того увлекательными. Веспер словно облегчение почувствовала, когда смогла хоть с кем-то, кроме Шарля, поговорить о том, чем она занималась. Через пару дней, когда Веспер прогуливалась между медицинскими палатками, она услышала по радио, что Нормандию полностью освободили!