Архонт, которого нет

Ветра Мондштадта поют о свободе. Саиду немного стыдно признаваться в этом самому себе, но он он совершенно не понимает, чем объясняется необъятная, почти что фанатичная любовь мондштадцев к божеству, которого нет. Его работа, как ученого, – понимать и объяснять различные феномены. Его работа, как магистра академии, – сдать тезис об особенностях мондштадской религии точно в срок. В этом и заключается его нынешняя проблема. Саид не может сформировать свою научную теорию для Академии. Он просто не понимает как можно уместить в один манускрипт бесконечную благодарность нации к Архонту, не требующему от своих людей абсолютно ничего взамен на дарованную им бесконечную свободу любить жизнь во всех ее проявлениях. У ног статуи Барбатоса юный бард в зеленом плаще нежно перебирает пальцами струны своей лиры. Ветер подхватывает слова его песни о героях былых времен, донося мелодию до самых границ Мондштадта. Сестра Грейс, ведущая мессу чуть поодаль, улыбается, и прерывает свою молитву, тихо подпевая балладе барда о Венессе. На нижних террасах города усердно трудятся в своем штабе рыцари Ордо. Окно в кабинет действующего магистра приоткрыто и, слыша знакомые слова песни, Джинн удовлетворенно кивает, не отрываясь от своей работы. Мишель с мельницы спускается к нижней площади с мешками, доверху наполненными свежей, еще теплой от жерновов муки. Услышав отголоски мелодии, ее шаг становится быстрее, а ноша, будто бы, легче. Саид чувствует любовь мондштадцев к своей свободе и своему городу каждой клеточкой своего тела, и понимает, что описать ее сухими научными терминами будет просто невозможно. Может, это и не важно, думает он. Сложно описать то, что необходимо испытать самому. Бард в зеленом плаще поет в унисон с ветром, и Саид понимает, что он абсолютно счастлив. Ветра Мондштадта поют о любви. Куинн нервничает. Беатрис сегодня прекрасна, как и всегда, а он не может и слова из себя выдавить, стоит ей появиться в поле его зрения. Он думает признаться ей вот уже который месяц, но каждый раз в итоге лишь помогает ей выбрать самые крупные и сочные закатники. Что если она откажет? Что если рассмеется ему в лицо? Человеческие эмоции загадочны и непредсказуемы, но закатники? Закатникам всегда можно верить. – Привет, Куинни! – кто-то жизнерадостно восклицает за его спиной, напугав его до чертиков.  Торговец фруктами оборачивается и сталкивается почти нос к носу с широкой улыбкой молодого барда. – Венти… – Лучший бард Мондштадта к твоим услугам, мой усердный трудяга, – улыбка барда становится еще шире. Ветер, ласково треплет его косы и пахнет сесилиями и одуванчиками.  Куинн устало вздыхает, потирая переносицу: – …пожалуйста, никогда так больше не делай. Венти в ответ лишь пожимает плечами: – В общем-то… – тянет он с хитрой улыбкой, материализуя свою лиру. Куинн знает, чем этот разговор закончится, и сегодня у него нет на это терпения. Присутствие барда иногда бывает для него немного утомительным, но никогда неприятным. Венти лениво перебирает струны инструмента, и в его глазах сияет странное понимание. Торговец фруктами предпочитает это проигнорировать и устало хмурится. – Послушай, я не могу постоянно отдавать тебе яблоки даром. Не сегодня, можешь даже не просить.  В ответ на эти слова бард обидчиво надувает губы, прижимая лиру ближе к себе: – Серьезно? Тебе жаль одного яблока? – Нет, конечно. Триста моры, – у него действительно нет сил на это сегодня.  Венти театрально вскидывает руки, протяжно вздыхая: – Обслуживание клиентов здесь просто ужасно… Нет, погоди! – Что? –  Сегодня вместо песни я хочу предложить тебе совет от лучшего барда смертного мира! Что думаешь? По-моему, очень выгодная сделка. Куинн озадаченно выгибает бровь. Бард игриво подмигивает ему, встает на цыпочки и с улыбкой добавляет: – Совет любовного характера от артиста моего калибра дорого стоит, знаешь ли. – Что прости? – Чтобы летать, птицам не хватало не крыльев. Им не хватало храбрости. Ты уже окрылен любовью – лети! – Венти произносит это внезапно серьезным тоном, и Куинну на секунду кажется, будто чужие аквамариновые глаза смотрят ему прямо в душу. Ветер вокруг них крепчает. Это продолжается всего мгновение, после чего бард также внезапно улыбается и его смех разносится по площади. – Вот мой совет, касательно Беатрис. Заслуживает яблока, не так ли? – Триста моры, – отрезает торговец, предпочитая забыть чужой взгляд как страшный сон. Венти пожимает плечами, устало вздыхая: – Ты действительно безнадежен, не так ли? – Три тысячи моры! – раздраженно рычит Куинн, но бард уже поспешно бежит по ступеням к верхним уровням города, хихикая о чем-то себе под нос. Ветер Мондштадта сегодня пахнет сесилиями и одуванчиками и поет о любви. Сесилии, по мнению Куинна, слишком  прекрасны, как и Беатрис, а одуванчики непостоянны, словно эмоции. Но закатники? Закатникам можно верить. Присутствие барда иногда бывает для него немного утомительным, но никогда неприятным. И иногда его советы действительно полезны. Куинн надеется, что букету ветряных астр, купленному им в порыве неизвестно откуда взявшейся храбрости, можно верить, как и закатникам. Тонкие пальцы перебирают струны лиры в такт ветру, вечно поющему Мондштадту  о его жителях. Город засыпает. Венти улыбается, наблюдая, как медленно гаснут огни в окнах чужих домов вдалеке.  – Что думаешь, Венесса? – в его аквамариновых глазах бушует буря из миллионов песен о человеческих жизнях. – Сегодня я неплохо поработал. Тонкие пальцы играют простую мелодию, знакомую каждому в Тейвате. Узловатые ветви древнего дерева покачиваются в такт. – Очень неплохо для отсутствующего архонта, – Венти звучит довольным собой. Ветер Мондштадта поет древнюю, как само время, колыбельную.