As right as rain

Тёплые последние лучи закатного солнца мягко освещали оживлённые улицы Токио, едва пробираясь сквозь каменные джунгли. Высокий блондин медленно шёл по тротуару, шлёпая по отражавшим пейзажи лужам. А следом, мягко улыбаясь, бежала длинноволосая девушка. Шаг за шагом они отдалялись от других, направляясь к старому скейт-парку с полуразрушенными трамплинами и слегка заржавевшими заборами. Это место давно славилось своей уединённостью и часто окупировалось местными подростками: когда многочисленными группами, а когда и просто влюбленными парами, желавшими провести некоторое время наедине. Присев на одну из уцелевших рамп, парень жестом указал спутнице на свободное пространство рядом. Скрывая смущение и нарастающий с каждой секундой интерес к происходящему, Эмма лёгким движением отряхнула доску и опустилась на место около юноши. Тем временем Кен достал из сумки обклеенную кое-где различными стикерами – в основном логотипами каких-то групп – гитару и, проверив, настроен ли инструмент, несколько раз провёл по струнам. — Дракен, а что.. — начала было Сано, с любопытством следя за действиями парня, но замолчала, не завершив фразу, как только до её ушей донеслась знакомая мелодия. Её любимая песня. « И то, что было, набело откроется потом. Мой рок-н-ролл — это не цель, и даже не средство Не новое, а заново, один и об одном Дорога — мой дом, и для любви это не место. » Низкий, на удивление мелодичный голос Рюгуджи, как казалось Эмме, идеально подходил этим строкам, заставляя её восторженно-заворожённо смотреть за его руками, быстро берущими нужную ноту, красиво лежавшими на грифе длинными пальцами.. Чем дальше лилась мелодия, тем ярче загорались глаза девушки, тем сильнее возрастало желание поцеловать спутника, в чьих сильных руках хрупкая гитара издавала восхитительные звуки любимой песни. * * * Говорят, время лечит, затягивает раны, что позже напоминают о себе лишь белёсыми полосами шрамов, дезинфецирует кровавые порезы, от которых простые антисептик и бинты никак не помогут. Говорить-то говорят, а на деле? На деле время только слегка притупляет боль, выступая своего рода охлаждающей мазью, помогающей немного уменьшить неприятные ощущения, но отнюдь не искоренить их полностью. А может, просто нужно чуть больше, чем месяцы? Может, лет так через пять-десять всё пройдёт, забудется страшным сном, постепенно пересыхая и покрываясь пылью, а после и вовсе растворяясь в круговороте новых проблем и событий? Может, конечно, так и будет, да только кому же захочется ждать годами, переживая вновь и вновь болезненные воспоминания и пряча их глубоко в душе, там, где никто, даже самый старательный и терпеливый археолог, никогда не раскопает, под толстым слоем напускных жизнерадостности и спокойствия. Дракен, казалось, уже всё перепробовал: пытался и решить проблемы новыми отношениями, и топить их в алкоголе, даже к помощи психологов прибегал – всё без толку. Все попытки, какие бы ни предпринимал парень, ощущались неправильным, лишними, изредка помогая на время забыться, однако ни разу не вытесняя из головы любимый, утерянный навсегда образ миловидной девушки с длинными пшеничного цвета волосами и невероятно яркой, точно солнце, искренней улыбкой, неустанно заряжавшей всех вокруг теплом и позитивом. Она ни разу не слышала его признаний, не видела влюблённых тоскующих взглядов, бросаемых на её фотографии, не ощущала висевшие в воздухе невысказанные речи, продолжая ждать, несмотря на непонятые им намёки, всегда слушая и поддерживая словами, полными скрытых признаний, что он так старался игнорировать. Иногда, кидая взгляд на на пылившийся в углу, у стены, футляр с выведенным неоново-розовым перманентным маркером "Дракен", юноша вспоминал о подруге, в чьих руках тот самый маркер усердно вырисовывал завитки на буквах, о том, как он около полугода копил, подрабатывая где придётся, на лежавшую внутри гитару, как позже ночами учил аккорды, тренировался играть, доводя это чуть не до автоматизма, лишь для того, чтобы однажды в старом скейт-парке увидеть счастливый блеск в глазах Эммы Сано. * * * Одним вечером, хотя, скорее ночью, Кен вновь цепляется взглядом за одиноко стоящий в углу инструмент. Повинуясь неясному порыву, парень тянется к нему рукой, привычными и быстрыми движениями настраивая давно потерявшую своё красивое звучание пыльную гитару, и тихо заводит единственную известную ему мелодию. Нота за нотой, слово за словом Рюгуджи уносится куда-то в свой закрытый для всех и всего мир, сотворённый из одних лишь звучных аккордов, забывая обо всём. И вновь перед глазами всплывает тот самый парк, яркое солнце, скрывающееся за многоэтажками и посылающее свои заключительные лучи всполохами ярко-оранжевого цвета между деревьев; вновь пыльная асфальтированная дорога под ногами и ясно ощущаемая рукой шершавая деревяшка, покрытая разного содержания надписями, а, что самое главное, рядом, как по настоящему, чувствуется тепло пристроившей голову на его плече девушки, что аккуратно, стараясь не мешать, пытается обнять его руку. Захваченный своими мыслями Рюгуджи даже не представляет, что это его последняя игра, так сказать, финальное выступление. * * * Тёплые последние лучи закатного солнца мягко освещают уже некоторое время пустующую комнату, так и не лишившуюся своего убранства, оставшегося от предыдущего жильца. А в углу пылится забытая на веки расстроенная гитара, обклеенная кое-где различными стикерами – в основном логотипами каких-то групп. Вот только играть на ней уже некому.