Мнение Лотти больше не учитывается

      За те короткие мгновения, прошедшие со слов Лотти «Я выбираю Эвана» до слов об ответственности, перед глазами пролетела вся жизнь после встречи с Лотти. Он любил ее столько долгих лет, что делать вид, будто это не так, было очень даже совсем не сложно.       Он помнил, как она неожиданно исчезла, перестала отвечать на письма и звонки, но она всегда быстро увлекалась чем-то, так что он не сильно переживал. Он помнил, как она пришла к нему, будучи такой малюткой, помнил, как сердце ушло в пятки, как неожиданно промелькнула жизнь без нее. Он помнил, как сердце сжало когтистой лапой одиночество, как стало страшно настолько, что захотелось, как маленькому, расплакаться и спрятаться, а он нес какую-то ахинею, лишь бы Лотти не догадалась. Он помнил, как она узнала о своих непутёвых учениках чтоб они провалились и разозлилась на него. Лотти разозлилась. Он помнил, как скрывал ту боль, разрывающую на части за улыбкой и смехом, словно он ни при чем. Он помнил, как она отправилась в этот чертов Марвел и… И воспользовалась его силой, не справилась сама. Он помнил, как с ума сходил от беспокойства, как боялся вновь ее потерять, как у него тряслись руки, и сердце заходилось, словно бешеное. Он помнил, как Лотти потребовала раздеться, а он, наивный, на мгновение подумал, что она догадалась и ответила взаимностью. Он помнил, как сорвался, не мог не сорваться, слишком больно было вновь надеяться, а потом получить пощечину. Он помнил, как всё-таки сказал, выдохнул признание в теплое, непривычно маленькое и низкое плечо, помнил, что в последний момент остановил себя от совсем откровенного «Люблю». Он помнил, как много лет назад в иллюзии той мрази феи ему попалась та самая болезненная, отвратительно сладкая надежда, что он и Лотти будут супругами, что она полюбит его, что у них будут дети, о которых он никогда не мечтал, но это же Лотти…       Он помнил все. Помнил свою боль и отчаяние, свое тихое счастье просто от ее нахождения рядом, помнил жгучую ревность к этим мелким ублюдкам ученикам, которые могли видеть Лотти каждый день, а он не мог. Помнил все отчаянные порывы помочь, защитить, уберечь, каждый из которых отвергали. Помнил, как ему было просто до конвульсий больно, когда она сказала, что хотела умереть. Его Не его Лотти хотела умереть, не сказав ему ни слова.       Он не знал, чем руководствовался в тот момент. Наверное, повелся на просьбы и мольбы уставшего за столько лет сердца, которое кричало в агонии, стоило Лотти вновь выбрать не его. Наверное, в кои-то веки забил на голос разума, давясь слезами и своей любовью. Наверное… Наверное, он просто хотел наконец-то признаться той, что забрала его сердце полностью, не желая возвращать. Он не знал, но… Но с губ сорвалось негромкое «Я люблю тебя.» И он упал вниз, в пропасть с кипящей лавой на дне. Рухнул с Поднебесной, потому что недостоин.       Он помнил, как Лотти обернулась в шоке (она правда не знала?). Помнил, как эта мелкая тварь Эван (а может, Погибель?) обнял ее и перенес в другое место, оставляя его признание повиснуть в воздухе тяжёлой горечью. Он помнил, как едва заметно опустил голову, не давая людям увидеть треснувшую маску спокойствия, за которой скрывалось тихое, беспомощное отчаяние.       Он не знал, что будет делать дальше. Не знал, как будет оправдываться перед Лотти, если когда она вернется. Не знал, как сам будет справляться с разъедающей душу обидой. Не знал… Он ничего не знал. Как всегда, в общем-то.       Но он чувствовал Лотти, а значит, ему было необходимо заставить себя действовать. Значит, он обязан был вытащить ее из очередной передряги и, если она пожелает, окончательно отдать ей в руки свое израненное сердце. Или, если оно ей без надобности, продолжить быть рядом как верный пес друг, давя изнутри чувства.       А до тех пор он должен быть сильным, командовать людьми и контролировать магию. До тех пор он должен вновь стать Эрцгерцогом без слабостей и изъянов. А потом можно будет расслабиться… Если Лотти не ответит на его чувства, можно будет выпросить поспать у нее на коленях. Ему правда хватит, он до сих пор помнил, как однажды проснулся от нежных поглаживаний и, не открывая глаз, почувствовал бушующую ману Лотти. Он до сих пор помнил, как от осторожных движений хотелось мурлыкать, а вставать с теплых коленей, едва ощутимо пахнущих лилиями и чем-то еще, не хотелось от слова совсем. Мысль, что это «что-то еще» было собственным запахом Лотти, он отгонял как мог.       Если не удастся выпросить поспать, можно будет попросить хотя бы потрепать по волосам или обнять. Ему правда хватит. Честно. Должно хватить.       Планы на всевозможные развития событий всегда помогали двигаться дальше, вставать с колен вновь и вновь. Вот и сейчас он медленно выдохнул сквозь сжатые зубы, аккуратно восстановил привычную маску и уверенно поднял голову.       Все. Он принял решение.

      

Мнение Лотти больше не учитывается, пока она не будет в безопасности.