Серые стены

Воющий холодный ветер иногда громко хлопал оконными рамами, норовя вот-вот разбить очередным хлопком последние из уцелевших окон. Крупные тяжёлые хлопья мокрого снега то и дело влетали с улицы, распластавшись под силами ветра и, хлюпнув, шмякаясь на промерзший бетонный пол, покрытый сотнями больших и маленьких трещин. В воздухе пахло старой засохшей побелкой, пылью и кое-где сыростью с плесенью. Не мешало бы прибраться здесь, а то без медицинской маски дышать практически невозможно. Но разве в одиночку возможно привести в порядок такое огромное старое здание? Может быть, да, но откуда здесь взять литры моющего средства или хотя бы просто воды? Из единственного на весь институт еле-еле работающего крана в отсыревшей, облюбованной крысами душевой? В неком подобии рабочего кабинета, стены которого были уставлены стеллажами с множеством книг, немного поодаль от письменного стола на старом, обшарпанном и поеденным молью и грызунами кресле сидел уставший, да что уж там, практически мертвый человек, хотя человеком его назвать было сложно, поскольку он давно уже утратил все то, что делает человека именно человеком, а не грязной крысой. Оставленный всеми, брошенный на растерзание собственным мыслям и рассуждениям, он провел в стенах Мемориального института Лэри, казалось, не один десяток лет. Пытался ли он уйти отсюда? Конечно. Только вот ни одна из его попыток не увенчалась успехом. Он пытался убежать через главный вход, через множество черных ходов, да даже через подвал. За дверями института его встречал лес, темный, холодный и мертвенно тихий. Но как бы далеко он ни пытался уйти, все равно какая-то незримая сила, причиняя нестерпимую боль в голове, заставляла его развернуться на полпути и возвратиться в серый старый институт, чтобы и дальше коротать там дни и ночи, как принцесса в башне. Он даже смог понять, из-за чего ему было больно всякий раз, когда он пытался уйти; на его облысевшей голове с помощью крепких кожаных ремней был закреплён странный металлический механизм с множеством электродов и скоб. На прочных ремешках по обе стороны от лица на нем висели непонятные вставки для век и рта, одно напоминало офтальмологические распорки, а другое - половинки стоматологического ретрактора. Конечно же, он не раз пытался избавиться от этого механизма, но эти попытки приносили адскую боль и оглушительный звон в ушах, от которого потом подолгу болела голова. К тому же, механизм не очень-то и мешал, если не выходить за пределы института. Неизвестно было, как и когда эта штука появилась на его голове, но ответа, видимо, было уже не отыскать. Теперь все, что осталось от личности этого человека - это маленький пластиковый бейджик, неизменно висящий на нагрудном кармане его потрепанного медицинского халата с надписью "Герман Картер". Он и сам почти забыл собственное имя и человеческую речь от невыносимого одиночества, неумолимо пожирающего его изнутри и снаружи, давя на его плечи тяжестью многих тонн серых запыленных стен. Герман лениво листал какую-то книгу, кажется, по нейрохирургии. Все книги, что стояли на этих стеллажах, были уже не раз и не два прочитаны Картером от корки до корки, поэтому сейчас его пытливый ум страдал от недостатка новой информации. Все, что ему оставалось делать - это гонять по кругу одни и те же мысли, читать из раза в раз одни и те же строчки, изредка будоража себя несильным электрическим импульсом. Да-да, Герман раскрыл в себе какие-то ненормальные способности; как-то раз, когда он окончательно замёрз, он пытался согреться и беспрестанно тер ладони друг о друга, и в какой-то момент его руки сыграли роль дефибриллятора; между ними проскочила слабая, едва заметная молния, которая с каждым растиранием становилась все крупнее и сильнее, пока в одну прекрасную секунду не разразилась настоящим мощным разрядом в руках Картера, намертво отсекая способнсть его кожи ощущать температуру окружающей среды. С того самого момента Герман лишился каких-то естественных потребностей, никогда больше не испытывая ни голода, ни жажды, ни тяги ко сну. Что ж, это было выгодно в нынешних условиях. Со временем он научился управлять своей новой силой, осознанно выпуская молнии из рук в стены, в пол, в потолок. Однажды у него даже получилось попасть в хлипкую деревянную тумбочку в одной из старых комнат, тем самым Герман разжёг маленький костерок, который сейчас был уже бесполезен для него. В первое время на Картера часто накатывали негативные эмоции, и тогда он давал волю чувствам, разрушая практически все на своем пути, и теперь именно по его вине бо́льшая часть бесконечного лабиринта коридоров института была усыпана осколками стен, окон и частями разломанной в щепки мебели. Сейчас внутри него было пусто, и лишь иногда внутри неприятно и отчасти болезненно копошилась озлобленная ненависть и ядовитая чернота, заставлявшая Германа разбивать к чертям стены и с немалой силой швырять в пустых коридорах самые разные предметы, начиная от обломка стены и заканчивая массивным креслом. Когда Картер однажды осмелился взглянуть на себя в зеркало, он тут же разбил его вдребезги, не желая больше видеть собственного отражения; с серебристой зеркальной глади на него смотрел совсем не он, а какое-то грубое подобие прежнего Германа. Его когда-то красивые темные глаза сейчас зловеще светились белым в полумраке помещений, кожа была отчего-то (вероятно, от частых неслабых электрических импульсов в теле) покрыта тысячами рубцов, а из-под нее в некоторых местах торчали невесть откуда взявшиеся провода. Герман через боль выдергивал их, но они, как живые, постоянно снова появлялись, и вскоре он бросил эту затею. Тогда, в том, как казалось, уже далёком прошлом, Герман начал понимать, что его крыша стремительно съезжает, и сигналом к "отъезду" стало невнятное чувство, заставившее Германа на ощупь вставить распорки в веки и половинки "ретрактора" в рот. Внезапно его пробрал приступ смеха, безумного и истеричного, выгонявшего из лёгких весь кислород. Да, Картеру поначалу было самому страшно оттого, кем он стал здесь, в полном одиночестве, он сдерживал смех, старался занять себя чем-нибудь, дабы отвлечься от мыслей, но все было тщетно, и он быстро привык к новым ощущениям и новому облику, совершенно теряясь внутри себя и забывая обо всяких эмоциях, за исключением редких порывов злобы, ненависти и обиды на всех и вся, а в первую очередь - на себя. Сейчас же в его руках спокойно лежала старая книга по нейрохирургии, а внимательные светящиеся в полутьме глаза быстро бежали по знакомым строчкам на пожелтевших страницах. Неожиданно его внимание отвлёк странный, совершенно нехарактерный для этого места, звук. Герман медленно поднял голову, прикрыв книгу и вслушиваясь. Нет, ему не показалось, он действительно слышал, как прямо сейчас кто-то робкими, неуверенными, лёгкими шажками медленно шел по одному из коридоров, словно изучая обстановку. Судя по звуку, ног у идущего было только две. Человек?! Неужели хоть кто-то пришел в это богом забытое место?!! Герман как можно тише, стараясь резко не вздохнуть от накатившей волны эмоций, встал с кресла, откладывая книгу на стол, и снова вслушался. Шаги, кажется, приближались, и чья-то лёгкая поступь раздавалась уже значительно громче, чем за минуту до этого. Тот, кто крался там, явно осторожничал, наверняка тоже вслушиваясь в тишину и не желая разозлить местного обитателя. А знал ли идущий вообще о существовании такового? Шаги звучали все отчётливее, Герман тихо развернулся на звук, желая встретиться лицом к лицу с первым гостем института и в нетерпении слегка покусывая щеки изнутри. Картер даже старался дышать неглубоко и максимально тихо, дабы не спугнуть того, кто так стремительно приближался к нему. Когда шаги уже приблизились к последнему повороту, после которого Герман должен был увидеть человека, звук резко прекратился. Картер в недоумении всматривался в сумрачный коридор, пытаясь понять, увидел ли его визитер. Через пару секунд шаги снова тихо зазвучали, но теперь они... отдалялись? Нет. Герман не мог потерять такую возможность, он уже чёрти сколько не видел людей, и вот так просто отпускать потенциального собеседника он не собирался. Картер решительно двинулся вперёд, постукивая подошвами своих туфель о бетонный пол. Звук шагов гостя тут же смолк, видимо, человек застыл в ожидании. Герман быстро добрался до поворота и, вывернув в длинный прямой коридор, замер в ступоре, совершенно не понимая, что он видит. Перед ним, метрах в десяти, у стены стояла миниатюрная девушка азиатской внешности. Ее мокрые короткие волосы прилипли ко лбу, щекам и тонкой шее, бледноватая упругая кожа отражала тусклый свет с улицы, темные глаза смотрели с осторожностью и страхом. Как только Герман появился в поле ее зрения, ее колени задрожали, и она осторожно отступила на шаг назад, во все глаза глядя на странного человека, чей внимательный хищный взгляд и плотоядный оскал внушал желание поскорее убраться или, на крайняк, отвернуться. Оцепенение сковало ее тело, в голове девушки пульсировал животный ужас с самого первого момента, когда ее мозг успел обработать и осознать увиденное. Внутри Германа произошел взрыв эмоций, он словно вновь почувствовал себя живым. Ему казалось, что от девушки исходит непонятное тепло и свет, которых уже много-много лет не видели стены института и сам Картер. По его плечам и рукам короткой вспышкой пробежали молнии, растворяясь в воздухе у кончиков пальцев. Он, не в силах больше держаться, сделал шаг по направлению к ней. Звук от шага будто сбросил с нее оковы, и девушка мгновенно развернулась и что есть сил понеслась по коридорам, желая исчезнуть из этого проклятого места. - Вернись! - с истеричным надрывом в голосе прокричал Герман вслед беглянке, тотчас же бросившись в погоню, - Не оставляй меня! Наверное, он ещё никогда так сильно не хотел догнать хоть кого-нибудь. Зная весь институт, как свои пять пальцев, он старался догнать девушку, ориентируясь по звуку шагов и, предполагая направление ее бега, находя обходные короткие пути. Внезапно в дверном проёме он столкнулся с ней нос к носу, она буквально врезалась в него, с хрустом подвернув ногу и невольно влетев лицом ему в грудь. Герман немедленно заключил ее в объятия, осторожно склоняясь над трясущимся маленьким телом. Девушка брыкалась и пыталась вырваться из стальной хватки Германа, но он был явно сильнее, не оставляя девушке и шанса на побег. Она кусалась, кричала, пыталась царапать его кожу, но Картер, не обращая внимания на боль, продолжал стискивать ее в своих объятиях, сжимая рукой ее плечо. Вскоре девушка выбилась из сил, тщетно стараясь вырваться, и обмякла в руках Картера, бесшумно плача. Он ослабил хватку, плавно оглаживая её плечи и руки, а затем присел перед ней, заглядывая ей в глаза. Девушка выдернула свои руки из его ладоней, закрыв ими лицо и рванувшись куда-то в сторону. К сожалению для нее, там была крепкая, ещё не порушенная Германом, стена, и девушка больно ударилась головой, моментально оседая на пол под стенкой и потирая рукой ушибленное место. Герман подскочил к ней, снова заботливо приобнимая ее за плечи. На этот раз девушка не стала пытаться отбить его руки, она просто медленно села на пол, закрывая лицо руками и безутешно рыдая. Картер вздохнул, встав на ноги, а через секунду его осенило; чёртовы вставки наверняка придавали ему совсем уж психопатичный вид, наверное, поэтому она так испугалась. Он немедленно снял вставки со своего лица, и они свободно повисли у его щёк. Растянутая кожа углов рта и век тут же заболела, возвращаясь в свою анатомически правильную форму. Герман присел рядом с девушкой, стараясь посмотреть ей в лицо, но она упорно закрывала его руками, не прекращая плакать. - Не плачь, а то соплями подавишься, - ляпнул Герман, не зная, как успокоить гостью, - Успокойся, я уже не такой страшный, как тогда. Он мягко провел пальцами по ее руке, осторожно пытаясь отстранить ее маленькую ладонь от лица. Кожа девушки была бархатной и очень мягкой, жаль, что Герман не мог почувствовать ее тепло. Девушка не сопротивлялась, позволяя Герману убрать руку от ее лица. Она медленно опустила вторую ладонь, со страхом посмотрев в лицо Картеру. Действительно, сейчас, когда на его лице была мягкая улыбка и добрый прищур все ещё жутковато мерцающих глаз, он выглядел куда более безобидным, чем тогда, в коридоре. Она всхлипнула, утирая свободной рукой слезу со щеки и не отрывая взгляд от лица Германа. Отчего-то она подспудно доверяла этому незнакомцу со странно сияющими, буквально алмазными глазами, в ее голове плотно засело ощущение безопасности. Его теплые пальцы поглаживали тыльную сторону ее ладони, и она как-то неосознанно развернула руку ладонью вверх, чувствуя подушечками пальцев тепло его руки. - Тебе уже лучше? - вкрадчиво спросил Герман, заглянув ей, наверное, прямо в душу, - Успокоилась? - Кажется, да, - тихо ответила девушка, прерывая зрительный контакт и отводя взгляд вниз. - Как тебя зовут? - Герман мягко улыбнулся, покрепче хватаясь пальцами за ее миниатюрную ладонь. - Фенг, - так же тихо, почти шепотом ответила азиатка, продолжая сверлить взглядом пол. - Мое имя Герман, - приветливо констатировал он, желая добиться расположения девушки, - Пойдем, - Герман поднялся на ноги, не отпуская руку Фенг, - Думаю, сидеть не холодном бетонном полу не очень приятно. Фенг послушно поднялась, подтягиваясь за руку Германа, но тут же чуть не упала, оперевшись на травмированную ногу. Герман без раздумий осторожно приблизился к девушке и с лёгкостью подхватил ее на руки. Фенг и не думала возражать и сопротивляться, она лишь попыталась прижаться к плечу Германа, но спустя мгновение ее голова безжизненно повисла на шее вниз. Картер, заметив обморок, как можно скорее понес ее в одну из комнат на втором этаже, дабы уложить девушку хоть куда-нибудь, за исключением бетонного пола, и сделать так, чтобы она захотела остаться здесь. Герман с первого взгляда на нее ощутил какое-то неведомое ему доселе чувство, что-то такое, под влиянием чего хотелось окутать миниатюрную Фенг заботой и защитой, никому не позволяя хоть пальцем к ней прикоснуться. Внутри, в самом сердце Германа, словно зажглась какая-то очень горячая искра. Он ещё никогда не встречал таких глаз.