every minute

Остановилось на минуту время Каким я был раньше- каким стал теперь я Ты открыла дверь - мне улыбнулась удача Прошлое уже ничего не значит …Сетка улиц сквозь этот город. И я целый день брожу по ним, не замечая никого и ничего. Не помня, не зная названий. Смотря лишь на брусчатку темных, грязных, узких, душащих переулков. Смотря лишь на посеревший камень стен. Горький привкус слез, солоноватый и липкий, катящийся и налипающий на горло, обвязывающий его, словно моток колючей проволоки царапающий и рвущий его. Я никогда не думал, что смогу убить кого то. Нет. Не так. Я не думал что Дар, моя сила, способна причинить кому то вред . Ведь я… я приношу только веселье и радость да -да именно радость, именно это я привык видеть в глазах детей, не боль, не страх, не отчаянье… В тот год, что- то пошло не так, не так как обычно. Мы, хранители, стояли возле огромного макета земли и не могли поверить своим глазам. Золотые огоньки гасли, и каждый погасший огонек отдавался легким толчком в груди. Становилось невыносимо больно. Будто что- то важное и очень ценное вырвали, оставив внутри пустоту и холод. Позже я узнал, что произошло, почему дети даже самые маленькие перестали в нас верить. Сотни, тысячи и тысячи людей шли убивать за какие- то нелепые идеи. С пустым взглядом, без сожаления они шли на войну. Я чувствовал смерть, не видел ее, так же как не видят меня, но чувствовал ,кажется она пропитала каждый дюйм этой серой земли, к каждой минуте времени она прикоснулась холодными руками. Каждое мгновение для кого-то стало последним. Только тогда я узнал, что это такое, когда сотни детей плачут по погибшим родителям, задыхаются от собственного страха и отчаянья. Даже через сотни лет закрывая глаза я буду слышать их крики, чувствовать их боль. Вера. Как маленькое пламя свечи, вера, гасла в их сердцах и они больше не верили в чудеса, не верили в нас. В хранителей. Меня охватила злость. Злость на людей, злость на себя что я ничего не могу сделать. Я же хранитель, черт возьми! Я злился, и мой голос срывался на крик, и, кажется, сама природа чувствовала мою злость. Эта зима стала одной из самых холодных зим за долгие- долгие годы. Война была повсюду где бы я не находился я чувствовал ее. Видел в лицах окружающих людей, слышал в их голосе. Какой -то город, не могу точно сказать какой именно, за последние три недели я побывал в сотни городах. Заснеженные улицы, но снег здесь грязный, серый и вытоптанный. Местами я вижу темные пятна на снегу и…мне не хочется думать, что это чья- то кровь. Вечер, слабые очертания домов, почти нигде не горит свет, даже мне становится как то не по себе. Хотя мне ведь не чего бояться, я уже мертв. Где то далеко гудят самолеты, если прикрыть глаза я даже могу услышать выстрелы. Ветер доносит до меня их отголосок. Возможно, в эту минуту кто- то умирает там…всего в нескольких километрах. Я коснулся посохом земли. С неба начал падать снег, укрывая эту уставшую землю в мягкое снежное одеяло. Ну, вот снова …я слышу тихий детский плач, кажется, совсем рядом от меня, возможно, всего через один два дома. Я не стал пользоваться силой посоха и лететь, а пошел по все той же тропинке, внимательно прислушиваясь. Ветхое двухэтажное здание смотрело на меня выбитыми стеклами и облезшей краской. Двери не было. Вообще возникало ощущение, чихни я рядом с этим домом, и он рухнет прямо на меня. Если честно не хотелось туда входить, но я все еще слышал тихие всхлипы, и у меня просто не оставалось выбора. Первое что я увидел это огромная люстра, лежащая на полу, вокруг нее было тысячи осколков и стеклянных бус, которые покрылись тонким слоем инея. Красиво, я даже на мгновение залюбовался. Одну ниточку бус повертел в руках. Всего четыре маленьких хрустальных шарика на леске. Бусинки я поспешно убрал в карман, так как в дальнем углу я увидел покрытое инеем пианино. Нет не оно, конечно, привлекло мое внимание, а тот, кто прятался под ним. Мне пришлось опуститься на колени что бы увидеть малыша. Это была маленькая девочка лет 5 или 6 не больше в тоненькой синей курточке и серых сапожках. У малышки были пепельно –серые волосы и необычного цвета глаза. Янтарного. Она крепко обнимала грязного в заплатах зайца. Возможно когда то этот заяц имел нежно- розовый цвет и голубые глаза. Сейчас же он был грязно серый, потерял где то один глаз, да и правое ухо вот -вот оторвется . Девочка уже не плакала, а едва слышно всхлипывала . Кожа ее была такого же цвета что и у меня, а это плохое совпадение. Это значит, что она очень сильно замерзла и надо торопиться, а то будет слишком поздно. Я оглядел комнату и на мгновение у меня земля ушла из под ног. В противоположном углу от пианино стоял диван. Сразу я его не заметил. Слишком темный угол. На нем сидели двое. Девушка в легком платье и парень в строгом костюме и галстуке. Они крепко держались за руки, и все бы ничего, только взгляд их был пустой. Не живой. Тонкий иней на губах…волосах, даже одежда …как фарфоровые куклы, какая тонкая работа. Неужели это я виноват в их смерти? Девочка свернулась клубочком на полу, все так же прижимая к себе зайца. -Нет, нет малыш, тебе нельзя спать только не сейчас только не здесь - прошептал я. Через несколько минут я был на пороге дома. Единственного, где был виден хоть какой то отблеск света. Дверь открыли не сразу. Я видел, как женщина с недоверием приоткрыла дверь и посмотрела на ребенка, сидящего на лестнице. Ее впустили в дом, и это было самое главное. Там она будет в безопасности, я хочу в это верить. Отлетев на расстояние от этого города я перехватил поудобней посох сосредотачиваясь. Мне потребовалось, какое то время что бы заставить отступить холодные ветра и лютые морозы. Пожалуй, уже сейчас жители могут почувствовать, что в их городе стало значительно теплей.