Плохая примета

Гарриет Доу шагнула на палубу одной ногой. Затем второй, с нечаянного размаху ударив каблуком покачивающиеся доски. Скрип. Так и начнётся самая перспективная и многообещающая экспедиция в Окмонте за последний десяток лет: со скрипом палубных досок, переругиванием моряков, сухим кашлем капитана Сандерса и гулким требовательным басом Альберта Трогмортона. Морякам не хватало рома и банок с консервами, Сандерсу – сухого, не тронутого надоедливым дождём табака, а Трогмортону-младшему – достойного поведения первых и расторопности второго. Гарриет вдохнула ледяной воздух – попыталась вдохнуть заложенным от соли и промозглости носом – и нервно потёрла лоб, не почувствовав собственного прикосновения. Ладони как отрезало въевшимся в кожу холодом – опустить бы в море и осознать: оно тёплое… …если промокнуть и промёрзнуть до жёсткого нутра костей, море согреет. Если из-под ног вдруг с предательской дрожью уйдёт земля, море подхватит и сбережёт. Если захочется спать на тоскливом берегу, удушливо пахнущем мёртвой рыбой – море укроет своей волной. Если долго глядеть в колышущуюся за бортом «Титании» бездну, может показаться, что всё это – одно из многих-многих, повторяющихся всё чаще сновидений… – Отставить! – несмолкающей трубой гудел Альберт кому-то в лицо. Ветер вырывал из пальцев последние частицы тепла: ещё секунда – и вытянет кровь из тела. Гарриет спрятала руки в карманы неумолимо сыреющего пальто. Вместительные карманы, плотные: в правом карты, записи и часы на цепочке, а в левом… В левом почему-то нет очков. Новых очков, целых, без тонкой, но невозможно раздражающей трещины на правой линзе, совсем незаметной, пока дождевая вода струится по ней, застилая взгляд. Стоит только войти в каюту и протереть очки, раздражение вернётся заново и не даст сосредоточиться ни на чём, кроме проклятой трещины; если же начать что-нибудь читать, так и вовсе зарябит в глазах… Без очков нельзя. Непривычно. Неправильно. «Может, вернуться за ними?» (Необъяснимо, но – как предчувствие какое-то) С экспедицией с самого утра что-то было не так: обычно сдержанная и тихая штаб-квартира полнилась гвалтом и суетой, разгорающейся с новой силой каждый раз, когда младший Трогмортон с каменной настойчивостью принимался торопить учёных. Гарриет, проснувшаяся отчего-то совершенно разбитой, по кускам собирала в себе чудом выжившую в бессонном тумане сосредоточенность – и ей это даже почти удалось… но очки с прочными целыми стёклами так и остались погребены под кипами бумажных заметок. Прибытие на борт «Титании» должно было означать долгожданное начало великого события, но матросы так и не успокаивались без лишнего ящика рома, просоленные швартовные концы как будто к пирсу прикипели, а капитан Сандерс надсадно кашлял, сгибаясь в поясе, как поломанная кукла: того и гляди совсем потеряет голос, выкашляет его за борт с гноем напополам… Плохая примета, сказал бы какой-нибудь суеверный местный. Под рёбрами валом поднялась вдруг иррациональная тревога: нет-нет-нет, никуда Гарриет без очков своих не поедет и не пойдёт, это всё совсем не просто так; да вся команда никоим образом к экспедиции не готова, если даже капитан… …наконец-то призвал к порядку? Гарриет не заметила даже, как матросы перестали горланить и спорить, разойдясь по своим законным местам, а Сандерс, отложив куда-то свою трубку, принялся наставлять о чём-то своего старшего помощника. – Профессор Доу, вы готовы? – с въедливой учтивостью осведомился как из ниоткуда возникший перед глазами Альберт. Гарриет в последний раз взглянула на мрачную серость пристани. – Готова, мистер Трогмортон. Пора отплывать – впереди ждало грандиозное исследование, к которому они все так кропотливо готовились. А ещё там, впереди, ждало море. Соль и ветер, манящее тепло древних глубин, раскрывающих, как во сне, бескрайние покровительственные объятия. А очки… Дались ей эти очки. Чтобы увидеть нечто действительно важное, они ей вовсе и не понадобятся.