***
Медленно спускалась к пруду, чувствовала: не одна здесь. Кто-то ещё пришёл отдохнуть у воды. Чуть крепче сжали тонкие пальцы рукоять меча. Неизвестность настораживала и вынуждала к действию. — Кто бы ни был здесь, я вас не трону, если вы не настроены ко мне враждебно, — ответил мягкий голос. Аяка не заметно для себя вздохнула и вышла к пруду. На камне сидел паренёк, насвистывал на листочке грустную мелодию. Аяка сразу узнала его, это Каэдэхара Кадзуха. Печально известный скиталец, друг которого погиб на дуэли с сёгуном. — Могу я станцевать под эту мелодию? — чуть слышно спросила она. Жар накатил к лицу. Зачем спросила, быстро промелькнуло в голове. — Отчего нет? Так будет ещё чудеснее, — улыбнулся Кадзуха и продолжил свою игру. Сначала у Аяки получалось не очень, стеснение и сомнения сковывали движения и дух, но, чуть погодя, танец раскрылся. Все перестало существовать, остались только она сама, ведущая её музыка и Каэдэхра. Песня закончилась — закончился и танец. Аяка замерла в последнем движении на миг, настроила сбившееся дыхание и посмотрела на Кадзуху. Тот уже стоял возле неё, не решаясь что-то сказать. Только в искреннем взгляде читалось: ему очень понравилось. Аяка умывалась, тонкие струйки стекали по рукам, стремились обратно в пруд. Кадзуха сидел рядом, достал белоснежный платок из кармана, на уголке которого был вышит маленький якорь. — Чистый, утритесь, подует ветер, — сказал, не глядя на неё. — Благодарю, — улыбнулась Аяка и вытерла лицо. Маленький якорь попался на глаза, вызвал вопрос. — Путешествуете? — Да, много. Это, кстати, подарок капитана корабля, на котором мне посчастливилось плавать. — А расскажите? — спросила Камисато и тут же спохватилась. Не маленькая уже, чтобы любопытствовать, — простите, я… — Ничего, я расскажу, мне только в радость. И давайте на ты, — рассмеялся искренности своей собеседницы Кадзуха и начал свое неспешное повествование.***
После той прогулки, Аяка и Кадзуха много встречались и гуляли. Она рассказывала ему о жизни в Инадзуме, он ей о приключениях в Ли Юэ. Не замечали они ни прошедшей весны, ни уходящего лета, ни того, что подходило время расставаться. Воздух стал более прозрачным, холодным. Всё чаще шли дожди, но уже без грома и молний, если только не были вызваны гневом сёгуна. В тот день долго, совсем не прекращая, лил дождь. Густая крона дерева укрывала их от воды. Кадзуха перебирал её волосы, целовал каждую прядь. Запоминал её запах, запах цветущей сакуры и зелёного чая. Аяка лежала на его коленях, смотрела на дождь. Обхватила своей тонкой рукой его забинтованную руку и гладила её. Неспокойно и тоскливо было Камисато, знала она, что скоро увезёт Каэдэхару у неё большой Алькор до следующего лета. Останутся с ней только дорогие её сердцу воспоминания и белый платок с якорьком. Невыносимо было и Кадзухе. Не мог он уже оставаться в тихой гавани Инадзумы, звала его душа к новым приключениям, звала к команде Алькора и его капитану. Но и оставлять Аяку не хотелось. Если бы можно было, он бы взял её в большое плавание к скалам Ли Юэ, может, даже к ветрам Мондштадта. Молчание первой прервала Аяка. Всё так же смотря на дождь, тихо начала: — Пиши мне, ладно? Рассказывай мне в своих письмах о море, о людях, что тебе будут встречаться. И главное, описывай каждое своё чувство и мысль… — Буду, непременно буду. Но и ты пиши. Пиши, как меняется наша страна, как меняются люди, становятся ли счастливее или нет, — замолчав на мгновение, тихо добавил, — и про себя пиши. Пиши, даже если это будет что-то незначительное, ладно?***
Разъяснилось. Яркие лучи осветили пёстрые листья, засветили крыши домов. Люди вышли на улицу. Казалось, что от света солнца на лица вернулись счастливые улыбки...