Чудесно, волшебно, божественно...

Здесь было прохладно. Здесь царил зеленый полумрак. Тихо шелестела вода в двух продолговатых бассейнах, играя желтыми полосами бликов по стенам, потолку и колоннам. Тускло мерцали пыльные рубины и изумруды в глазах каменных змей, обвивших циклопические опоры. Сам хозяин сего логова спокойно спал, плотно свернув гигантские кольца, уютно расположившись в круглом помещении внутри статуи. Чуть поколебавшись, Минерва спустилась и села на крайний отросток рога красной костяной короны, аккурат над глазом. Посидев и набравшись храбрости, Минерва тихо позвала: — Господин Василиск, проснитесь, пожалуйста… Древний исполин гулко вздохнул, пробуждаясь от дрёмы. Пробуждался он нехотя, лениво-тягуче, как долго пролежавшая на холоде клубничная патока, но пробуждался. Наконец, после непродолжительной борьбы со сном, чуть шевельнувшись, василиск приоткрыл правый глаз и скосил его вверх, на симпатичную опрокинутую головку смешной совушки. — Привет, маленькая Птица Счастья… — негромко выдохнул реликтовый Змей. — Это я? — мило удивилась Минерва. — А кем ещё может быть птица, несущая в сердце радость и дарящая миру улыбки? — мягко спросил Змей. — Я радостна потому, что у меня замечательный друг, — подумав, сообщила Минерва. — Ну, значит, настало время и мне познакомиться с этим удивительным ребёнком, — вынес вердикт василиск и принялся разворачивать гигантские кольца, собираясь покинуть логово. Минерва покрепче сжала лапами рог и распахнула крылья, чтобы удержать равновесие, и пока василиск полз, она робко глядела на мрачные своды подземного зала. — Сэр, разве вам здесь нравится? — поколебавшись, спросила сова. — Не особо, — отозвался Змей. — Но это единственное, что Салли мог придумать, чтобы хорошенько спрятать меня, он знал, что василиски не везде в почете. Но ты не переживай, маленькая Птица Счастья, здесь я только сплю, остальное время в моем распоряжении замок и прилегающая к нему территория, а лес огромен, как и Кабаньи горы, дичи мне хватает. К тому же милейший Хагрид догадался снабдить меня отличным рационом — очень вкусными и питательными акромантулами, за чьим поголовьем я вот уже полвека тщательно слежу. Уговор у нас с Рубеусом только один — не трогать его любимца, Арагога, но он весьма приметен, так что я его не забываю и нипочем не спутаю с прочими пауками. — Вот это да… — впечатлилась Минерва. — А как вы пришли к такому соглашению, сэр? — Ну, познакомились мы при весьма печальных обстоятельствах, в день, когда погибла школьница. Один не в меру ретивый вьюноша поднял меня с ложа, возжелав заполучить мою силу и мощь, призвал к себе и начал в уши дуть, сулить мне всевозможные блага от нашего с ним сотрудничества, а в кабинке юная мисс затихарилась, плакала-жалилась на судьбу свою неминучую-горючую. Наконец ей надоело слушать наше шипение, и она высунулась из кабинки, да слишком резво, знаешь ли… Меня увидела да и шарахнулась назад, поскользнулась на мокром полу, в туалете-то, и виском прям об унитаз приложилась. А Том, поганец мелкий, за шкурку свою затрясся, решил вину с себя на кого другого скинуть, и ведь нашел козла отпущения — третьекурсника Рубеуса Хагрида. Подловил его да и обвинил со всех сторон. Паучонку удалось сбежать, но Хагрида невинного, как есть невиновного, из школы исключили, никто не пожелал разбираться. Как же мне это было огорчительно. Нашел я мальчонку-переростка, представился ему чин по чину, про паучка его поведал, что жив-здоров он, приветы передает, то, се… Рубеус-то послушал, слезки утер, да и заулыбался весь, солнечный такой… Меня, чудище старое, любит-обожает, как же тепло-то стало от искренней улыбки его, ну словно обнял меня, в одеялко закутал, старика замерзшего… Любовь Хагрида — это… это дорогого стоит. Настоящая она у него, от всего сердца. Говоря всё это, василиск проползал туннели за туннелями, каким-то чудом ориентируясь во множествах ответвлений бесконечных ходов. Минерва то и дело пригибала голову, чтобы не стукнуться о низкий свод, и взмахивала крыльями на резких поворотах. Но слушала молча, не перебивая. — А потом Хагрид прочел где-то, что молодые василиски пауками питаются, посмотрел на меня, сопоставил мои размеры с размерами Арагога, да и вдохновился: сгонял в Грецию за самочкой акромантула, привез и давай разводить, благо что Арагогу и выбирать не из чего было. А паучиха оказалась страшно плодовитой: в первой же кладке произвела на свет около тысячи акромантулят. Их Хагрид и преподнес мне в дар. Я, конечно, не молодой, но и не старый в физическом смысле, так что с удовольствием ими подзакусил, сочной паучьей молодью. Те, что пошустрей, разбежались и дали жизнь новым поколениям акромантулов Запретного леса. Так у нас и появилась знаменитая паучья колония вместе с Паучьей лощиной. Арагога, как я и говорил, не трогаю, и более того, у меня у самого среди пауков любимцы завелись, Одиссей, например, он плетет самую прочную серебряную паутину, не один волколак в ней запутался, украсив мой скромный стол. Так… Ну, птичка, приехали, вот выход. Заслушавшаяся Минерва встрепенулась, подняла голову и посмотрела вперед, в тенисто-лиственной овал дневного света. Вылетев сквозь него, сова обнаружила, что вход скрывается в пологой лесной горушке, совсем рядом с Паучьей лощиной. Радостно ухнув, Минерва полетела над головой василиска, ведя его на встречу с Гарри. Ощутив дрожь под ногами и завидев, как качаются верхушки деревьев, Ранкорн присвистнул, легко представив себе размеры приближающегося бронепоезда, встал и подманил к себе детей. Тем повторных приглашений не понадобилось — вмиг скучковались за надежным дядей Альбертом. В отличие от бронепоезда, василиск подъехал бесшумно, но и то земля гудела, пока он сворачивал свои гигантские кольца, покомпактнее собираясь перед кучкой детей и знаменитым драконоборцем. Шипеть никому не пришлось — Змей заговорил с людьми вполне по-человечески и даже на английском языке. Высоко вскинув голову и красиво изогнувшись латинской буквой «S», он вежливо обратился к Альберту: — Наслышан о вас, высокочтимый сэр. Должен признаться, что я весьма горд тем, что такой великолепный ученик вышел из стен данного школьного учреждения. Редко, очень редко его стены покидают столь мастерски ограненные алмазы. Примите мое глубочайшее почтение и дозвольте присоединиться к вашим важным делам. Гарри уронил челюсть. Очень хотелось разобидеться и заорать, а почему же он, гад, в прошлом так себя не вел?! Почему он шипел, слушался Тома из дневника и гонялся за маленьким мальчиком? Но тут ему на руку села Минерва, и Гарри вспомнил — почему. Потому что он был во власти темных сил, покоривших его волю, заставивших служить призраку, воспоминанию из дневника, которое выпустила на волю одержимая Томом маленькая девочка Джинни Уизли… А сейчас василиск был в твердой своей памяти, над его волей ничто не довлело и он сохранил свой ясный рассудок. Сейчас он был настоящим, самим собой, и что интересно, отказывался назвать Альберту своё имя! Гарри встрепенулся и, отбросив размышления, прислушался, вникая в разговор. — Ну зачем вам моё имя, уважаемый? Позвольте оставить его при себе! — Оно какое-то секретное? — заинтригованно спросил Альберт. — Или слишком длинное, труднопроизносимое? — Ни то, ни другое. Просто своё имя я предпочитаю доверять только другу. А то было один раз такое, с полвека тому назад… Повелся я на сладкие речи одного ретивого вьюноши, а он возьми да воспользуйся моей доверчивостью — попытался овладеть мною при помощи магии имени и подчинить меня своей недоброй воле… Повезло мне тем, что я не до конца ему поверил и назвал лишь часть своего наименования. Вот оно что! Внутри у Гарри всё так и ахнуло: вот же оно, Том, видимо, знал имя василиска и тем самым сумел его покорить! И, к счастью, умница-змей назвал себя не полностью, раз сумел воспротивиться злой воле дневника. Одновременно Гарри охватила здоровая злость на подлеца Реддла, так коварно использовавшего честного Змея в своих корыстных целях. Ведь змеи — это самые честные существа на свете, и странно, что кто-то считает иначе, приписывая ползучим гадам хитрость и коварство, холодную расчетливость и жестокость. На самом деле всё не так, змеи охотятся только на добычу, соразмерную себе — птиц, мышей, кроликов, удавы и питоны — соответственно на кабанов и косулей, анаконда — на пекари, агути, капибару… На человека змеи нападают только в виде исключения: в случае самозащиты, защиты гнезд, детенышей, при случайной встрече змея честно предупреждает двуногого о том, что нападет, если он её тронет. Яркой окраски порой достаточно, чтобы благоразумный хомо сапиенс убрался с пути змеи, а если нет, то клобук кобры и погремушка гремучки им в помощь. Звери, вообще-то, не умеют лгать, только самые продвинутые да цивилизованные иногда могут научиться вранью: какая-нибудь хитрая собачка притворится хромой, чтобы хозяин пожалел её и остался дома. Кошки же ко лжи оказались не способны совсем… От своих раздумий Гарри очнулся, когда услышал, как Ранкорн окликнул ребят, предлагая им назваться василиску. Отодвинув мудромыслия в сторону, Гарри назвался первым: — Гарри Эванс. За ним назвались остальные, причем девочки не забыли присесть в книксене, из-за чего Драко и Эверетт, назвавшиеся последними, изобразили поклон. Альберт времени зря не терял — послал Блэку и Снейпу Патронусов, двух андских душегреев. Василиск проводил взглядом серебристых змеев, посмотрел на башенки и вдруг пришел к выводу, что они слишком близко к замку. К чему и почему он так решил, Гарри не понял, но интуитивно поверил древнему реликту. Тем временем подошли вызванные Альбертом Северус и Регулус, обошли хижину Хагрида, да и замерли, увидев детишек в такой… компании. Нет, конечно, Альберт им сказал, что прибыл василиск, но не такой же, прости Мерлин, исполин! Метров пятнадцать в длину и в пару тонн весом. Видя круглые глаза новоприбывших, василиск приосанился, страшно гордый собой. О да, трепещите, человеки, я — великолепен! Гарри невольно заулыбался, глядя на горделивое самолюбование добродушного зверя. И чего люди так безбожно врут, сочиняя свои страшные бестиарии? Василиск убивает взглядом, это да, но вопрос-то в том, кого конкретно: врага, добычу и просто надоевшего соседа, на друзей и невинных он курок не спускает, иначе и смотреть-то не на что станет. Блэк, к счастью, вспомнил, за чем пришел, и, выступив вперед, вынул из мешочка и разложил перед василиском пять предметов. Змей отставил позу и внимательно оглядел преподнесенные дары: чашу Пенелопы, диадему Когтевран, медальон Слизерина, кольцо Марволо Мракса и дневник самого Темного Лорда. И произнес фразу, из-за которой Гарри ощутил страстное желание расцеловать красавца. — Одного не хватает. — Как одного? — побледнел Регулус. — Мне сказали, что их пять! Да и сами вещи подтверждают, что нет среди них шестого… — А я вижу! — упрямо набычился Змей. — Пять линий от них к основному тянутся! Приведите шестого, и всё будет в полном комплекте. — Э-э-э… привести? — завороженно переспросил Регулус. — Вы имеете в виду, самого Темного Лорда? — Да нет! — василиск качнул колоссальной головой. — При чем тут Темный Лорд, вы мне шестой крестраж приведите, он под тюрбаном прячется. Ну, тюрбан во всей школе только один человек носил, так что вопросов не возникло. Кратенько посовещавшись, за Квирреллом отправились Северус и Альберт с Гарри, а Регулус остался готовить ритуал Изгнания. Для этого сменили место дислокации — перебрались поглубже в лес, к той самой горушке с пещеркой и подземным ходом. Слишком близко к замку не рискнули колдовать, учитывая одну бородатую личность, которая могла почувствовать черное колдовство, припереться и всё испортить. — Квиррелл сейчас может быть где угодно, — проворчал Северус. — Если начнем расспрашивать портреты, они ему первыми и донесут, что его кто-то разыскивает. — Не придется… — бормотнул Гарри, скользя взглядом по карте. — У себя Квиррелл, в кабинете, и не один, кстати! Вот, глядите, — Гарри пальцем подчеркнул имя, почти слившееся с профессорским. Северус с Альбертом склонились над головой мальчика, дружно заглядывая в карту и любуясь на странное переплетение двух имен. Лорд Квирин Воланус-де-Квиррелл Морт. — Во красавец, прямо аристократ, как какой-нибудь Эшли Элгенхаузер Доди пятый, — глубокомысленно изрек Альберт. — Как брать будем? — поинтересовался он у Северуса. Однако не успел тот задуматься, как Гарри им ещё одну имбу протянул — мантию-невидимку. Для хорошего дела, как говорится, никаких средств не жалко! Двое мужчин спрятались под мантией, Гарри виртуозно исполнил извечную мальчишечью проделку: подбежал к двери, постучался и тут же задал веселого стрекача, так что Квиррелморту осталось лишь послушать удаляющийся топот ног проказника, да и то недолго. Едва он высунул нос в коридор, как был тут же оглушен спереди и сверху, дюжему Альберту хватило росту, чтобы огреть его хорошенько невидимым подсвечником, прикрытым мантией. Кулак Северуса прилетел спереди. Простора для маневра под мантией, как ни странно, оказалось достаточно, чтобы двое стройных парней смогли развернуться. Если под ней когда-то целый олень рогатый с волком и псом запросто ныкались, то стоит предположить, что у мантии неограниченные возможности… Магией ребята не рискнули воспользоваться, кто его знает, как Лорд под тюрбаном отреагирует, поэтому и глушили одержимого профессора как есть, вручную, простой и доброй физической силой. Так же вручную они его и несли, на носилках, прикрыв Квиррелла всё той же мантией. Расчет оказался верен — никому не пришло в голову поинтересоваться, а куда это дяди пустые носилки несут? Гарри к тому времени давно слинял на опушку леса и поджидал подельников за хижиной Хагрида. К их приходу у Регулуса уже было всё готово — расчерчена гексаграмма, запалены свечи и воскурены благовония, всё исключительно для василиска, для усиления его магического потенциала, как он выразился. Хотя на самом деле он хотел просто попонтоваться, показать себя покрасивше, по мнению Гарри. Доставленного Квиррелла уложили в центр многоугольника, очертаниями странно похожего на гроб, в изголовье поставили чашу, к правой руке положили дневник, к левой — диадему, к правой ноге возложили медальон, а к левой ступне — кольцо. Таким образом Квиррелл формально стал считаться основной фигурой. Длины великолепного василиска оказалось вполне достаточно, чтобы заключить весь этот натюрморт в глухой круг, ещё и для головы осталось, которой он навис над лицом оглушенного профессора. Поглазел на него и велел перевернуть его рожей вниз. Трое мужчин переглянулись, но послушно исполнили просьбу — перевернули Квиррелла, перераспределили заново побрякушки-крестражи и снова рассредоточились по краям поляны. Взяв дневник, василиск прокусил его и, выделяя яд, начал поливать им остальные предметы вперемешку с чернилами, исторгшимися из издохшего ежедневника. И только после этого прожег взглядом беспомощно моргающего на всё это красноглазого зародыша лица, торчащего из затылка. Бестелесному духу на сей раз некуда стало удирать — якорьки все были уничтожены… Так что отправился Темный Лорд туда, куда и положено всякой нормальной душе — в вечные скитания по Лимбу и Чистилищу, а там пусть ангелы с чертями решают его дальнейшую судьбу. Очнулся Квиррелл. Сел, опасливо огляделся и смутился, увидев устремленные на него внимательные взгляды восьми детей, трех мужчин, совы, двух котов, лохматого татцельвурма и огромного василиска. Последний особенно впечатлил. Долго впечатляться ему не дали — задали вопрос: — Как вы себя чувствуете, профессор Квиррелл? — Э… Спасибо, хорошо чувствую, — робко ответил тот. Дети почему-то обрадовались: запереглядывались, в ладони хлопнулись и громко воскликнули: — Он больше не заикается! Рука Квиррелла тут же сама собой потянулась к затылку. И никакого лицевого рельефа там не обнаружила. Как так? Но это же… — Боже правый!!! — взвыл Квиррелл, вскакивая на ноги переперченным жеребчиком, отплясал короткую джигу и кинулся обнимать Северуса, Альберта и Регулуса. — Спасители вы мои! Вы сделали невозможное! Вы его изгнали из меня!!! Спасибо, спасибо, спасибо, спасибо вам, мои хорошие, мои дорогие, мои золотые! Да вы ж мои чудесные! В этом месте эмоции достигли края, и бедняга попросту расплакался слезами счастья, ослабев от облегчения, чуть не упал на колени, но Альберт с Регулусом его подхватили и повели к Хогвартсу. Северус остался с детьми и зверушками. Для начала он прибрал следы ритуала, собрал обезвреженные реликвии основателей: кроме дневника, они остались целыми, равно как и кольцо Мракса. Увидев которое, Гарри подошел ближе и застенчиво попросил: — Можно подержать, дядя Сева? Ничего плохого в желании мальчика Северус не увидел и кольцо дал подержать. А Гарри, не будь дуром, тут же ножичком отогнул язычки и извлек заветный камень. Дети это умеют, причем так виртуозно, буквально на глазах у семи нянек… Не успел Северус и глазом моргнуть, как древнейший род Мракс был ограблен. Возвращая Северусу кольцо без камня, Гарри состроил наичестнейшие глазки и умоляюще произнес: — Ну можно я камушек себе оставлю? Он такой забавный, черненький, квадратненький, я, может быть, их собирать буду!.. Ну разве можно ломать ребёнку начало-зарождение нового хобби-интереса?! Конечно же нет! И Северус великодушно закрыл глаза на пацанью проделку, бросая в мешок к остальным вещам изуродованное кольцо какого-то неизвестного Мракса. А Гарри поигрывал ромбическим камушком — подбрасывал и ловил, попутно любуясь игрой света на темных гранях, чем-то он привлек его, этот камень… Приведя поляну в порядок, Северус выпрямился и оглянулся — детишки, как и следовало ожидать, облепили василиска, сидели на его кольцах и висели на рогах, тихо повизгивая от восторга. Ну да, это вам не какой-то вшивый дракон! Это василиск, мирный и говорящий. Вздохнув, Северус покачал головой и позвал: — Дети, оставьте дядю василиска в покое и подойдите ко мне! Где вы умудрились промокнуть, не понимаю… Пора в замок, скажите василиску «до свидания». — Ой, папа, а можно его с собой взять и приручить? — загорелся Эверетт. За Северуса, однако, ответил Гарри, отвесив приятелю дружеского щелбана. — Ты чего, Эверетт, разве он похож на того, кого надо приручать? Эверетт, не позорь наши фиалы, василиск — не ручной зверь, он даже не дикий, он самостоятельный и принадлежит самому себе. Скажи мне, что ты почувствуешь, если он решит приручить тебя? — Ой… я так сглупил! — поразился Эверетт. И к василиску: — Простите, сэр, сам не понял, что несу! — Вы ему просто понравились, — мягко пояснил Гарри. — Взаимно! — добродушно отозвался Змей. В замок возвращались очень счастливые дети. Ритуал был, конечно, не очень понятен, но исцеление профессора Квиррелла оказалось достаточно твердым обоснуем для его проведения, и если для этого ещё понадобился волшебный василиск, то, значит, так и должно было быть! Но самое главное, пожалуй, было знакомство с этим поразительным Змеем, нефритово-зеленым с голубым отливом, огромным, с роскошной красной короной.