Потерянное облако

      На бледном лице ярко-алое пятно ожога выделяется особенно болезненно. Верде рассеянно щурится, рефлекторно одёргивает руку, но после тянется, осторожно — потому что кажется, что облачный мальчишка от других прикосновений просто рассыпется — касается чужой челюсти и поворачивает чужую голову набок. Скалл в лихорадочном забытье дёрнулся, попытался сжаться, но на тонкие плечи легли крепкие ладони Лар, вжимая в койку и не давая лишний раз пошевелиться, а пальцы учёного сжались немного сильнее, удерживая на месте чужое лицо, но после мужчина наоборот убрал руку, решив дождаться Фонга с водой, чтобы смыть тональную основу — грим? — с бледной кожи. В комнате повисла напряжённая тишина.       Впрочем, долго она не продлилась. Через пару минут в помещение проскользнул алой бабочкой Фонг, принося в крепких несмотря на возраст ладонях миску с прохладной водой и несколько чистых тканевых салфеток. Одновременно с этим внезапно появлется из ниоткуда Вайпер, чьё отсутствие за всей суетой далеко не сразу заметили. Туман фыркает и ставит на металлический столик-каталку бутылочку с мицелярной водой и пакетик с ватными дисками. Учёный щурится рассеянно-раздражённо, на что Вайпер почти наверняка закатывает глаза — под плащом не видно — и отталкивает мужчину в сторону, после выуживая один диск из пакетика.       — Вы заплатите мне за этого тысячу долларов. — Голос Тумана сквозит раздражением, пока тонкие пальцы подхватывают бутылку, с громким щелчком открывают крышку и наливают немного жидкости на вату, после чего фигурка взлетает над койкой и опускается на край рядом с грудной клеткой каскадёра. Вайпер касается — не особо осторожничая, но и не делая резких движений — лица каскадёра, проводит диском по коже чуть ниже линии роста волос. Цвет лица почти не меняется, разве что сам диск немного сереет, показывая, что эта бледность — реальный цвет кожи Облака. Только этот бледный — неестественный, болезненный, что сразу отмечает буквально каждый в комнате.       Реборн отходит к стене помещения, прислоняется к ней спиной, ощущая отрезвляющую прохладу, и скрещивает руки на груди, хмурясь. Слегка опускает голову, отчего тень от федоры падает на лицо, скрывая глаза. Жидкий металл выглядит неживым, холодным и острым. Жизнь резко повернулась на сто восемьдесят градусов, показывая ситуацию с совсем другой стороны. Хотя, пожалуй, она это сделала тогда, когда мальчишка-каскадёр чуть не подох на арене в собственном пламени — сейчас они, Аркобалено, разве что постепенно начинали осознавать масштаб проблемы. Реборн смотрел на бледное лицо, хрупкие руки и в целом фигуру и не мог понять, как это маленькое существо выросло в то гиперактивное визгливое и раздражающее нечто. Хотя… Мужчина хмурится, мысленно отматывая память на тридцать лет назад. Попытался вспомнить комплекцию Скалла до того, как все Аркобалено попали под проклятия. И раздражённо нахмурился, потому что в памяти каскадёр всегда ходил или в мотоциклетном костюме, в огромной джинсовке или в мешковатых оверсайзных кофте и штанах; от общего вида лица отвлекали внимание ярко-фиолетовые прядки волос и глаза, в которых будто залили концентрированное облачное пламя и то заняло, пометило как свою территорию радужки. Пальцы Солнца подправили федору, натягивая шляпу ниже. Вопросов становилось всё больше.       Вайпер тем временем продолжает стирать макияж с чужого лица. Первого диска хватает только на лоб — влажная материя помимо тональной основы стирает пот, появляющийся от жара. По мере исчезновения макияжа фигура Тумана напрягается, но руку он не одёргивает. Тонкие пальцы более мягко проводят диском по веку, стирая тени, нажимают немного сильнее, проводя по коже под глазом. Скалл сильнее жмурится, дрожит лихорадочно, пытается отвернуться, но Вайпер под пристальным взглядом стоящей достаточно близко — Аркобалено разошлись в стороны от кушетки, чтобы не тревожить Туман и Грозу, сейчас выполняющих задачи первой необходимости — Лар, готовой помочь в любой момент, кладёт вторую ладонь на чужой лоб и не очень сильно давит, заставляя Облако вжать голову в койку. Каскадёр был слишком ослабевшим, чтобы его сопротивление на что-то повлияло и как-то помешало старшим Аркобалено. Вайпер откладывает второй ватный диск, испачканный фиолетовыми тенями, в сторону, и берёт третий диск, смачивает средством и ведёт по второму веку Скалла. Пальцы Тумана всё же вздрагивают, а сам он отстраняется, машет рукой Верде, чтобы он подошёл ближе. Учёный подходит и замирает. В гениальном мозгу начинают перещёлкивать шестерёнки, но их будто бы клинит, пока острый взгляд упирается в открывающуюся картину. Вайпер берёт четвёртый диск.       Бледное лицо покрыто сеточкой пигментных пятен и светлых шрамов. Кожа под глазами тонкая настолько, что всю паутинку сосудов видно как через прозрачное стекло. При этом она же тёмная, синяки под глазами выдают то, что мальчишка явно очень давно не спал нормально. Кожа шелушилась. Вокруг правого глаза растекалось огромное красноватое воспалённое пятно ожога. Оно даже выглядело больно, а каскадёр наносил сверху косметику, пряча — возможно, даже скорее всего, отсюда и воспаление — его от глаз остальных Аркобалено. Верде хмурится — это было совершенно не рационально со стороны Скалла, неправильно — мальчишка ныл и по гораздо менее значимым причинам, а показать на то, что причиняло ему реальный дискомфорт, он даже не попытался. Это было неправильно. Нелогично. Верде не понимал (или не признавал) человеческие эмоции в большей части их спектра, поэтому даже не пытался копнуть глубже в душу вечно активного и улыбающегося каскадёра. Это было рационально. Только к их Облаку рациональность, похоже, применять не стоило. Защитная часть пламени Грозы мерзко покалывала. Верде отошёл на несколько шагов от койки, подходя к аппаратуре, отслеживающей жизненные показатели Облака. Пока Вайпер не смыл весь макияж, не стоило лишний раз тревожить его — фигура Тумана выглядела нетипично напряжённо. Жаропонижающее почти не действовало, температура мелькала на отметке в 41, упав лишь на градус, несмотря на то, что препаратом была экспериментальная разработка Верде, работающая ускоренно. Это было чертовски плохо.       Вайпер тем временем смыл макияж с аккуратного носа и скул. Тонкие пальцы подцепили второй пластырь и отлепили его от кожи. Туман ощущает, как вздрагивают собственные губы и сдавливает странным чувством горло. На той щеке, с который снял пластырь Верде, был глубокий ожог, но на стороне, где действовал Вайпер, всё было хуже. Туман не сдерживается, осторожно касается холодными пальцами открывшейся кожи. На щеке красуется порез, будто ножом пырнули, глубокий, пускай Вайпер не понимает сходу, насколько. Кожа под пластырем не дышала, рана мокла и сейчас выглядела просто ужасно: воспалённо-красные края были покрыты желтоватыми пятнышками загноения, опухли. Скалл клеил поверх ран ленты пластырей. Скалл улыбался. С этой раной каскадёру должно было быть больно даже говорить. А он всегда говорил много, был ярким, активным. Часто улыбаллся. Как давно у него эта рана? Была ли она у него тридцать лет назад, до проклятия? Вайпер не помнит каскадёра без белых лент на лице. Чёрт… Туман одёргивает руку и тянется к ватному диску. Проходится влажной материей по подбородку и по ярко накрашенным фиолетовым губам. Помада поддаётся с трудом, но слезает, обнажая бледную кожу. Губы отливают в розоватый оттенок, но в то же время в красноту. Вайпер проводит сухим ватным диском по губам каскадёра, замечая, что на материи остаются алые вкрапления. Губы у Облака болезненно сухие, потрескавшиеся — кровь, оставившая свои следы на вате, затекает в трещинки, где застывает, но до тех пор, пока пальцы Тумана не потревожили эти маленькие ранки. Скалл вновь вяло захныкал. Сил на громкие звуки у мальчишки очевидно не было, он просто мелко дрожал, не осознавая, что происходит, будучи в лихорадочном бреду, сжимал руки в кулаки, тут же разжимал, судорожно цепляясь за койку. Но самым ужасным было то, что он всё равно, судя по всему, ощущал, что с ним делали. С бледных губ сорвался тихий очевидно болезненный всхлип, когда пальцы Вайпера потянули ленту пластыря. Этот звук был почти неслышим, глушился мерным тарахтением приборов помещения, но его услышали. Если бы Скалл мог нормально соображать, он бы оценил то, что наконец был услышан. Но он не мог — мозг плавился от горячки. Но тихий задушенный звук, сорвавшийся с бледных губ, был услышан. Сильнее натянул шляпу вниз Реборн. Скрипнул зубами Колонелло, засовывая руки в карманы. На душе было мерзко.       Вайпер одёргивает руки в тот же момент, когда заканчивает стирать грим. Лишний раз трогать каскадёра — да и вообще кого-либо, на самом деле — ему не хотелось. Хотя Скалла особенно. Каскадёра трясло, он прикусывал губы, пытался сжаться, даже не будучи в полной мере в сознании, цеплялся тонкими пальцами за койку и жмурился. На бледном лице болезненно виднелись шрамы, рассекая собой щёки и веки. Следы от, судя по всему, солнечных ожогов отпечатались на переносице, пятнами расплывались по всему периметру тонкой кожи. Туман отходит и на смену приходит Верде, механически обмакивающий тканевую салфетку в холодную воду. Гроза кладёт ткань на лихорадочно горячий лоб, хмурится, после проводя ей чуть ниже, но не рискует даже близко приблизиться к ранам на лице. Скалл запрокидывает голову назад, тихо всхлипывает, пытается увернуться, а потом поддаётся ближе, наоборот; ему жарко, но холодно, жарко, холодно, тело будто горит, но при этом не хватает тепла. Жутко хочется пить. Верде хмурится, оставляет ту тряпку на чужом лбу, пододвинув её ближе к линии роста волос, после чего берёт вторую салфетку, обмакивает в воду и на этот раз более осторожно проводит ей по чужим губам, сухим и потрескавшимся, стирая кровавые прожилки. Каскадёр дышит тяжело и сбито, поддаётся ближе к влажной ткани сухими губами, но остаётся на месте под давлением ладони Грозы. Верде напряжённо кивает Урагану, тот вновь выходит из помещения. Чужие шаги разрывают напряжённую тишину — внутренние шумы помещения отошли на задний план, уже не ощущались. Реборн следит внимательным взглядом за происходящим, но пока не подходит, как и остальные Аркобалено, давая Грозе делать свою работу.       Верде наклоняется к каскадёру, берёт его за челюсть и слегка поворачивает чужую голову, открывая ту щёку, на которой находится глубокий порез. Сеточка инфекции окутывает края раны. Кожа там же более горячая на ощупь, чем общая температура тела — хотя и та была аномально повышенной. Плохо. Хоть бы рассекать не надо было. Верде тянется к столу, подхватывает бутылочку с антисептиком собственной разработки, смотрит на бледное лицо, после чего, особо не церемонясь, льёт жидкость сразу в рану — хуже не сделает, лучше промыть наверняка — подложив рядом салфетку, чтобы она впитала стекающую по лицу жидкость. Скалл шипит, дёргается, всхлипывая, пытается вырваться, но учёный без особой проблемы удерживает каскадёра на месте, продолжая обрабатывать воспаление, несмотря на чужое сопротивление. С того же стола берёт пару пакетиков со стерильными бинтами и делает лёгкую повязку, накрывая чужую рану — он не знает, когда в последний раз Облако пил обезболивающее и что вообще намешано в его крови, а иссекать рану по живому он не будет. К тому же, может организм каскадёра справится и так. Следов активного отмирания тканей Верде не увидел, поэтому пока мысленно решил отслеживать динамику этого повреждения, регулярно обрабатывая — в конце-концов Скалл до сих пор как-то продержался, а Гроза не просто так имеет собственную лабораторию. Но анализ крови провести всё же стоит. Учёный встаёт с койки, кивает в сторону Аркобалено, чтобы кто-нибудь сел рядом с мальчишкой, а сам отходит к шкафу, в котором лежат препараты и стерильные инструменты. Выуживает оттуда шприц, несколько предметных стёкол и маленьких ампул. На смену Верде на край койки рядом с Облаком садится Лар, по привычке желая контролировать всё, что происходит вокруг — армейская выдержка сказывается. Женщина смотрит на чужое лицо — собственное остаётся абсолютно непроницаемым, нельзя понять, о чём она думает — после чего выпускает пламя Дождя на кончиках пальцев, тянется и касается чужого лба, стараясь создать ощущение безопасности. Это разве что чуть-чуть уменьшает дрожь в чужом теле, но это хотя бы что-то. Сама по себе ощущает жар чужой кожи и поджимает губы.       Верде возвращается и кивает Лар, чтобы она удержала в случае чего Облако на месте — мальчишка всё ещё дрожал, а от части прикосновений дёргался. Сам опускается ниже, берёт хрупкую ладонь и слегка вытягивает чужую руку, обнажая изгиб локтя. Скалл ожидаемо дёргается, но его за плечо удерживает Лар, а потом женщина-Дождь ловит взгляд Грозы и качает головой. Крепкие руки военной скользят к острым лопаткам, обхватывают Облако за спину и тянут вверх, заставляя каскадёра сесть. Тот очевидно не держится, поэтому Лар тут же, старательно избегая контакта с трубочками и проводами аппаратуры, прижимает его к себе и осторожно — чёрт, их член семьи выглядит так, будто сейчас рассыпется — прижимает к себе, окутывая мягкой дымкой. Верде кивает и вновь берёт Облако за руку, обрабатывает антисептиком кожу на сгибе локтя и, кое-как найдя вену, осторожно вводит иглу. Лар чуть крепче прижимает к себе каскадёра, в то время как Скалл вновь вздрагивает и тихо всхлипывает, рефлекторно утыкаясь в изгиб чужого плеча. Её пламя — та часть, что отливает фиолетовым, искрясь — требует защитить облачного мальчишку с фиолетовыми прядками, обрамляющими худое бледное лицо. В детстве их Облако было совсем хрупким, визуально болезненным. Удивительно, что из него вообще вырос гиперактивный, яркий и игривый Скалл де Морт, всё время находящийся рядом. Защищающий… Он ведь защищал их. Получается, много лет защищал. Взгляд бордовых глаз цепляется за ожог на чужом лице, а в голове звенит громкий, пронзающий и леденящий душу крик, перед глазами вспыхивает фиолетовым вихрем арена… Лар встряхивает головой, отгоняя воспоминания, и интуитивно прижимает к себе ближе хрупкое тело. Верде успевает взять немного крови и отстраняется, встаёт с койки и уходит в сторону аппаратуры. Надо проверить показатели…       Лар сама не замечает того, как начинает осторожно покачиваться, пытаясь убаюкать младшее Облако, лежащее в её объятиях. Женщина сама по себе не тактильная, лишние прикосновения не любит, но каскадёра интуитивно хотелось защитить, хотя бы просто понять, что с ним происходит. Было так много вопросов, ответы на которые мог дать только Скалл. А Скалл с того момента, как его привели в особняк после снятия проклятия, сказал им от силы несколько десятков слов, если опустить его бессмысленные крики — Лар понимает, хмурясь, что это было просто для отвода внимания — о том, что он великий каскадёр и его все должны слушаться. И, как бы она этого не отрицала, в этом есть львиная доля вины их, Аркобалено. Из размышлений женщину вырывает то, что в блок заходит Фонг, в руках которого находится стакан воды, несколько салфеток и коробочка какого-то препарата, буквы на упаковке которого складываются в название обезболивающего.       — Этот нашёл его в комнате а-Скалла. — Ураган подтверждает догадки Лар. И его же слова говорят о том, насколько сильно Фонг беспокоится — настолько, что перешагнул через свои принципы, зашёл в чужую комнату, не спрашивая разрешение, осмотрел чужие вещи. Ураган выглядел напряжённым — его лицо было обычным, расслабленным, но пальцы то и дело подёргивались, будто готовые сжаться в кулаки. Со стороны Урагана даже такое проявление напряжения было сродни катастрофе.       Верде кивает, берёт из чужих рук пачку и вновь уходит к аппаратуре, а Фонг, крепче сжав стакан, садится рядом с Лар, всё ещё механически прижимающей к себе каскадёра, и острожно протягивает к губам младшего Облака стакан воды, с внутренней горечью замечая, как дёргается к стакану мальчишка, жадно отпивая воду, как только она попадает в рот. Давится, но не отстраняется от стекла — стакан отстраняет сам Ураган, отчего Скалл вновь тихо хнычет, срываясь на кашель. Лар хмурится, легко встряхивает каскадёра, нетипично осторожно похлопавает по спине и обратно притыкает к плечу, пока тот не начнёт дышать более-менее ровно. Скалл всё ещё не открывает глаз, находится в лихорадочном забытье, но к воде тянется жадно, вновь прижимается к стакану, когда Фонг вновь касается холодным стеклом тонких губ. Во рту раскалённая пустыня, вода охлаждает этот жар, успокаивает. Вода кончается предательски быстро, Ураган дёргается, переводя взгляд на Верде, взглядом спрашивая, можно ли принести Скаллу ещё воды, на что Гроза качает головой — нет, надо немного подождать. Фонг поджимает губы, но кивает, смотрит на Лар, касаясь осторожно плеча каскадёра, но она тоже покачивает головой, продолжая прятать мальчишку в объятиях. Ураган кивает, вставая с койки, отходит в сторону. Лар вновь опускает взгляд на лицо каскадёра, тянется к мисочке с прохладной водой, берёт лежащую рядом влажную ткань, смачивает и кладёт на чужой лоб. Сдвигает с влажной кожи прилипшие прядки волос резковатым жестом, обнажая бледную кожу. Спускает ладонь на чужую спину, ощущая, насколько она мокрая, после чего кивает Фонгу, чтобы тот помог уложить каскадёра обратно на койку, не потревожив. Китаец тут же подкладывает ладонь под чужую голову, помогая опустить Скалла вниз и механически проводит рукой по чужим волосам в успокаивающем жесте. А потом Лар кладёт ладонь на живот каскадёра, сползает немного ниже и сжимает между пальцев край чужой футболки, успевая оттянуть её вверх от силы на пару сантиметров. Скалл резко дёргается, распахивает глаза, радужки которых вспыхивают яркими фиолетовыми вспышками, но взгляд при этом лихорадочный, полуосознанный, пытается вскинуть руки и отпихнуть чужую; между пальцев начинает непроизвольно искриться пламя, почти вырываясь через запреты. Лар от неожиданности тут же одёргивает руки, вскакивают на месте остальные Аркобалено.       — Н.не надо… — С губ каскадёра скрывается рваный шёпот, отчаянный и обречённый, будто пропитанный осознанием, что его опять не послушают, совсем тихий и вялый, дыхание сбивается, становится панически быстрым, прерывистым, а жар с новой силой накатывает, сдавливает виски, делая взгляд ещё более затравленным. К койке тут же подлетает встревоженный Колонелло, активируя пламя, а Лар осторожно встряхивает каскадёра на плечо, отгоняя на второй план собственные кисловатое ощущение и горечь.       — Тише, тише, Скалл, не тронем, тише. — Старшая из Дождей говорит размеренно, старается убрать из голоса командные нотки, на пару с Колонелло тоже активирует пламя. Каскадёр на койке старается свернуться клубочком, но Лар осторожно кладёт ладонь на чужое плечо, удерживая на месте — не хочет, чтобы облачный мальчишка растравил свои раны, пытается уберечь, пускай Скалл едва ли сейчас осознаёт это — а он и не осознаёт, смотрит снизу вверх широко распахнутыми отчаянными глазами, блестящими от подступающих слёз. Колонелло судорожно выдыхает, пускай этот взгляд адресован не ему, а его наставнице. Грудь сдавливает мерзким чувством, сейчас чужие слёзы не раздражают. Вернее, раздражают, но не так, как раньше, создают внутри что-то, по ощущениям похожее на пружину, скручивающуюся и вот-вот готовую взорваться, пропитанное горечью и отдающее мерзким чувством. Скалл начинает сильнее дрожать под рукой девушки, фиолетовые искры становятся ярче и их пламя — пламя Дождя, призванное успокоить — не помогает, как бы они не старались, и это тоже колет, указывает на собственную бесполезность. Или на то, насколько сильно был изранен каскадёр, насколько сильно он устал, насколько сильно боялся их, Аркобалено, и насколько они, сами Аркобалено, были слепыми, что не заметили это, спихнув на самого беспомощного из них — чёртового гражданского — все грехи мира и обвинив в слабости, пускай тот действительно был слабее остальных, но он и не был связан с мафией, чтобы они ожидали от него виртуозного владения пламенем или умения убивать людей пачками. Скалл вновь дёргается, пытаясь вырваться из чужой хватки, и на этот раз Лар отстраняется, убирает ладонь, вставая с койки, берёт за рукав Колонелло, оттягивая в сторону, уводя от каскадёра, чтобы не тревожить и без того зажатое Облако. Скалл тут же сворачивается клубочком, обнимая себя за рёбра, и никто из Аркобалено не знает, что с этим делать. Вопросов становилось всё больше.       Верде шипит, вжимает очки в переносицу и машет рукой остальным атрибутам, чтобы те вышли и уже в их сторону не смотрит, подходя ближе к каскадёру. Скалл смотрит на Грозу всё тем же затравленным взглядом, дёрнувшись, услышав чужие шаги, но учёный на этот раз его не трогает, просто подхватывает уже нагревшуюся салфетку с чужой головы и на её место кладёт свежую, прохладную. Сейчас трогать Облако было нельзя — об это свидетельствовали всё ещё рябящие фиолетовым радужки и лихорадочный взгляд — это понимал даже Гроза, не особо понимающий эмоции других людей, а насильно пытаться вколоть успокоительное было идеей просто отвратительной, учитывая то, что свободолюбивый характер Облаков отрицал любые принуждения, а пламя младшего Аркобалено уже было на грани того, чтобы сорвать ограничители. Это было бы катастрофой.       — Тише, Скалл. Попытайся отдохнуть. — Гроза подправил мокрую салфетку на лихорадочно горячем лбу. — Тебя никто не трогает. Ты в безопасности. — Ученый, поймав чужой взгляд, отстраняется от койки и отходит в сторону. Смотрит на показатели на датчиках и выдыхает с облегчением — чужая температура упала до 39 градусов и держалась. Сердце каскадёра билось, как бешеное, но попытки что-то сделать, чтобы ему было спокойнее обернулись крахом, поэтому Верде принял наиболее верное решение — просто отошёл в сторону, отходя к столу, предварительно положив рядом со Скаллом одеяло, притащенное кем-то из Аркобалено. Облако тут же свернулся клубочком, обнимая одеяло, а пальцы учёного вбили код в панель управления. Через какое-то время в отсеке открылась скрытая механическая дверь, куда ушёл сам Гроза, впрочем, возвращаясь через несколько минут с чертежами, отчётами и аппаратурой, которые после разложил по столу в противоположном от койки части комнаты. Учёный не мог отделаться от желания создать способ Аркобалено быстрее вырасти.       Скалл свернулся клубочком вокруг одеяла, укутался в него, пытаясь спрятаться, закрыться от всего окружающего мира. Ему было холодно, но виски сдавливало жаром, а ещё было больно. Больно вообще всегда было. Скалл сам себя обнял за рёбра, пряча руки под одеялом. Вот бы это всё закончилось…