***
— Я хочу сперва заехать к своей сестре, - глядя в окно сказала Султанша. — На похоронах Валиде нам так и не удалось уединиться и поговорить. — Госпожа моя, не лучше ли будет навестить Хюмашах Султан после того, как мы съездим во дворец? - пролепетал евнух, на что та отвлеклась от рассмотрения видов из окна кареты и, нахмурив брови, взглянула на Агу, показывая, что она собирается следовать своему плану; тот в ответ лишь смиренно кивнул головой. Михримах Султан была молода, как весенняя роза, которая полностью распустилась и показала всю свою природную красоту относительно недавно. Всего пару дней назад закончился ее траур по мужу, в браке с которым она прожила около десяти лет; именно с целью уйти от былого она приехала в столицу. Несмотря на то, что чувство любви она так и не смогла испытать за все эти годы, она была действительно эмоционально привязана к мужу, который стал для неё настоящей опорой и защитой от всех бед. Сейчас ей более всего хотелось восстановить тот баланс, который был в ее жизни на протяжении многих лет. Султанша ехала, оперев голову о правую сторону кареты, пока рукой придерживала шторку окна, дабы лучше разглядеть виды Стамбула. Под темным плащом султанши скрывалось платье было нежно-розового оттенка, который подчеркивал холодный оттенок ее кожи и лёгких румянец на щеках. Корона с белыми камнями блистала на ее голове и держала причёску госпожи, пока передние волосы ниспадали на грудь. На длинной белой шее красовался сапфир, оформленный в тонкое и изящное ожерелье из золота. Но более всех украшений выделялись глаза султанши: чистые, как летнее безоблачное небо; они напоминали лунный камень прозрачностью своих чувств и намерений. Смотрев на улицы Стамбула, она понимала, что этот город был для неё таким родным, но и чуждым. Ее одновременно пугали и восхищали такие масштабы улиц и большое количество домов; все отличалось от Трабзона. Выходя из кареты, она подала руку Дженгизу Аге — то был человек, верно служивший ей ещё при жизни во дворце, пока госпожа была в малом возрасте. — На мне очень приятно сказывается смена обстановки, Дженгиз. Тут я будто дышу по-другому, - сказала госпожа, выпрямляясь во весь рост и вдыхая аромат тёплого осеннего ветра. Ее взор был направлен на дворец, в который ей так хотелось заехать. В большом городе хотелось найти что-то своё, родное, кем она воспринимала Хюмашах, самого родного по крови для неё человека. Другие сёстры жили в отдалённых частях страны, поэтому виделись они крайне и крайне редко; от встречи с Хюмашах Михримах ждала многого. — Ты совсем похорошела, - улыбнувшись, сказала Хюмашах, складывая руки в замок на коленях. — Мне пошла на пользу эта поездка, я была очень рада хоть какому-то движению в жизни, - сказала та, подглядывая на камин и присаживаясь напротив Султанши. — После смерти Тургая Паши я была сама не своя, слишком непривычно было находиться в опустевшем в миг дворце совсем одной. — Я могу тебя понять, - ухмыльнувшись сказала в Хюмашах, засмотревшись куда-то. Она прекрасно знала это отягощающее чувство, когда в доме, в котором царили любовь и счастье, наступает тишина и нескончаемое ощущение одиночества. — Где же твой муж? Я так много слышала о нём, - оживленно проговорила Михримах, обращая взор на сестру. — Даже в Трабзоне все то и дело говорят о его янычарском прошлом, его стойком характере и силе. Хюмашах улыбнулась ее словам. Но это была далеко не искренняя улыбка. Ещё до приезда Михримах она сидела в комнате, вновь погружаясь в свои мысли. Осознание предательства Зульфикара ранило ее каждый раз, когда она вспоминала об этом, и боль, казалось ей, совсем не утихла с того дня; каждый раз это был как новый удар по не стягивающемуся шраму. — Мы приняли решение развестись, - ответила Хюмашах, поджав губы и поднимаясь со своего места. Султанша последовала к окну, откуда палило солнце яркое солнце, что отражало золотистый цвет её локон. Она просила разрешения на развод у Султана Османа, которое ей не дали, однако тогда это было наименьшей проблемой из всех случившихся. Она несомненно в тайне мечтала оказаться в объятиях Зульфикара, вновь ощутить его дыхание на своей шее, но что значило снова жить как ни в чем не бывало со своим мужем, что выступил палачом? Это ли не предательство памяти своих родных? — Он обидел тебя, сестра? - мягко поинтересовалась младшая, также поднимаясь со своего места. — Да, - последовал резкий ответ. Михримах молча глядела на отвернувшуюся Госпожу, понимая, что между ними действительно что-то произошло, и что лучше ей не беспокоить старшую вопросами, которые могли бы ее напрячь. Хюмашах же думала о том, что та боль, о которой она переживает, напрямую касается и самой Михримах. Искендер тоже был ее братом, родным братом, ровно как и Валиде, что ушла вслед за сыном. Но Хюмашах не хотелось рассказывать ей об этой ситуации. Не было желания пересказывать такую длинную и скорбную историю, ровно как и желания довериться сестре, что не смогла бы почувствовать то, что ощущала сама Хюмашах, ведь Михримах не приходилось знать характер и все достоинства Искендера и матери.II.
27 августа 2022 г. в 16:00
Зульфикар перевернулся с бока на спину, отходя ото сна, в котором он видел лишь быстро мелькавшие отдельные картинки. Открыв глаза, он увидел скромную вытянутую комнату, прикрытое светлой тряпкой окно, из которого пробивался утренний свет, небольшой столик справа от его кровати, а также тахту по другую сторону от него. Более всего его поразил знакомый профиль. Она сидела рядом, поставив локти на колени, и перебирала тонкими пальцами кольца на руке. Из-под темного капюшона виднелись родные глаза с длинными ресницами, чудесный носик и сладкие губы. Весь этот портрет украшала аккуратно выпадающая золотая вьющаяся прядь. Зульфикар улыбнулся от вида этой картины, которую он мог рассматривать целую вечность и даже больше. Он хотел что-то ей сказать, сделав вдох, однако даже он дался ему настолько тяжело, что заныло все тело и ещё совсем свежие раны под толщей плотно намотанных бинтов со специфическим запахом лекарств. Именно ощущение этой боли ему вернуло воспоминание минувших дней о произошедшем в корпусе. Зульфикар поежился и скривил лицо от ноющих частей тела. К этому добавлялось отёкшее за несколько дней тело и раздирающие мысли о произошедшем. Хюмашах отвлеклась от своих мыслей и обратила внимание на лежащего рядом. Она удивленно взглянула на него и, увидев, что Зульфикар отошёл ото сна, улыбнулась самой широкой и искренней улыбкой. Не сумев удержаться от радостного порыва, она взяла его руку и нежно поцеловала, наблюдая за его уставшим, исхудавшим и сонным лицом.
— Аллах сохранил тебя для всех нас, - сказала Хюмашах, не отрывая взгляд от него и легко гладя грубые тёплые ладони, задевая их своими холодными драгоценными кольцами.
— Где мы? - Зульфикар смог выдавить только это, надеясь, что Хюмашах сможет почувствовать его радость от ее присутствия не сказанными словами, а с помощью чего-то большего и неосязаемого.
Хюмашах узнала о произошедшем от Али Аги, который сразу же решил сообщить ей обо всем, чем несказанно облегчил груз на душе Султанши, ведь в череде её потерь в жизни менее всего хотелось бы видеть последнего человека, что у неё оставался — Зульфикара. После этих новостей все обиды для неё забылись, ведь состояние мужа, который оставался им лишь официально, выбило ее из колеи больше, чем она сама могла ожидать. Увидев его в болезненном состоянии, Хюмашах испытала неподдельный испуг за его жизнь, но, конечно, внутренний голос не давал ей забыть предательства, постоянно напоминая о себе даже в такие моменты. В ней боролись совершенно противоположные чувства по отношению к янычару.
Он не помнил ничего после падения на солнечный зыбкий песок корпуса, где он в последний раз был в сознании. Хюмашах вздохнула, остановила поглаживания его руки и замолкла на пару секунд, обдумывая свой рассказ. Когда она пересказывала события последних нескольких дней, он внимательно слушал ее, пока на его лице сменялись едва заметные эмоции.
— Тебя спасли от смерти Али, Бекир и Аслан, когда они подхватили твое тело. Все думали, что ты уже мёртв, но они до конца надеялись спасти тебя. Сейчас мы в доме Алиме Хатун, которая любезно предоставила свою комнату тебе. Благодаря нескромным усилиям и божественному дару свыше, Ахмеду Эфенди удалось тебя выцепить из рук Азраила, который до последнего не хотел тебя отпускать. Последняя неделя прошла особенно тяжко, - Хюмашах остановилась. — Тебя бросало в холодный озноб; поднималась такая температура, что твое тело буквально сгорало; раны плохо затягивались. Ты совсем не приходил в сознание и лишь иногда что-то шептал в бреду… Слава Аллаху, все в прошлом.
Зульфикара нагрузило обилие информации и совмещение ее с теми отрывками воспоминаний, которые всплывали по ходу рассказа. Его преследовало сразу несколько чувств и эмоций. Но самым ярким и непередаваемым был, конечно, уход от настигшей его смерти. Наверное, не каждый способен описать это сильнейшее чувство, которое ничем нельзя выразить. Облегчение ли это? Шок? Или это счастье? Этой эмоции не было названия. Он также чувствовал огромную благодарность и любовь к своим верным братьям, он был очень благодарен женщине, в доме которой он находился, хотя он даже не имел представления, кто она, и где находится этот дом. Он не забыл поблагодарить Аллаха и посланного им Ахмеда Эфенди, что излечил его.
— Я рад видеть тебя, - сказал Зульфикар, взглянув на солнцеликую госпожу. Она лишь слегка улыбнулась. Каждый из них ощущал ту тяжесть произошедших событий, которые сильно сказались на их взаимоотношениях.
Зульфикар смотрел в одну точку, обдумывая все сказанное ей, пока Хюмашах продолжала изучать знакомые черты мужчины. Было очень много вопросов по поводу того, что случилось с Султаном Османом, с Мустафой, Кёсем, Шехзаде и многими другими, однако Султанша предвидела их.
— Я должна сказать, что… Османа больше нет, - прошептала Хюмашах. — Мустафа занял престол, и теперь вся власть в руках у Халиме.
— О, Аллах… Пусть покоится с миром, - выдавил Зульфикар после шокирующей новости.
— Аминь.
В последующие несколько дней, пока Зульфикар медленно, но верно, с помощью поддержки друзей, заботливой Алиме Хатун и Ахмеда Эфенди, оправлялся, ему не меньше помогала Хюмашах своим ежедневным присутствием и разговорами, почти как раньше. Но они оба чувствовали, что как раньше не выйдет. Их прошлое осталось подо льдом многих неприятных ситуаций, и они лишь могли думать над тем, как растопить эту толщь холода, либо как на этой непригодной почве взрастить новые чувства.
— О, Аллах, Эфенди, ты будто вот-вот и достанешь из меня душу, - проскрипел Зульфикар. Он сидел на кровати, оперевшись руками на небольшой стол возле неё. Опустив голову на деревянный предмет мебели, янычар иногда скулил от действий лекаря, который промывал и обрабатывал ему раны.
— Я почти закончил, Зульфикар Паша, - ответил тот с легким смешком. Сделав финальный оборот бинта вокруг туловища больного, он отстранился.
— Что ж у тебя за работа такая, где тебе каждый раз предстоит сражение не с врагом, а с самим ангелом смерти? Я поражаюсь тебе, Ахмед, - заявил Зульфикар, взглянув на количество атрибутов в сумке лекаря.
— Я не выбирал эту работу, Паша, она сама выбрала меня, - загадочно произнёс тот, улыбаясь в ответ.
— Зульфикар Эфенди! - послышался женский голос. — Я же сделала вашу любимую похлёбку и раздобыла свежайший хлеб с молоком, почему же вы всё не идёте? - в комнату влетела Алиме Хатун, размахивая руками.
Зульфикар поражался, в хорошем смысле, этой женщине и ее столь материнским отношением к себе, что каждый раз при виде неё у него невольно подымались уголки губ. Она не знала о том, кто он и, тем более, как сюда попал. Однако он был необычно благодарен этой женщине, что она и не пыталась его спросить об этом. Было очень приятно просто быть собой без украшений из разных титулов. Янычар поднялся с кровати, и последовал вместе с лекарем к выходу из комнаты.
— Не заставляйте ждать эту женщину, - отшутился Ахмед Эфенди и удалился.
Алиме Хатун усадила мужчину за стол и села рядом, поедая то же самое, но в меньших количествах. Не успев услышать звук скребущих по дну тарелки ложек, в дом постучали сначала один раз, потом сразу ещё два подряд. Это был их собственный знак, как бы показывая обитателям дома, что пришли друзья. Алиме поспешила вперёд Зульфикара открывать дверь, чтобы тот смог спокойно доесть свою еду. В следующую секунду после открытия двери дом наполнился мужскими разговорами. Все четверо сидели за небольшим столом, переговариваясь между собой и смеясь над шутками, которые понять могли лишь они.
— Брат, для нас очень отрадно видеть тебя в добром здравии, - выдал Аслан Ага от лица троих янычар, которые подтвердили эти слова одобрительным жестом головы.
— Без вас я бы не сидел сейчас здесь. Моя жизнь - ваша заслуга, - честно сказал Зульфикар, оглядев каждого.
За последнею неделю воины в лице Аслана, Бекира и Али Аги сильно отдалились от общения со своими однополчанами. Все они продолжали штатно выполнять свои обязанности в корпусе, однако осадок после зверского нападения на своего же брата остался. Далеко не все поддерживали режим Мустафы и многие даже носили тайный траур по Зульфикару, ведь это был именно тот человек, который встречал и воспитывал новобранцев, который прививал им лучшие качества и был сродни отца молодым янычарам.
— Новобранцы скучают по тебе, Зульфикар. Многие до сих пор не смирились с твоей кончиной, - сказал Али после небольшой паузы. Эти слова поставили Зульфикара в тупик. Он переглянулся с друзьями.
— Мы решили, что будет лучше, если все будут считать тебя мертвым, - Бекир увидел ступор Зульфикара и ответил на его немой вопрос. — Для многих твое существование казалось неугодным, зная, как ты поддерживаешь Османа.
— Это многое объясняет…
Зульфикар лежал на кровати и смотрел на завешенное окно, откуда виднелся свет от закатывавшегося солнца. Он очень многое обдумывал, пока большую часть дня был прикован к постели из-за оставшихся ранений, которые хотя и не мешали ему передвигаться, но все же знатно отягощали нагрузку на ослабленный организм. Что ему ещё предстоит в жизни? Как сложится его дальнейшая судьба, когда чуть ли не весь город знает о его кончине? Что будет с Шехзаде, пока безумный Мустафа правит государством? Неизвестность пугала. Зульфикар сделал глубокий вдох и прикрыл глаза, пытаясь заверить себя в лучшем исходе всей ситуации, не представляя, каким бы он мог быть. Из мыслей вывел его скрипнувший пол. Открыв глаза, он увидел Хюмашах, которая тихо вошла в комнату.
— Я не сплю, - сказал Зульфикар, заметив осторожность Султанши. Его ответ устроил ее, и та прошла к тахте около янычара. Он, как и всегда, встретил ее улыбкой. — Что нового сегодня мне расскажешь?
— Особенно нечего, пришла тебя увидеть, - произнесла Хюмашах, присаживаясь рядом; эти слова по-хорошему тронули Зульфикара. — Сестра разве что приезжает. Уж не знаю, что ее привело в столицу в такое смутное время, один Аллах ведает, что у неё на уме.
— Которая из сестёр? - тихо посмеявшись поинтересовался Зульфикар, зная, что Хюмашах была далеко не одиноким ребёнком в семье.
— Самая младшая, Михримах, едет из Трабзона.
— Ты мне совсем не рассказывала про неё, хотя про других я слышал достаточно.
— Валиде не уделяла ей должного внимания, поэтому зачастую ее воспитанием занимались дворцовые слуги и учителя. Мы не много общались, но, может быть, в отсутствии внимания и влияния Валиде на неё есть свои плюсы… - Хюмашах и Зульфикар в особенности все ещё прекрасно помнили, что именно из-за Сафие Султан она выкручивалась из разных неприятных ситуаций, которые происходили опять же по вине матери и ее чрезмерного честолюбия. Но Хюмашах не могла ее винить, ведь, несмотря на характер Султанши, она оставалась ее матерью, что дала ей жизнь. Воспоминания о кончине Валиде не могли не напомнить о себе, отчего та поникла. Слишком много событий в последнее время проверяли женщину на стойкость.
— Хюмашах, - Зульфикар сделал паузу и протянул к ее ладоням свою руку, увидев, что госпожа была явно расстроена упоминанием своей матери. — Я правда надеюсь, что когда-нибудь мы сможем вернуться к нашей прежней жизни.
Хюмашах пугали слова о «прежней жизни», в которой она потеряла кровных родственников. Но самое страшное было то, что в этих трагичных смертях был замешан Зульфикар, человек, которому она доверила себя и свою любовь; она потеряла ещё и мужа.
— Я не готова, - медленно произнесла госпожа, опуская взгляд. — Я не готова пока тебя простить, - женщина убрала руки из ладоней Зульфикара, в последний раз взглянула на него и поднялась, торопливо последовав к выходу, и сказала при этом тихо «прости», не бросив взгляд на больного.
Зульфикара с самого дня смерти Искандера преследовали муки совести, которые иногда угасали, а иногда превращались в испепеляющий его сердце огонь. У него не было ни единого сомнения, что он поступил так, как следовало бы, он исполнил свой долг перед Султаном, как делал всю свою жизнь, верно служа на благо империи. Но он знал, что, как муж Хюмашах, он поступил ужасно. Каждый раз, когда он вспоминал истошные крики Султанши после подрыва корабля, его тело обливало холодным потом, а кровь стыла в жилах. Наверное, ни одно ранение, что получал Зульфикар на поле боя, и коих было огромное количество, не могло нанести ту боль, которую могла оставить в сердце воина госпожа своими словами. Он знал, что заслужил это. Но он также верил, что когда-нибудь боль Хюмашах может утихнуть; что нанесённые им самим раны на ее сердце затянутся также, как раны на его теле. Пусть тяжело, пусть долго, пусть останется шрам, что будет всегда напоминать об этом, но боль уйдёт. И Зульфикар готов был ждать этого момента всю жизнь, до последнего вздоха.
Примечания:
я на 80% процентов состою из драмы и своей мазахистской любви к ней… :))