***
С утра весь Тибидохс гудел, как переполненный улей. Повсюду сновали ученики, разбирали оружие, зубрили заклинания. В магпункте суетилась Ягге. Зубодериха, Поклеп устанавливали заклинания против нежити. Ровно в шесть утра перед школой выстроилась линия обороны. Секунда — и Гардарика рассыпалась на осколки. И сразу же к замку хлынули толпы нежити… К концу первого дня потери были огромны. Не стало полсотни учеников, еще сотня — ранены. Сарданапал сидел в своем кабинете, страдая от того, что ничем не может помочь ученикам и преподавателям. Вошла рыжеволосая. Ее мантия вся в пыли и крови, она бледная, уставшая. — Сарданапал, мы проиграем… Много погибли, много раненых. Нам не выстоять. — голос её дрожал. — Ты ранена? Женщина отмахнулась: — Какая разница?! Я еще жива, а мои ученики — уже нет. Если мы чего-нибудь не придумаем, нам конец… На следующий день всё стало еще хуже. Погиб малютка Клоппик и пол Тибидохса учеников. Надежды таяли. Многие склонялись к тому, что сдаться лучше чем умереть. Медузия снова вошла в кабинет академика, на ее щеках блестели слёзы. Серьезных ран у нее не было, но дух её был сломлен. — Я нашел выход, Меди. — слова Черноморова пробудили надежду. — Есть способ вернуть защиту Тибидохсу, но для этого потребуется кому-то отдать всю свою магическую силу. Тогда это спасёт школу. Но кто на это решится? Женщина вскинула голову. — Я — твердо прозвучал ответ. — Что нужно делать? Сарданапал не пытался переубедить волшебницу, он знал, что это бесполезно. Он коротко рассказал ей о ритуале. — Все, что тебе нужно делать — произнести формулу отречения от магии. Ты готова прямо сейчас? Медузия кивнула. Тогда академик начал зачитывать длинный текст. Когда он остановился, Горгонова произнесла то, что от нее просили. И сразу же упала без чувств. Черноморов довёл заклинание до конца, и только потом склонился над доцентом. Брызнул на неё ледяной водой, она очнулась. — Меди, ты как? — Все в порядке, только голова немного кружится. У нас получилось? — женщина поднялась на ноги. — Да, Меди, но… Твои волосы… Они больше не медно-рыжие, они просто рыжие. Боюсь, в змей они больше никогда не превратятся. Медузия рассеянно кивнула. Потом бросилась к двери. — Идем, нам нужно скорей догнать Чуму. Она еще где-то рядом. Мы должны навсегда прекратить её бесчинства. — Постой. Но… Как же… Поздно. Она уже бросилась вниз по лестнице, хлопнув дверью его кабинета. Он кинулся за ней. Выйдя из замка, они заметили светло-розовый купол, отделявший Тибидохс от других мест на острове. За куполом толпилась нежить, но проникнуть внутрь не могла. Там же стояла Чума-дель-торт… Горгонова направилась туда, остановилась, словно о чем-то вспомнив, и провела рукой по шее, будто пригладив волосы. Академик догнал её, схватил за руку. — Ты уверена, что хочешь отправиться туда без магии? Доцент кивнула, скрутила с пальца кольцо и отбросила в сторону. Шагнула за защиту, мужчина последовал за ней… И вот они застыли — Чума, Черноморов и Горгонова. Злодейка презрительно расхохоталась. — Уже прощаетесь с жизнью? — и выпустила искры. Медузия схватилась за шею и тут произошло чудо… Огромные, белоснежные и прекрасные крылья выросли у неё за спиной. Она закрыла ими себя и академика от искр. Чума изумленно замерла, но тут же, не раздумывая, применила заклинание сильнее. Меди, зря ты была такой самоуверенной. Луч ударил её в грудь, и она упала. Крылья исчезли. Теперь она походила на сломанную куклу — неподвижная, бледная, лежащая в неестественной позе. Черноморов в отчаянии выхватил флейту и заиграл. Он не знал, почему взял её с собой. Он не думал об этом. Он играл, и вкладывал в музыку всё — ненависть к старухе, боль от потери любимой, свою беспомощность без магии и надежду, мольбу к небесам всё исправить. И небеса услышали. Чем дольше играл академик, тем слабее становилась злодейка. И вот она исчезла, музыка развеяла тело, душу отправила в Тартар, откуда нет возврата. Но Сарданапал не остановился. Он изливал через музыку свою скорбь, свою боль. Он молил вернуть ему любимую, пощадить её. Начался рассвет… Сначала это было похоже на падающую с небес звезду. Потом обозначился корабль. Корабль несся к Буяну, он плыл по небесам. Мужчина вгляделся и замер в изумлении. — Ладья Света… — вырвалось у него. (см. Д. Емец «Мефодий Буслаев. Ладья Света») И ладья опустилась прямо перед ним. Он принял приглашение, поднял на руки Медузию и взошел на палубу. Корабль вновь устремился ввысь, а академик в последний раз взглянул на Тибидохс и на остров, куда ему больше никогда не суждено вернуться. Он попрощался со всеми: с лесами и Заповедной рощей, с озерами и долинами. С преподавателями и учениками. С драконами и гарпиями. И со всем магическим и лопухоидным миром. Ему никогда не вернуться. Здесь он умер. Но разве смерть — не новое начало?***
Мужчина очнулся на зеленой поляне. Поднялся на ноги. Ясный весенний день, пение птиц, яркие краски цветов, шум водопада невдалеке. Легкий ветер перебирал перья на белоснежных крыльях у него за спиной. Он огляделся. Рядом на траве лежала прекрасная рыжеволосая женщина, её крылья распластались по траве. Грудь её мерно вздымалась, было ясно что она спит. Сарданапал радостно улыбнулся. Подошёл к женщине и поцеловал её. Медузия проснулась и засмеялась звонким, счастливым смехом. Прижалась к Черноморову, и вновь они поцеловались. Этот поцелуй был гораздо дольше. Академик заглянул в глаза Горгоновой. В них плескался океан нежности и любви, страха же больше не было. Все недомолвки между ними исчезли и они были поистине счастливы вдвоём. Оба точно знали, что ничто, даже смерть, ни в одном мире не сможет разлучить их. Даже в Эдеме… Ведь истинная любовь — это то, что поистине вечно и нерушимо. Так было, так есть, и так будет всегда.