В какой момент я полюблю ее?

***

Мой космос, ты пришёл в этот мир с криком, Я сделаю все, чтобы показать,

что этот мир не так уж и плох, Но, если у меня не получится,

я просто создам новый мир для тебя.

Мысль, за ней вторая, и вот опять… Резкий приступ дрожи и нарастающая тревога, сдавливающая горло. Чувствуешь, как лоб покрывается испариной, а конечности неприятно немеют. Хочешь сделать вдох, чтобы скинуть с себя нерадостные симптомы, но воздуха катастрофически не хватает, глухая боль разносится по всей грудной клетке, заставляя на пару секунд зажмурить глаза. Чем ближе к предполагаемой дате родов, рассчитанной врачом, тем чаще с тобой происходят такие необъяснимые приступы тяжёлой тревоги. По симптомам похоже на начало панической атаки, но ты категорически отрицаешь у себя подобное состояние. Глубоко дышишь, пытаясь отвлечься, и уже с трудом вспоминаешь, что на этот раз стало спусковым крючком. Уверен, что в очередной раз причиной стала какая-то глупость, но, как бы то ни было, эта глупость связана с важнейшим событием в твоей жизни. Осталось всего две недели до появления на свет вашего долгожданного малыша, а приобретённых знаний и навыков кажется катастрофически недостаточно. Делаешь много, но чувствуешь, что и этого недостаточно. Справляется только сердце, которое каждый день наполняется любовью и нежностью к вашему ещё нерождённому продолжению. Тина успокаивает и утверждает, что твоей отцовской любви малышу будет вполне достаточно. Но ты панически боишься упустить какую-то важную деталь. Гоняешься за ней, как за свящённым граалем, так и не можешь смириться с тем, что её, возможно, просто не существует. Тина в этом вопросе оказывается спокойнее. Если в твоей душе океанский шторм, медленно, но верно погружающий тебя в страх перед неизвестностью, то в её — спокойные волны, плавно покачивающие лодочку редкими приступами волнительного предвкушения. Тининому первенцу четырнадцатый год, она примерно представляет, что ждёт в этот раз. Прекрасный юноша, вызывающий у материнского сердца только гордость и восхищение, помогает верить, что и в этот раз все получится. Ты быстро нашёл с Веней общий язык и стал его надёжным советником в некоторых «мужских» вопросах его взросления. Но ты познакомился уже с практически взрослым человеком, весь предыдущий путь с ним прошла Тина. И то, каким он вырос, является только её заслугой. Гордишься ею. Раньше рождение детей казалось чем-то простым и лёгким, ты не боялся в интервью делиться мечтами о большой семье, думал, что всё случится само собой и принесёт только безграничное счастье, но смелость стремительно исчезла перед моментом осознания сбывающейся мечты. Особенно, когда эта мечта сбывается не в двадцать, а в сорок лет. Когда годы мечтаний создали в голове идеальную картинку, которую так хочется воплотить в жизнь. Ребёнку нужно дать так много… Но и суметь оставить ему свободу. Хочется, чтобы ваш сын или дочь не тратили годы на психологическое восстановление после «родительской любви». Звучит страшно, но ты не знаешь людей, у которых не было бы того, чего бы они хотели предъявить своим родителям по прошествии времени: равнодушие, гиперопека, комплексы и страхи — это всё родом из благополучных и вроде бы любящих семей. Этот замкнутый круг не даёт покоя: ты очень боишься сделать что-то не так. Вкладываешь закладку между страниц очередной книги для будущих родителей и, чтобы Тина не видела, убираешь её в верхний ящик тумбочки. За восемь месяцев это уже тридцатая книга, в корзинах на различных сайтах лежит ещё сотня. И ты обязательно их закажешь. Везде похожий, практически идентичный текст, но ты не можешь по-другому. Как правильно поддерживать головку младенца, по какому принципу выбирать пелёнки, как правильно разговаривать с малышом — всё это тебе нужно знать во всех подробностях. Тина долго не выходит из ванны, а ты до сих пор не научился не поддаваться навязчивым мыслям о том, что может что-то случиться. Твоя девочка сейчас слишком уязвима и очень нуждается в твоей помощи и поддержке. А у тебя слишком хорошая фантазия, чтобы не напридумывать за эти минуты десяток ужасных сюжетов. Подходишь к двери, увидев, что она открыта, довольно улыбаешься и аккуратно врываешься в девочкино пространство. Тина практически перестала закрываться от тебя. Этот простой факт — важный знак для тебя. Борьба за доверие началась с первого дня вашей встречи и, кажется, будет продолжаться вечно. Но ты не устаёшь от неё, потому что знаешь за что борешься. Тина стоит напротив запотевшего зеркала и рассматривает своё изменившееся тело. Подходишь ближе и, затаив дыхание, тоже смотришь на ваше туманное отражение.       — Родная, — выдыхаешь ей в шею, поправляя на плече лямку тонкого топа. Девочка вздрагивает от разности температур, но улыбается глазами. — Ты такая красивая.       — Была бы, если бы набрала положенные десять, а не двадцать. Знаешь, что ей бесполезно что-то объяснять, поэтому лишь улыбаешься и покрываешь поцелуями шею. Руки кладёшь на тёплую кожу живота, Тина немного расслабляется и прикрывает глаза. Ты уже давно не пытаешься подбирать громкие слова о её красоте и своём восхищении ею. Ты просто концентрируешь всё тепло в глазах и обводишь этим взглядом каждый миллиметр любимого тела. Тинины зрачки наполняются смущением, кажется, она начинает верить. Скорее всего это иллюзия, но как бы Тина ни старалась уверить себя и тебя в обратном, она выглядит потрясающе. Даже сейчас. Особенно сейчас. Невесомо целуешь её в плечо, кажется, попадаешь в цель. Девочка размыкает губы, в приятном трепете прикрывает глаза. Продолжаешь ласкать новое эрогенное место на её сейчас особенно чувствительном теле, руки опускаешь на бёдра и несильно сжимаешь подушечками пальцев упругую кожу. Хочешь прорваться через болезненные ощущения и тяжесть, подарив ей минуты наслаждения собой и своим телом. В маленьком пространстве становится слишком жарко. Тина распахивает глаза и благодарно целует тебя, упираясь намазанными кремом ладошками в твою грудь. Ты думал, что фраза о том, что у женщины, ждущей ребёнка, меняется цвет глаз, — это всего лишь миф. Но, смотря сейчас в Тинины, ты понимаешь, что ещё никогда не видел ничего подобного. Тебя разрывает от тепла и пронзительности, живущих в них. Таких красок просто нет в природе: голубой цвет с синим океанским отливом, в котором бесконечное тепло и волнительная осознанность своего положения. Тина даже об этом не догадывается, зеркало не передаёт потоки энергии, которые видят окружающие. Но ты видишь в её глазах этот ни с чем не сравнимый внутренний свет. Она подарит вашему малышу столько любви… Кажется, лучшее, что ты смог сделать для своего наследника, — это выбрать ему в мамы Тину. Но пока тебе не приходит в голову, что это может быть и есть главный секрет. Затаив дыхание, представляешь Тину с вашим ребёнком на руках, от одной мысли космос внутри взрывается, рассыпаясь по коже в виде мурашек. Эти несмелые, но красочные картинки бегут перед глазами, как плёнка, еле успеваешь цепляться за сюжеты.       — Как себя чувствуешь? — умещаешь ладони на животе, который уже с трудом удаётся обхватить. Тина кладёт ладони на твои и замирает, рассматривая вас в зеркало. В этой глубокой паузе так много сокровенного. Хочется помолчать. С твоими руками сверху живот не кажется девочке таким огромным. По дрожащей радужке замечаешь, что ей нравится то, что она видит в отражении. Проводишь губами ещё одну несмелую дорожку, ориентируясь по девочкиным родинкам, особенно долго останавливаешься на любимой возле подбородка.       — Немного тянет поясницу, в целом хорошо, — храбрится. Встаёт на носочки, чтобы снова поцеловать тебя, ловишь девочку за талию. Это «немного» звучит слишком неубедительно. Знаешь, как сильно в последние дни её выматывает тянущая боль. И снова это противоречие, которое мучает тебя уже восемь месяцев — чем крепче внутри неё становится ваш ребёнок, чем тяжелее и хуже приходится Тине. Ее хрупкому телу снова приходится проходить испытание.       — Пойдём приляжем. Хорошо? — сжимаешь ладонь и аккуратно ведёшь Тину к кровати. Хочется забрать или хотя бы разделить её боль, в очередной раз впадаешь в тихое отчаяние из-за того, что это невозможно.       — Дан, пожалуйста, не бойся дышать надо мной, — подшучивает над твоей аккуратностью, но ты всё равно не отпускаешь её, пока она не оказывается в кровати. Шаг, резкое движение — ты прекрасно осведомлён о всех рисках.       — Я знаю, что ты всё можешь сделать сама… — вспоминаете, чем чуть не закончились её «я со всем справлюсь», пока вы с Орловым волевым решением не посадили Тину под домашний арест, освободив её от всей придуманной ею же работы. Девочка виновато морщится, натягивая на себя одеяло, — но позволь мне беречь тебя, хотя бы для моего спокойствия. Тина якобы понимающе кивает и умещается на кровати, ты ложишься сзади и плавными движениями массируешь спину. Кажется, даже не представляет, насколько ты переживаешь за неё. Она прикрывает глаза и протяжно мурлычет, чувствуя, как нежно твои сильные руки сжимают кожу. За последние месяцы неожиданно для себя стал профессионалом в массаже. Оказалось, что нет сильнее мотивации научиться чему-то новому, чем возможность облегчить состояние любимого человека. Малыш толкается ножкой, приветствуя тебя. Тина сжимает зубы и хватается за низ живота. Мало кто говорит о том, что на больших сроках эти милые моменты приносят матери большой дискомфорт. Вспоминает, что ты рядом, и старается сделать вид, что всё в порядке. Целуешь её, показывая, что всё чувствуешь. Ненавидишь, когда она начинает прятаться. Тина вздыхает и перекладывает твою руку себе на живот. Малыш толкается ещё и еще. У тебя расширяются глаза от волнения, и, как пружинки, устремляются вверх кудрявые пряди. Тина аккуратно смеётся, стараясь лишний раз не шевелиться. Не можешь осознать, за что мироздание обрекло женщин на такие муки, но от одной мысли о том, что внутри Тины сейчас находится живое сердце, переворачивается твой мир, заставляя смилостивиться над природой. Ты видел снимки УЗИ, не раз чувствовал пиночки и шевеления, но всё равно не можешь поверить в реальность. Внутри неё настоящий человечек. Человечек, который станет частью вас… вашей семьи. Не можешь поверить, что ваше «мы» теперь будет обозначать не только тебя и Тину, но и ещё одно чудо.       — Рассказать тебе сказку? — спрашиваешь ты, когда Тина поворачивается на бок. Отбрасывает в сторону специальную подушку и, запрокинув ногу на тебя, придвигается ближе.       — Да, но только не сказку, — хмурится. — Расскажи, о чём сегодня прочитал.       — Ты же не любишь эти книжки, — удивляешься, выправляя краешек пижамы под животом.       — Сегодня стало интересно.       — Я читал о пользе марганцовки.       — Для чего марганцовка? — не моргает.       — Ну как… Для купания… — негромко произносишь ты, не понимая, что сказал не так.       — Родной, какого года эта книга?       — Вроде девяносто пятого, мама сказал, что тогда книги были менее коммерческие и более качественные.       — Ну точно… Даник, это совет времён наших мам, марганцовку сейчас уже никто не использует, потому что, если с ней переборщить или плохо растворить, можно повредить детскую кожу. Сейчас много других аксессуаров для купания. Мы с тобой уже купили хорошую анатомическую ванночку, специальный гамачок для купания и нежный гель.       — Купили…       — Не переживай. Купание — ответственная, но очень трогательная процедура. Тебе понравится. Тина никогда не смеётся и не злится из-за твоей неопытности, наивности. Улыбается и всё подробно и спокойно объясняет. Обнимаешь её и целуешь висок. Видишь, что Тина засыпает, сам закрываешь глаза.       — Спокойной ночи, малыш.       — Дан, завтра у нас будет особенный день, — сонно потягиваясь, шепчет Тина, потом смотрит на тебя и хитро улыбается, как будто ждёт какой-то реакции. Кажется, знает больше, чем ты. Не понимаешь, к чему она клонит и вслед за Тиной погружаешься в сон.

***

Открываешь глаза и сразу смотришь на часы — 06:00. Тины рядом нет. Ждёшь пару минут и идёшь на поиски. Тебя всегда пугают такие неожиданные пропажи, они редко несут что-то хорошее.       — Малыш, что-то случилось?       — Все хорошо… Просто ты сегодня станешь папой, — говорит так легко и непринуждённо, как будто это что-то по типу: «сегодня на ужин будет копчёная скумбрия».       — Что? Сегодня? Но до срока ещё больше недели! — ты чувствовал, что что-то пойдёт не так. Прокручиваешь в голове вчерашний день, пытаясь выяснить, почему это могло произойти. Кашляешь, давишься, готовясь снова улететь в приступ паники.       — Родной, наш малыш не в курсе, какой срок поставили врачи, — хватает тебя за запястье и подбадривающе улыбается, пытаясь держать твоё сознание на плаву. Спасает. Умиротворённой улыбкой вытаскивает на поверхность. Кладёт твои руки на свой живот и нежно постукивает по твоим пальцам. — Вот и пришло время нам всем встретиться. Осознаёшь ситуацию, пытаясь вспомнить порядок действий. Ты прочитал так много, но, оказавшись у самого ответственного момента, всё забыл.       — Тебе уже больно? Хихикает, смотрит на тебя с хитрым прищуром. Солнце разукрашивает её волосы в рыжий.       — Пока терпимо, у нас достаточно времени, чтобы спокойно собраться. Сохраняем спокойствие, вдох-выдох, тебе нельзя нервничать! — напоминает тебе про дыхательный приём, о котором вам рассказывали на курсах подготовки. Откровенно издевается. Мысленно бьёшь себя по щекам, чтобы прийти в себя. Ты должен быть для неё поддержкой, а не заставлять её успокаивать себя.       — Угу, — выдавливаешь из себя, пытаясь понять, что нужно сделать в первую очередь. Взгляд бегает по её лицу.       — Оденься и перенеси сумки в машину. Всё будет в порядке.

***

Это утро слишком солнечное и тёплое для происходящего. Не думал, что вставить ключ в зажигание окажется таким испытанием. В мыслях судорожное: «как ехать»? На выписку точно попросишь приехать Виталика, не чувствуешь в себе достаточного количества сил и концентрации для дороги. Вцепляешься в руль и на минимальной разрешённой скорости движешься по пустой трассе. Страшно как-то потревожить Тину в этот момент. «Я еду в роддом», — проносится в твоей голове, но ты не даёшь этой тёплой мысли взять власть над тобой. Тина в полулежачем положении дует на запотевшее стекло и рисует кончиком пальца узоры. Не понимаешь, либо схватки ещё терпимы, либо она так мужественно держится. Знаешь, какую боль ей приходилось выносить, прикрываясь улыбкой. Боишься, что в этот раз она тоже скроет всё в себе. Кажется, ты договорился со всеми своими страхами, но только не с этим. Молишься, чтобы она не решила справляться со всем в одиночку и пытаешься концентрироваться на дороге. Пытаешься концентрироваться только на том, что входит в сферу твоего влияния. Останавливаешься на железнодорожном переезде, Тина замечает твоё напряжение, поэтому, высунув руку из ремня, тянется к тебе. Кажется, она была вполне готова к тому, что во время родов ей придётся ещё и успокаивать тебя.       — Всё хорошо будет, слышишь? — её полуулыбка.       — Пообещай, что будешь сообщать, когда тебе будет больно. Хорошо? — твоя ответная.       — Обещаю, что ты будешь рядом и будешь нам помогать. Я тоже считаю, что не я одна должна мучаться, — смеётся, по привычке переводя твои просьбы в шутки. Так умеет только она.       — Не прячься, пожалуйста, — тихо, болезненно. Оба понимаете, о чём ты говоришь. Она опускает голову, заламывая пальцы. Тина любит, чтобы окружающие думали, что ей намного легче, чем есть на самом деле. Она научилась доверять, не бояться, но не научилась не скрывать от тебя свою боль. Ей почему-то кажется, что её в ней слишком много для тебя. Но ты сильный. По крайней мере, рядом с ней. Перед вами еле плетётся длинный товарный поезд. Тина считает вагоны, сжимая в руках телефон с таймером, ты нервно стучишь по рулю. В какой-то момент страх накрывает, начинает казаться, что этот гружённый поезд никогда не закончится. Рассудок играет злую шутку, вагоны начинают сливаться в один, а голова кружится.       — Пятьдесят восемь! — из мысленного плена вырывает её голос, — пятьдесят восемь вагонов было… Пора, поехали.

***

У тебя забирают одежду и выдают смешной одноразовый костюм. Тина смеётся и, разглядев тебя с ног до головы, даёт прозвище «Большой бахил». Начинается всё легко и непринуждённо: Тина фотографирует тебя, перемещая фотографии в самую сокровенную папку, потом прыгает на фитболе, рисует на листочке для фиксации длительности схваток забавных котиков. Кажется, мечта об идеальной встрече с малышом начинает сбываться.       — Успел заметить, как пробежали эти девять месяцев? — мечтательно улыбается, напоследок рассматривая свой живот. Язык не поворачивается сказать, что она будет по нему скучать, но небольшую грусть считываешь в глазах… Накрашенных глазах. Поднимаешь брови, удивляясь, в какой момент Тина успела нанести на себя боевой раскрас.       — Абсолютно. Как будто только вчера ты ворвалась ко мне в студию и, выгнав всех моих ребят, вручила мне эту новость. Я в этот же день полностью разучился писать музыку и думать о чём-то кроме вас, — прикрываешь глаза, ёжась от приятных воспоминаний, — Мы тогда не отпускали друг друга несколько часов… Было так… Этот день помнишь по миллисекундам: [Накопившаяся усталость, проблемы в работе. Коллектив трещит по швам, совершенно не «нащупывается» общая концепция. В очередной раз передвинутые сроки снова слетают, и ты уже боишься кому-то что-то обещать. Ещё и ноябрьская погода сводит с ума. Кажется, полюбить можно всё, но не ноябрьскую тоску. В тот вечер даже не хотел ехать домой. Холодно, далёкий путь и пустота в душе, которой абсолютно не хочется делиться с Тиной. Ей не станет легче от твоего кислого выражения лица и двухчасового рассказа о проблемах… И тут в студию вбегает она. Виновато закусывает губы, замечая на себе удивлённые взгляды музыкантов. Ты вздыхаешь из-за разрушенных планов, она что-то говорит парням, они спешно уходят. Злишься.       — Что такого важного случилось, что тебе так резко понадобилось прервать запись альбома?! — сейчас благодаришь всех существующих богов за то, что тогда эта фраза злым упрёком не слетела с твоих губ. Ты бы не простил. Себя.       — Дан, я не знаю, как сказать. Мне вчера показалось, а утром… я. Ну, в общем, вот, — вкладывает тебе в ладони измятое от волнения свидетельство случившегося чуда. — Я… Когда вся твоя жизнь медленно, но уверенно летела в тартарары, она пришла и перевернула весь твой мир одной фразой. Не договаривает и плачет, а ты, пытаясь осознать глобальность случившегося чуда, как безумный целуешь её щеки, прижимаясь лбом к её лбу]

***

Идеальная палата с всем возможным функционалом, белые стены без единого повреждения, как будто их выкрасили самой яркой белой краской прямо перед вашим приходом. Приветливый профессиональный персонал, который не упускает случая навестить вас и расспросить о ваших делах. Кажется, здесь просто не может что-то пойти не так. Но успех родов не исчисляется заплаченной клинике суммой. Схватки затягиваются, а открытие с поступления так и не увеличивается. Врачи советуют двигаться, но у девочки не хватает сил. Делает пару кругов по палате и, прикрывая глаза от боли и держась за низ живота, идёт к кровати. Массируешь спину, предлагаешь воду, но и это кажется недостаточным. Открываешь рот и болезненно вдыхаешь, когда в пик схватки Тина бьёт ладошкой по постели. Бросаешься к ней и заставляешь её изо всей силы сжать себя за плечи. И силы ведь откуда-то берутся.       — Тина, если нужно, кричи, — гладишь её по бедру, пытаясь не тонуть в несправедливости и страхе. Но она не издаёт ни звука. Чуть заметно улыбается и хлопает тебя по ладошке, уверяя своими широкими смелыми глазами, что всё будет хорошо. Проходит ещё несколько часов изнуряющей борьбы. Врачи пытаются говорить тихо, но ты уже слышишь их рассуждения об экстренном кесарево. Боишься. В этом нет ничего критичного, но ты знаешь, как для Тины важно пройти всё самой. К счастью, к вечеру этого бесконечного дня раскрытие начинает увеличиваться, врачи выдыхают и желают вам сил. Схватки становятся частыми и болезненными. Тина об этом не говорит, но ты видишь, как часто она сжимается от волн боли и уже не находит в себе сил хоть изредка поднимать взгляд на тебя. Маленькая в длинной белоснежной ночной рубашке лежит на кровати посреди большой палаты и крепко держит тебя за большой палец. Морщится, хватая ртом сухой воздух вперемешку с больничным запахом, молчит. Держишь её крепко, гладишь кожу, через руки пытаешься передать все свои силы. Но так забирать боль и передавать силы умеет только она. Ты так и не научился. Где вы, из ваших близких знает только Паша. Без лишних просьб помогает вам сохранить тайну — рассказывает вашим родителям сказки о том, что вы с Тиной решили провести день без телефонов. Не хотите, чтобы они волновались вместе с вами. «Григорьевна держится?» «Ты её знаешь, герой. Но ещё долго» «Не отходи от неё» — всё, что может попросить Пашка, хотя прекрасно понимает, что ты не оставишь её ни на минуту. Полночь. Откуда ни возьмись ударяет сильнейший ливень. Молишься, чтобы не было грома. Ночью всегда всё кажется страшнее. Но девочке сейчас точно нет дела до разбушевавшейся стихии. Паузы между схватками уменьшаются, она не успевает отдохнуть перед новым приступом пронизывающей боли. Видишь, как темнеют зрачки и напрягаются губы. В отчаянные минуты теряешь веру и разрешаешь глубоко в сознании пронестись мысли: «А стоило ли это таких мучений?» Запрещаешь подобные мысли. Сидишь у кровати, гладишь её по волосам, Тина сжимается, просит взглядом открыть окно и, кажется, не слышит тебя. Она в другом измерении. Страшно её в нем потерять.       — Малыш, слышишь меня? — ждёшь, когда её измученный взгляд найдёт тебя. — Я помню, что мы это обсуждали, но, мне кажется, нужно согласиться на анестезию. Тебе нужны силы. Поднимает зрачки, воюющие за мир внутри неё, и смотрит на тебя с необъяснимым огорчением.       — Но… — сжимается.       — Тин, это не про сдаться, это про то, чтобы набраться сил ради нашего малыша.       — Но с Веней справилась.       — А в этот раз попробуешь с анестезией. Это не справилась/не справилась, это просто другой вариант. Ты готовился к долгому разговору, но буквально сразу Тина одобрительно кивает. Такое быстрое согласие тебя пугает, помнишь, как она боялась уколов и даже обсуждать запрещала возможное использование анестезии. Значит, дела ещё хуже, чем казалось. Но она всё равно молчала, пытаясь со всем справиться самостоятельно. Даже не подумала сама попросить помощи. Как же ты рад, что пошёл вместе с ней. Приходит анестезиолог, протягивает документы на подпись. С грустью наблюдаешь, как Тина трясущейся рукой выводит на бумаге каракулю. Но даже сейчас у неё выходит что-то похожее на сердце.       — Сейчас будет легче. Попытайся уснуть, — с ужасом наблюдаешь за катетером в её спине. Тина панически боится иголок. Это всё должно было ей жутко не понравиться, но сейчас, кажется, её совсем не волнуют происходящее.       — Полежи со мной… — выдавливает из себя, когда врачи выходят… Через полчаса ей удаётся уснуть. Лежишь рядом и смотришь на её сухие губы. Всё вокруг кажется слишком громким: вытяжка, шаги врачей за дверью, даже собственное сердцебиение. Пытаешься утихомирить сердце. Сейчас её сон — это самое важное. Искренне радуешься каждой минуте, упавшей в копилку её отдыха. От лившего пол ночи дождя не остаётся ни следа. На улице снова ясный рассвет. Намного красивее того, которым Тина любовалась в машине. Нежно-розовый с сиреневым отливом и воздушными облаками по краям, такой бывает после перемены погоды. Тине бы он понравился. Хочешь сделать фотографию, чтобы потом показать дочери, как встретило её рождение небо. Тянешься за телефоном, на главном экране, благодаря Орлову, находишь только одно смс… От мамы. «Пашка так и не научился врать, а моё сердце не научилось тебя не чувствовать. Держись, дорогой. Ты нужен им сильный и храбрый. Я молюсь за вас. Сегодня самый важный день в твоей жизни, сын. Прости, больше не буду отвлекать». Улыбаешься, смахиваешь с глаз влагу. Сегодняшний день — открытие для твоего сердца, столько страха, любви и предвкушения ты не испытывал.       — Дан… — хриплое обращение заставляет тебя отложить телефон и вернуть руку под её живот. Тина одобрительно кивает и снова засыпает. Кажется, девочке не понравилось, что ты её отпустил.

***

      — Начинаем, — эту фразу ты ждал на протяжении девяти месяцев, но не предполагал, какую внутреннюю панику она принесёт. Пока врачи суетятся вокруг вас, наклоняешься над Тиной и целуешь её в висок. Тебя выворачивает наизнанку от волнения, но пытаешься взять себя в руки.       — Ты готова, малыш… К встрече с ней?       — Дан, мы же не знаем… — ухмыляется она, инстинктивно крепко сжимает твою руку.       — Мы строго просили врачей нам не говорить, но нечего скрывать… Мы всегда знали, кто там, — улыбаешься, собирая в легкую косу её волосы. Тина смотрит на тебя влажными глазами и молчит.       — Готова? — ещё раз спрашиваешь ты.       — Наверное. Если что, ты можешь выйти.       — Всё нормально. Я буду тут, — твёрдое решение не разума… Сердца. Длинные минуты полной беспомощности и гордости за неё. Без криков, в полной концентрации на процессе, слушая врачей, она в одиночку борется за ваше чудо. В твоём мире момент, когда твой самый любимый человек дарит свету ваше общее продолжение, не должен быть связан с болью. Но природа зачем-то придумала такие законы. Крик. Миг — ребёнок оказывается у Тины на животе. Миг — Тинины дрожащие руки прижимают кричащий комок к себе. Тина плачет: то ли от боли, то ли от осознания того, что это случилось. Стоишь у изголовья, сглатывая ком за комом, всё ещё ничего не осознаешь. Только громкий голос врача вырывает тебя из ступора.       — 06:35, девочка, — произносит женщина, уступая своё место медсёстрам. Тина всхлипывает, неуклюже держа на руках ребёнка. Вашу дочку. Несмело опускаешься к Тине, убираешь с лица волосы. Девочка на её руках хмурится и не спешит открывать глаза из-за солнечных лучей, заполнивших тёплым розоватым светом палату. Сама же решила появиться на свет в такой час… маленькое солнце.       — Спасибо, родная, — произносишь ты не своим голосом, не зная, что ещё можно сказать в такой момент. Гладишь Тину по мокрому лбу, рассматривая в её руках вашу крошечную точку притяжения, громко кричащую на этот мир.       — Тебе… — плачет… — Это тебе спасибо. Благодаря тебе она появилась. Если бы… не твоя любовь ко мне, настойчивость, попытки вырвать меня из жизни в прошлом, — давится, — я так люблю тебя, Балан. Не понимаешь, почему она решила сказать это сейчас, но ноги подкашиваются от такого резкого признания. Утыкаешься губами ей в лоб, укрывая от удивлённых взглядов врачей. Она крепче прижимает к себе ребёнка, который затихает и заинтересованным взглядом рассматривает вас обоих. Кажется, малышка оказалась не против стать свидетелем этого разговора. Приседаешь. Не дыша, смотрите на маленькое инопланетное создание, шевелящее ручками… Тина взмахивает головой, пытаясь смахнуть слёзы, и переводит свой мутный взгляд на тебя. Смотрит с такой вселенской благодарностью, что сердце вспышками увеличивается в размере. Когда дочка подрастёт, ты расскажешь ей ни о рассвете в день её рождения, ни о длинном поезде на переезде, который чуть не свёл тебя с ума, а об этом мамином взгляде… Опускаешься на колени. Тина дрожит, доктор что-то говорит и пытается забрать ребёнка, но она лишь крепче прижимает к себе малышку. Из последних сил напрягает уставшие пальцы, согревая маленькое тельце.       — Тина, нам нужно выполнить некоторые процедуры, — проговаривает врач, понимая, что так просто ребёнка не забрать. Тинины глаза наполняются испугом и просят тебя о помощи.       — Всё хорошо, родная, её просто нужно взвесить, — с улыбкой произносишь ты, чтобы не растревожить Тину сильнее. Она кивает и разжимает руки. Доктор аккуратно поднимает ребёнка и протягивает тебе для знакомства. Галантно целуешь её маленькую ручку, держа Тину за руку. Всё ещё не веришь, что этот человечек — твоя кровь.       — Не отходи от неё, — просит хрипло, впадает в ужас от того, что её маленькая вселенная впервые за девять месяцев находится так далеко.       — Отдыхай, любимая, я всё проконтролирую, — позволяешь ей потерять концентрацию и прикрыть глаза. Терять контроль — не в Тинином стиле, она привыкла доводить всё до конца, поэтому тебя переполняет радость от того, что она полностью доверяет тебе в такой момент. Девочку взвешивают, проверяют жизненно важные показатели и, наскоро обернув в тоненькую светло-сиреневую пелёнку, несут к тебе. Просят лечь на кушетку и снять верх костюма. Ты догадываешься, что врач собирается делать, но не можешь в это поверить. Как только ты располагаешься на кушетке, на твою горячую от волнения грудь кладут ребёнка. Сначала не понимаешь, что делать, но после пары выдохов замечаешь, что малышка согревается и прижимается к тебе щёчками. Так не бывает. Невесомо гладишь её по спинке, давясь немым рыданием. Замечаешь, что девочка чувствует твоё состояние и тоже сжимает кулачки. Глубоким вздохом освобождаешь лёгкие от волнения и выравниваешь дыхание. Малышка сразу же вытягивает маленькие ладошки к подбородку и сонно прикрывает глаза. «Только родилась, а уже хочет спать», — проносится в твоей голове, пока ты изучаешь её по миллиметрам. Не можешь вспомнить ни одной сказки из списка специально выученных для дочки на разных языках. Поэтому рассказываешь маленькой о том, где продаются самые вкусные мандарины к Новому году, как круто есть шоколадное мороженое прямо ложкой из упаковки, как красиво её мама берет высокие ноты… Как ты её ждал. Как ты всю свою жизнь её ждал. Девочка смотрит на тебя своим пока мутным взглядом, но, кажется, понимает больше, чем ты думаешь. Ещё не потеряв связь с космосом, чувствует, что здесь её очень любят. Это главное. Ты боишься дотрагиваться до неё, а она доверчиво прижимается к твоей груди своими младенческими ручками. Греется. Не можешь отвести взгляд от маленького создания. А ещё говорят, что новорождённые дети не бывают красивыми. Твоя дочь, она… Ты стеснялся этого вопроса, но однажды спросил у Тины: «В какой момент я полюблю её»? Она тогда посмеялась и подёргала плечами. Сейчас понял, что нет и не будет этого момента, потому что ты всегда её любил. Всем сердцем. Дотрагиваешься до детского височка губами и тихонько извиняешься перед дочкой за свои слабости в моменты волнения за её маму.       — Стоило, малыш, твоё рождение так много чего стоило. Когда врачи заканчивают все послеродовые процедуры, тебе разрешают вместе с дочкой подойти к Тине.       — Меня назвали супергероем! — хрипло произносит Тина, с искренним интересом рассматривая вас.       — Ты настоящий супергерой, родная, — присаживаешься рядом, чтобы Тине было видно дочку. Не отрываете от малышки взгляд, пока она сладко дремлет в максимально странной младенческой позе.       — Какого цвета у неё глаза, ты видел? — спрашивает Тина, устало облокачиваясь на твою руку.       — Я сам не понял, — смеёшься ты, — она смотрела, как будто сквозь меня, как ты обычно делаешь… Но точно очень красивые.       — У них не было другого варианта… Родной… — обивает тебя руками, — что ты сейчас чувствуешь? — Тина сама только что стала мамой, её переполняют эмоции, но она с искренним интересом спрашивает о твоих чувствах. Тебя всегда поражало в ней умение говорить в диалогах не только о себе, а с интересом слушать и слышать других. Это такая редкость.       — Это что-то связанное с космосом. В моей жизни подобное было только однажды.       — Когда? — с интересом спрашивает Тина, удивляя тебя неожиданно появившимися силами.       — Это был август, мама приехала в деревню, чтобы забрать меня от бабушки. Я очень грустил, что заканчивается лето и мне нужно уезжать. Ночь была звёздной, мы решили с бабушкой выйти погулять, потом увидели ракетки и вспомнили, что за три месяца так ни разу и не сыграли. Ягоды, огород, консервация, жизнь пролетала в подготовке к осени, зиме, в чём угодно, но не в самом лете. Чтобы я не расстраивался, — смеёшься, — бабушка предложила сыграть в бадминтон прямо в тот момент. Да, именно ночью. Отбивали воланчик по ощущениям, потому что ничего не было видно. Практически ничего не получилось, но мы так смеялись и были такими счастливыми… Падали звёзды, я не знал, что загадать. У меня всё было, и я загадал когда-нибудь ещё ощутить это космическое счастье. Когда буду взрослым и совсем перестану верить в магию. И потом через много-много лет со мной случились вы.       — Ну, мы с тобой очень удачно сыграли в космический бадминтон, — проговаривает Тина и, рассмеявшись, наблюдает, как в твоих руках сладко зевает ваша малышка.

***

Не хочешь ни на минуту отрываться от своих девочек, но понимаешь, что нужно сообщить родным. Открываешь телефон, быстро успокаиваешь Пашу и набираешь смс маме: — Мам, я стал папой. Ты была права… Ты во всем была права.