You hang from my lips

Она хотела бы его ненавидеть. В холодном свете дня, когда ложь отходит в тень, а правда низвергается своим самым мучительным сиянием, Ким всё ещё надеется найти малейшие проблески человека, которым он был. Она знала, что это безнадежно. Так же бессмысленно, как и пытаться объяснить себе, как они оказались здесь. 'Это было весело'. Весело… с каких пор Ким стала позволять утехам определять её жизнь? Она вспоминала тот момент, когда мать посреди ночи вытянула Ким из собственной кровати, беспокойным голосом протараторила, что им нужно срочно уехать. Воспоминания всплывали одно за другим: как пронизывающий до мозга костей холод Небраски преследовал её по пятам, как колотилось сердце, не в силах справиться с чувством страха, охватившим всё её тело. Что-то схожее она испытывала прямо сейчас. Ким сбежала. Сбежала от него. Шум дождя всё ещё стоял в ушах, когда она зашла в его офис, такой же безвкусный и вычурный, как те вызывающие галстуки, от цветового изобилия которых начинало рябить в глазах. Сол едва смотрел на Ким, пока та подписывала бумаги. Когда же их взгляды наконец пересеклись, она замерла. Никогда прежде Ким не видела его глаза такими тёмными. Тот прекрасный светло-голубой оттенок, что сводил её с ума, совсем пропал. Остался лишь блёклый, чернильный цвет, будто океан в неспокойную ночь выбрасывает свои волны на берег. Ким было тяжело смотреть, как уходил свет. Она хотела бы презирать его. И сейчас его фасад — образ хитрого и беспринципного адвоката, за которым скрывался Джимми, выстраивался перед ней непреодолимой стеной, разрастаясь кирпич за кирпичом с каждой следующей буквой её подписи. Она подметила, что волосы его были длиннее, чем в их последнюю встречу. Каштановые пряди теперь хаотично спускались по затылку. Ким ухмыльнулась вновь нахлынувшим воспоминаниям: дверь в квартиру открылась, впуская счастливую пару. Ким наконец-то избавилась от гипса, с удовольствием осознавая, что Джимми больше не придётся возиться с ней, как с ребёнком. Всё вернулось на круги своя, всё так же, как и пару месяцев назад. Она стояла в ванной, глядя в зеркало на собственное отражение. Тяжело вздохнув, она повесила полотенце для рук на своё место, и, развернувшись, заметила Джимми с ножницами в руках. Он поднял на неё глаза и, улыбнувшись, заговорил: — У меня не было времени сходить подправить причёску. Не могла бы ты, эм… помочь? Если тебе не сложно, конечно, — нерешительно произнёс мужчина. Совсем не сложно. Ким находила милым его неуверенность. Добрый и безобидный взгляд, которым он смотрел на неё, очень резко контрастировал с взглядом Сола Гудмана в зале суда. В идеальном костюме и с хитрой улыбкой на лице, он готов побеждать. Джимми почти беззвучно зашипел, когда холодный металл коснулся его шеи. Медленными уверенными движениями, такими же планомерными, как всё в её жизни, Ким стригла его локоны. Их глаза встретились в зеркале. Напряжение, такое же сладкое, как близость между ними, повисло в воздухе. Джимми прикрыл глаза, рвано вздыхая, когда губы Ким коснулись его виска. Он отстранился, но лишь для того, чтобы, развернувшись к ней, украсть ещё один поцелуй. Джимми нежно притянул Ким за талию, максимально сокращая расстояние между ними. Хотелось бы ей, чтобы всё в жизни было так же просто и легко, как в тот миг. Она надеялась, что со временем её любовь к нему утихнет, сойдёт на нет. Она хотела, чтобы его рекламу не показывали во Флориде. Чтобы, включив радио и услышав его голос, она и на секунду не задумалась бы о том, к кому сейчас обращается Сол Гудман. Говорит ли он со своими потенциальными клиентами, или всё же пытается привлечь внимание Ким? Как будто за всеми этими жестами, словами, скрывается Джеймс Морган МакГилл, что беззвучно кричит в отчаянии: «Ким, ты делаешь меня счастливым. Мы делаем друг друга счастливыми. Я скучаю без тебя…» Но её чувства не утихали с того момента, как она покинула их квартиру, а наоборот, разгорались с неистовой силой каждый раз, когда до Ким доходила любая информация, связанная с ним. А после того, как на всех новостных каналах прогремела весть об адвокате Хайзенберга, Сол Гудман стал человеком, которого искали все, кроме неё. Ким сжала ключи в своей ладони так, что металл больно впивался в кожу. Она не должна идти, она не должна искать его. Если бы она решила бросить всё и уйти, а перед ней стоял бы её парень, совершенно не понимающий, почему с ним расстаются, как бы он отреагировал? Обеспокоенно пытался бы выпытать, отчего Ким так расстроена, почему слёзы застилают её глаза. Что бы она ответила? Сказала бы, что может любить только тогда, когда у этой любви есть ужасные последствия? Когда шумиха вокруг дела Хайзенберга улеглась, Ким позвонила Франческе. Она не смогла получить чёткого ответа, но это значило, что Джимми, то есть Сол, в порядке. Что он сейчас в безопасности. По голосу секретарши можно было понять, что она презирает бывшего мужа Ким из-за бессердечной жестокости Сола. И всё же, она помнила, каким был их брак. Каким он мог бы быть. Ким вздохнула с облегчением, когда Франческа посвятила её в курс дела без единого надлома в голосе. Значит он действительно был в безопасности. Её любовь всё ещё была слишком сильной, чтобы быть похороненной в пустыне. Она знала, что вскоре Сол позвонит. Она и ждала этого, и в то же время нет. Прошло целых шесть лет, но его голос возвращал её назад. К ней, к нему, к их общей жизни. К мятному вкусу его мягких губ сразу после того, как они вместе чистили зубы и решили, что суд подождёт их ещё пять минут. К его сильным рукам на её плечах, что делали нежный массаж, снимая стресс. К ним, сидящим на диване перед гудящим телевизором, что показывал старый фильм, сцены из которого Ким помнила наизусть, а Джимми же больше разглядывал её саму, чем фильм. Ко всему, что стало ничем. Наверное, если бы их последние слова были другими, Ким не было бы так больно. Они могли ссориться, кричать, да хоть драться. Но он лишь смотрел на неё до безумия напуганными глазами. Он умолял, и умолял, и умолял, и она оттолкнула его. А сейчас, выплавляемая на протяжении долгих лет разлуки броня, из железа их крови и металла их слёз, давила на Ким. Требовала, чтобы её сломали. Сегодня Солу исполнялось пятьдесят лет, и она подарила ему самый ужасный подарок: молчание. Месяцы сменялись один за одним, а дни были неразличимы друг от друга. И всё же, один день был непохож на остальные. День, когда Альбукерке позвал Ким домой. Всё вокруг ярко-оранжевое: закат, песок, тюремная форма, которую он теперь обязан носить. Она сидит в зале суда, сжимая скамью так, что костяшки её пальцев белеют. Судья размеренно перечисляет все преступления, что совершил человек на скамье подсудимого. Голос палача полон безразличия. Ким хочется вскочить со своего места и закричать, что есть мочи, что она тоже виновна. Что она тоже заслуживает наказания. Так или иначе, нет большего наказания, чем остаться безнаказанным. Один на один со своими грехами. Улучив момент, когда судья удалился для вынесения судебного решения, она отводит в сторону адвоката Сола, бывшего коллегу. — Пожалуйста, дай мне минуту. Он же мой бывший муж, — нехотя, юрист кивает. Ему жаль Ким за то, что ей всё ещё не плевать на бездушного человека. — Джимми, — её рука неуверенно накрывает его. — Никто не зовёт меня так, — не поднимая на неё глаз, отвечает мужчина. — Я зову. Я звала. Сол был ролью. Это был не ты. Я знаю тебя, — их взгляды по прежнему не пересекаются. — Не знаешь. Уже давно… — Знаю. Да, я сбежала, я не осмелилась позвонить тебе. Если бы я осталась, я бы видела в тебе мужчину, за которого вышла замуж. Не Сола Гудмана. Джимми медленно поднимает голову. — Ким… Она неуверенно обнимает его, прижимая ближе к себе. Мужчина тяжело вздыхает, также обвивая свои руки вокруг неё. Сердца обоих ускоряют ритм. — Джимми… — Я… я буду сидеть за решёткой до конца своих дней… — Я буду бороться за тебя. — Ким… Она прерывает Джимми, отстраняясь от него, и сжимает руки в кулаки, как будто собирается нанести удар. — Я — Ким Векслер… Бах! Я сражаюсь за вас! Он смеётся в ответ, а ей хочется плакать. Как же она скучала по его смеху. Ким понимает, что их время почти вышло, когда на горизонте появляется адвокат Джимми. Ей не хотелось, чтобы их встреча заканчивалась. Сейчас она мечтала вернуться обратно, в те времена, когда они вместе шли по этим коридорам, единым фронтом, и даже предположить не смели, что их мир пошатнётся настолько сильно. — Я всегда любил тебя, Ким. Даже после всего, что я натворил, — совсем тихо, еле слышно прошептал Джимми. — Я тоже, — горько усмехнувшись, отвечает она. И почему-то именно эти слова ранят намного сильнее, чем любой приговор суда.