Исповедь Верховенского

Спустя две недели после той многотрудной ночи Верховенский снова назначил собрание, но в этот раз с новыми людьми из разных кругов, чтобы было больше разнообразия. Он зашёл к Ставрогину, чтобы пойти вместе с ним. Несмотря на то, что после последнего собрания он оставил его, Петр Степанович всё ещё надеялся, что Николай Всеволодович передумает, раз уж Шатов остался в живых. — Я смотрю, вы ещё даже не начали собираться. — Куда собираться? — Ставрогин закрыл книгу и отложил её в полку. — Как куда? К «нашим»! — Ах, вы про это. Моё решение не переменилось. Я не хочу ввязываться в ваши бессмысленные игры. — Да как вы можете так говорить! Я же всё на вас продумал! Для вас продумал, Николай Всеволодович! Я же не смогу без вас с этим справиться! Ну хотя бы раз будьте на моей стороне! — Верховенский упёрся ладонями в стол, давя на него в ярости. — Не начинайте, прошу! Все ваши попытки заманить меня в ловушку прошли даром, и что теперь? Вы пытаетесь тешить моё самолюбие, чтобы втереться в доверие? — Ставрогин встал лицом к лицу со своим собеседником, скрестив руки. Верховенский заметил у него на полке икону. Он был достаточно внимательным и чутким человеком, поэтому был уверен, что никаких икон здесь раньше не было. — Это что? Это икона?! — Верховенский указал пальцем на полку. — Икона. — Но вы же атеист! — Я вам говорил, что являюсь атеистом? — Но как же, вы же раньше… — Верховенского снова перебили. — Раньше вы тоже говорили, что убьёте Шатова, Петр Степанович! Но вы передумали. Может, я тоже передумал. Согласитесь, вы же тоже больше не тот человек, что только приехал в город N? Вы же тоже переменили свои взгляды? — Стало быть, вы решили пойти по стопам Шатова. — Верховенский был раздражён, но как и всегда, держал себя в руках. — Я не иду не по чьим стопам. Я может хочу свой путь проложить, собственный! — Путь, в котором не будет даже меня, не так ли? — Петр расстроился, и он даже не стал это скрывать. — Петр Степанович, я извиняюсь, если давал вам какие-то надежды на участие в вашем деле, но мне это действительно чуждо. Я надеюсь, вы станете именно таким уважаемым и почитаемым человеком, каким вы хотите быть. Но вы это сделаете без меня. Петр Степанович тяжело вздохнул и опустил голову. Но потом снова принял прежнюю позу и оставил Ставрогину свои последние слова. — Вы правы. Мы оба переживаем некоторые трудности. Надеюсь, вы тоже пройдёте тот путь, к которому прикладываете свои стремления. Прощайте! Верховенский ушёл разочарованным. В его жизни в очередной раз произошла перемена, к которой он не был готов. Точнее эта перемена произошла уже давно, но открыл глаза на нее он только сегодня. Всё, что он так долго строил, рушилось прямо в его руках. Но, следуя советам Кириллова, он не опускал руки. Он верил, что построит ещё лучше, ещё крепче и совершеннее прежнего. **** «Наши» уже были на месте для обсуждения новых планов вместе с новыми участниками тайного общества. — Один из новых наших сообщников предложил следующую идею. Вместо того, чтобы устраивать такие публичные вещи, как пожары, осквернения церквей и всё в этом роде, мы могли бы совершать преступления, в которых будут подозревать не каких-то шпигулинских или Федьку Каторожного, а кого-то из высших чинов. Таким образом, публика будет восхищаться нами, своими «спасителями», а чиновники будут презираться. — Эркель дочитал лист с изложенной идеей и свернул его в квадрат. — И как же мы этого добьёмся? Помилуйте, дорогие, но идеи, придуманные где-то в мечтах и облаках меня не интересуют. Говорите по факту. — Верховенский сидел во главе стола, уплетая виноград, и комментировал все предложенные идеи. Сегодня он был особо строгим, возможно, из-за новых гостей общества. — У данного участника есть связи с людьми, которые приближены к сенату и даже самому царю, но какие именно он озвучить не может. По его словам, если укрепить эти связи и укоренить революционные настроения в высших слоях, то действовать будет намного легче. — добавил Эркель. Петр Степанович задумался. — Ну и кто же среди вас такой умный и смышлёный, а? — спросил он в своей хитро-весёлой манере. — Это я, — раздался женский голос сзади. Верховенский обернулся. Перед ним стояла дама, молодая, но статная, весьма строгая на вид, без намёка на кокетство, — Извините за опоздание, я попала в неожиданные обстоятельства. Вы, должно быть, Петр Степанович Верховенский? Петр Степанович расплылся в своей манерной улыбке и подошёл поближе к даме. — Должно быть я. А вы кто, госпожа? — Виктория Дмитриевна Шаховская. Приятно познакомиться. О вас здесь много говорят. — Ба-а! Виктория Дмитриевна, да вы красавица! Вы знаете, что вы красавица? — в глазах Верховенского заиграли огоньки. Он наклонился и одарил дамскую руку нежным поцелуем. — Знаю-с. Вы тоже хороши собой, Петр Степанович. — она хитро, но сдержанно улыбнулась Верховенскому. Такая улыбка обычно предвещает самые невероятные приключения.