Сердце и разум

Широ был, бесспорно, сердцем Вольтрона, а заодно и сердцем всего небольшого экипажа Замка. Пидж, их единственный и неповторимый маленький растрепанный гений в огромных круглых очках, без возражений признана была разумом. Впервые в порыве внезапной поэтики мысль такую озвучил Ханк, а потом она попросту засела у Пидж в голове, поселилась, обустроилась, корни пустила, даром что не цвела еще. Сердце и разум — они, как известно, не очень-то заодно; когда сердце велит петь от счастья, разум обычно уговаривает помолчать, ибо негоже в час ночи орать под чужой дверью, — но Пидж до поры до времени все не доводилось эмпирическим путем удостовериться в справедливости данной антитезы. Широ не проявлял склонностей к странным импульсивным поступкам, а даже если бы и проявил — где уж было бы Пидж его останавливать? — Пидж? Она подняла голову и часто заморгала — в глазах все еще стояли блики беспрерывно маячащего перед ней монитора. — Широ? Он замер у дверей с чашкой в руках и в густом сумраке гостиной освещен был лишь слабым светом из коридора, получался этакий сияющий силуэт, хоть сейчас на плакат с агитацией. Пидж приподняла очки и потерла глаза. Они оба сверились с часами, не сговариваясь — Пидж снова скосила глаза на возмутительно яркий экран, Широ быстро глянул на запястье. — Второй час ночи? — спросил Широ. — Второй час ночи, — вяло откликнулась Пидж. Разумеется, ночь и день были теперь для них, прочно подвешенных в бескрайнем космосе, больше условностью, чем данностью, в любой момент можно было включить в Замке полный свет и притвориться, что так и было, что новый день уже наступил, только вот внутренние часы команды, привыкшей к земному распорядку дня, таким экспериментам противились. Да сама и Пидж, разум Вольтрона, при случае зачитывала полуночникам лекции о влиянии недосыпа на организм, особенно на, по выражению Корана, молодой и растущий, что было справедливо относительно практически всей команды. — Если не пойдешь спать сейчас, утром тебе хорошей реакции не видать, — пробормотала Пидж, удобнее устраиваясь на сером во мраке диванчике и придвигая ноутбук ближе к себе. — А еще круги под глазами будут. Хочешь? И тут же почувствовала себя очень глупо. Кругами под глазами можно было напугать разве что Лэнса, но и то всего пару раз, а реакция Широ, казалось, не зависела от таких приземленных вещей, как сон или усталость — во всяком случае, Пидж было не по себе от мысли, что однажды Широ может не успеть помочь в бою и защитить кого-либо из них. Или, хуже, самого себя. — Что ты делаешь? Она небрежно махнула рукой на экран. — Сортирую данные с галрийского крейсера. Сначала расшифровка, потом разделение журналов, отчетов, личных дел, — помедлила, — протоколов безопасности. Если папа и Мэтт там были… Шел бы ты спа-а… — и широко зевнула на последнем слове, так широко, что слезы на глаза навернулись. Оставалось надеяться, что Широ в темноте не заметит. И тут же улыбнулась. Чтобы Широ, сердце Вольтрона, насквозь видящий каждого из своих пилотов — и не заметил? Он спустился на несколько ступеней, обошел диванчик и замер за спиной у Пидж, положив механическую руку рядом с ее плечом и задержав взгляд на бегущих по экрану строках — данные, данные, данные, где-то поврежденные, где-то целые, то галрийский, то куски перевода, то редкий снимок с камер или дорожка аудио, и снова данные, данные, данные. — Твой код справляется без тебя. Иди спать, Пидж. Что ж, что-то в той пресловутой антитезе было верное. У сердца свои собственные странные идеи, совершенно с разумом не ладящие — как она могла уйти спать, когда, может, где-то в этом массиве данных могут найтись упоминания ее отца и брата? Как закрыть глаза и уснуть, зная, что, возможно, камеры периметра фиксировали их побег? Как отложить до утра мысль о том, что, хотя у галра слишком много кораблей, они получили в свое распоряжение сведения хоть об одном — а значит шансы найти ее родных теперь выше нуля? Ничтожно выше, если честно, где-то на уровне погрешности, но Пидж, никогда не любившая избитых метафор и громких слов, была готова не то что за соломинку хвататься — плыть с этой соломинкой на скорость через любой земной океан. В конце концов, в таком случае ее шансы доплыть тоже оказались бы где-то на уровне погрешности. Широ был сердцем Вольтрона. Широ хорошо читал чужие сердца. Широ тоже был привязан к Мэтту и коммандеру Холту; наверно, всего чуть слабее, чем Пидж, если не вовсе в той же степени — в конце концов, он рискнул жизнью и потерял руку, спасая Мэтта, — но, в отличие от Пидж, он был привязан и к ней тоже. — Иди спать, Кэти. Пидж вздрогнула. Снова зевнула и упрямо помотала головой. — Папа, Мэтт, — она ткнула пальцем в экран. — Что-то о них может быть там. Широ парой шагов обогнул диван и устроился рядом. Закинул руку больше на спинку дивана, чем целенаправленно на плечи Пидж, но яркий экран слепил глаза, а Пидж как раз вздумалось передвинуться — вот и легла его рука ей на плечи, и Пидж, извлекая из соседства максимальную выгоду, прижалась к его боку, положила голову на грудь и вновь расфокусированным взглядом уставилась на мелькающие на экране строчки. Она просто посидит так немного. Чуть-чуть. Ровно до тех пор, пока Широ не внимет ее уговорам и не уйдет к себе. — Даже если мы их найдем, Замок все равно не сможет никуда тронуться до утра. Ханк с Кораном так и не нашли поломку, но с теллудавом что-то не так. Иди спать, Пидж. Да, гипотеза оказалась верна — сердце, действительно, было непокорное, и разуму внимать не спешило. Разум говорил подождать еще минуту, а потом еще и еще, и так до утра, разум говорил, что данные могут найтись в любой момент, и даже если она не сможет с ними сделать ничего, они у нее будут — сердце гнало спать, чтобы этот самый разум на утро был ясным, если не как линза теллудава, то хотя бы близко. А еще разум говорил, что, по классике, слепая надежда не к его ведомству относится. Засыпая у Широ на плече, Пидж успела подумать только о том, что все эти лирические сравнения — крайне посредственная штука, потому что и сердце, и разум работают, в конечном счете, на один и тот же организм.