Ах, Оскар!

      Терпение и финансы старого банкира достигли той точки, что ему, наконец, пришлось сделать сыну последнее предупреждение: — Или ты должен достать себе жену, или работу, — решительно сказал старик, заглушая всякие возражения отчаянным кашлем. Рахиль кивнула, выражая согласие с мужем и посмотрела на сына таким взглядом, что Оскару только и оставалось, что подчиниться. Мамочку он любил и не смел перечить.       Он не смел ослушаться, но был в ужасе. С девушками мама знакомила его регулярно, искренне надеясь, что одна из них окажется той самой, чье очарование и размер приданого смогут побороть нерешительность и застенчивость Оскара. Девушкам он нравился, и многие из них были вовсе не прочь стать женой молодого Гассенхейма. Красивый, образованный, богатый (как они думали)… Многие девицы дрожали в его присутствии, но Оскар тоже дрожал, и в этом была вся беда! Этот страх не могли побороть ни родительские внушения ни алкоголь.       По правде говоря, Оскар спокойно дожил до своих тридцати пяти лет и без спутницы жизни. В душе он был романтичным молодым человеком, но страшная застенчивость и робость, воспитанные в нём властной матерью, не дававшей и шагу ступить без ее ведома, не давали романтической стороне его натуры раскрыться. Оскар привык, что за него все решают, и терялся, когда от него требовалось проявить инициативу. Он никогда не оставался с девушкой наедине и не знал, что делать, о чем говорить. Единственной женщиной в его жизни была мать, которую он любил и боялся, и это не давало Оскару ни малейшего представления о других формах отношений с противоположным полом.       Когда Оскар видел очаровательную девицу, очередную надежду матери на счастливое супружество ее дорогого сыночка, он чувствовал внутренний трепет. Восхищение красотой и нежной улыбкой незнакомки, предназначенной ему в невесты, впрочем, быстро сменялось страхом.       Этот страх сковывал Оскара изнутри, не давал пошевелиться и вдохнуть как следует. Он заикался, мял букеты, спотыкался на ровном месте и опрокидывал бокалы с вином, если свидания были назначены в ресторане. Разумеется, на платье очередной девушки, которая была совсем не в восторге от такого начала вечера. Легко догадаться, что дальше первой встречи ни одно подобное знакомство не заходило.       Все-таки он чувствовал, что он скорее согласен любить, чем работать. Но если бы только любовь не была таким трудным делом! Поэтому неожиданный визит очередного свата Оскар воспринял как небольшую отсрочку, а не как шанс устроить свои дела. Может, родители увидят очередной его провал, и папа сменит гнев на милость, снимет свой безжалостный ультиматум. Оскар не верил, что из очередной попытки его женить выйдет толк.       Больше всего на свете Оскар хотел, чтобы его оставили в покое.

***

      Но стоя у дверей богатого особняка Менделя Маранца, нашумевшего отеля для богачей, Оскар впервые задумался о том, что работа это не так уж и страшно. Образование у него было прекрасное, репутация семьи тоже, его возьмут куда угодно! Правда Оскар ещё ни дня в своей жизни не работал, но быть может и для него в огромной Америке что-то найдется?..       Романтически настроенный, но никогда ничего не делавший по своей воле и желанию, Оскар любил мечтать. При всей любви к родителям их опека давила на него. И хотя Оскар не мог и шагу ступить без материнского одобрения, он позволял себе вообразить, как принимает решения самостоятельно. О том, что бы делал, будь у него свобода выбора.       Способов избавиться от навязчивой опеки было несколько, один невероятнее другого. Устроить бунт, показать свою самостоятельность и доказать своё право самому строить свою жизнь. Или сбежать.       Открыто противиться маме и папе Оскар боялся. От побега же его удерживал здравый смысл. Куда бежать? Своих средств у Оскара не было, друзей (опять-таки своих, а не семьи) — тоже. Он ни дня в своей жизни не работал и не знал, куда ему податься.       Иногда Оскар давал волю фантазии и представлял свои перспективы в том случае, если всё-таки удерет из дому: если забыть об отсутствии денег (в конце концов, это его грёзы, можно представить, что какой-то капитал при побеге имеется), то остро вставал вопрос работы (продолжать дело отца и становиться банкиром Оскар не хотел, ему это претило) и образования. Ему нужно было покинуть Нью-Йорк, а лучше и Америку, чтобы папочка с мамочкой не вернули нерадивое чадо домой. Может, Англия?       Вкупе с нелюбовью к банковскому делу, в другой стране его образование почти ничего из себя не представляло. Если опираться на это и те немногие практические умения, что были у него… В таком случае его виды на будущее заключались в надежде на то, что, если соблюдать видимость благополучия, кто-нибудь что-нибудь для него сделает. «Что-нибудь» смутно рисовалось воображению Оскара как частное секретарство или некая синекура. Не бог весть что, но о большем мечтать не приходилось.

***

      Итак, свободным и счастливым Оскар мог быть только в своих мечтах (и то, некая доля рационального мышления не позволяла ему отпустить себя и избавиться от реализма и тревоги в фантазиях). Ему ничего не оставалось, кроме как подчиниться родительской воле. Инфантильный, но кое-что понимающий в собственной жизни, Оскар мялся на пороге дома Маранцев и смотрел на дверной звонок так, словно тот был причиной всех его бед. — Звонить или не звонить? — вслух размышлял он, в ужасе теребя несчастный букет, ещё совсем недавно имевший пристойный вид, а теперь изрядно потрёпанный. — Если позвоню, то что я ей скажу? А если не позвоню, то что я скажу папе?..       В носу предательски защипало. Оскар списал это ощущение на насморк. Его терзал вопрос: звонить или нет?       Все сомнения Оскара разрешил неожиданный крик: — Здравствуйте, мистер Гассенхейм! — Оскар вздрогнул и поднял глаза. Это была Зельда, жена знаменитого изобреталя Менделя Маранца, мать (не) его невесты. Она следила за ним из окна и, обеспокоенная его медлительностью, пошла ему навстречу. — Я только что собирался… войти, — чуть слышно пробормотал Оскар, которому казалось, что он вот-вот потеряет сознание. Его знобило.       В гостиной их уже ждали Мендель и невысокий рыжий мужчина с хитрым косоватым взглядом. Сват, который приходил к Гассенхеймам. Оскар не помнил его фамилии, но кажется он приходился близким родственником Маранцам.       Оскар попытался вручить Зельде букет, но женщина решительно усадила его в кресло и вернула помятые цветы. Оскар судорожно сжал их в руках. — Это для Сарры, — подсказала Зельда и ободряюще (и слегка хищно) улыбнулась. Оскар, едва нашедший в себе силы улыбнуться в ответ, вспомнил, зачем он здесь, и растерял последние крупицы самообладания.       Дальнейшие события были словно в тумане. Вот Зельда уходит, прихватив с собой рыжего свата (брат! Точно, это дядя невесты!), вот скептически настроенный Мендель пытается его, Оскара, разговорить, морщится, слыша про папу, вот начинает рассуждать о жизни и браке в каком-то своем неповторимом стиле. Тут сознание Оскара все же немного прояснялось: видимо, запутанные метафоры не воспринимались такой угрозой, как другие темы их не совсем светской беседы.       Казалось, господин Маранц и сам не в восторге от такой кандидатуры на роль жениха для своей дочери. Оскар обаятельно улыбался и лепетал что-то про любовь и согласие отца, а сам мечтал о том, чтобы это поскорее закончилось. Он не имел ничего против незнакомой ему мисс Маранц, просто боялся ее до ужаса, как и других девушек. Его бы вполне устроил отказ Менделя без всяких знакомств с невестой, к чему растягивать и без того мучительную пытку, делая ее совсем невыносимой?       Но знаменитый изобретатель вдруг отчего-то переменил свое мнение и начал давать Оскару советы. От духоты и волнения кружилась голова, и Оскар запомнил едва ли половину из того, что ему говорили. Какие-то ружья, зубная боль, проповедники, побег… Последнее слово отозвалось в душе Оскара ноющей сладостью, но это чувство мигом испарилось, когда Мендель громко позвал: — Сарра, иди сюда, к тебе гость! — Оскар и забыл уже, что пришел сюда не вести пространные беседы о сути брака, а предлагать руку и сердце. Мистер Маранц подмигнул ему. — А я удаляюсь. — Я тоже! — вскрикнул было Оскар, обрадовавшись возможности покинуть этот дом, но был остановлен тяжелым взглядом. Точно, он же должен остаться наедине с невестой…       Несколько мгновений одиночества, как каменная гора, навалились на Оскара, он прирос к полу, не мог двинуться с места. Он трясся от страха и цеплялся за букет как за спасательный круг. Шипы царапали нежную кожу ладоней, но он не обратил внимания на боль. Послышались торопливые шаги. — Здравствуйте!       Оскар не решался поднять взгляд, надёжно скрыв лицо за цветами, но его позвали вновь. — Здравствуйте, мистер Гассенхейм.       Оскар малодушно надеялся, что невесте не понравится его молчание и она позовет родителей. Но когда из его рук аккуратно, но настойчиво забрали букет, отнимая последнюю защиту, он понял, что что-то пошло не так, как он привык.       Сарра Маранц оказалась хороша собой. Милая девушка с темными глазами и густыми каштановыми кудрями смотрела на него с любопытством и смущением. Оскар почувствовал, как кровь приливает к щекам. — З-здравствуйте… — пробормотал он, заикаясь. Девушка была мила, и разговаривать с ней было решительно невозможно. Сарра смело протянула ему руку. Оскар дрожал с головы до ног и не знал, что сказать. Затем он нерешительно взял ее руку и сжал.       Сжал так, что сам весь покраснел, а Сарра побледнела. — Какой вы сильный… — голос Сарры так подействовал на него, что его сердце готово было разорваться. Оскар, не будучи в состоянии сразу умереть или исчезнуть, закашлялся, судорожно вздохнул…       …И понёс такую ахинею, что впоследствии сам диву давался, как его угораздило. — А что такое сила? Телефон! Она хорошо соединяет! — Оскар вдохновенно молол чепуху, окончательно запутавшись в том, что ему говорил мистер Маранц совсем недавно. Он заикался, путал слова и предложения, и совершенно забыл, что должен сказать. Зубная боль, отец, остроумие, смерть…       Страх и стыд, казалось, должны были убить его. Но Сарра слушала внимательно, отвечала, и была настроена весьма дружелюбно, хотя было заметно невооружённым глазом, что она тоже очень волнуется. Оскар, привык к тому, что женщины либо дрожат в его присутствии, не в силах слова сказать, либо презрительно фыркают и уходят, либо мама. Он оказался не готов к такой реакции. Но постепенно он начал смелеть. Одной своей улыбкой Сарра возбуждала в его душе что-то, доселе ему неведомое. Оскар чувствовал, что настала пора перейти к решительным действиям. — Я ещё никогда не держал женскую руку. — признался он и мысленно застонал, осознав, какую ерунду ляпнул. Не то, не то!.. Но Сарра только засмеялась. — Вы такой неожиданный! — заметила она. — Никогда нельзя узнать, что вы будете говорить в следующую минуту. — Я и сам не знаю… — не смог перестать откровенничать Оскар.       Наступила неловкая пауза. Оскар и Сарра мялись друг напротив друга, не зная, что им говорить и делать. Очевидной симпатии друг к другу мешали неопытность и смущение. — Поэтому надевайте шляпу и бежим жениться! — выпалил Оскар, сам не зная, как решился на такое. Неужели этот неведомый прилив смелости это и есть любовь? Сарра замерла, озадаченная, и Оскар уже приготовился к тому, что сейчас ему в лицо швырнут букет. Мама снова выбрала розы, значит, будет больно. — Прямо сейчас? — уточнила Сарра осторожно, как будто проверяя, не ослышалась ли. Оскар собрал все свое мужество в кулак. — Когда угодно, — очаровательно улыбнулся он. — Лишь бы вы были согласны.

***

      Сарра была согласна. Окрылённый ее улыбкой и робким поцелуем в щеку, Оскар примчался домой и не помня себя от радости рассказал родителям идею с побегом. Однако они не разделили его восторга. — Но папочка, мамочка, она может потому и согласилась, что с побегом! — в отчаянии возразил Оскар, услышав категорическое «нет». Сарра ему нравилась, и он ей, кажется, тоже, но дурное предчувствие не покидало его головы. — Не хнычь! — осадила его мать, и Оскар умолк. От досады и волнения хотелось расплакаться. Неужели милая Сарра станет ещё одной строкой в списке его неудач? Ещё ни одна девушка не вызывала в нем столько чувств. Любопытство, симпатия, трепет… Раньше всегда был только страх.       Оскар ушел к себе. Он вспоминал улыбку Сарры, но в ушах звенели сердитые голоса родителей: «Не знаю как тебе, Соломон, но мне это напоминает какой-то спектакль»… «Чтобы было всё как у нормальных людей!»… «Найдем тебе невесту и без пробега»… Он никогда не перечил родителям. Изредка решался возразить, но это не приводило ни к чему, кроме порции нотаций и стенаний о черной неблагодарности единственного отпрыска. Ничего не указывало на то, что в этот раз что-то может измениться.       Хотя… И с девушкой Оскар по-настоящему поговорил впервые.

***

      Оскар спустился в гостиную, прокручивая в голове наспех сочиненную речь. Его вряд ли выслушают, но попытаться все же стоило.       Но попробовать себя в качестве дипломата Оскару не довелось. Кроме родителей в комнате было ещё двое. Господин Шнапс, сват и дядя Сарры, наворачивал круги по помещению, оживлённо жестикулируя. Оскар прислушался. — …В чем собственно дело, господин Гассенхейм? Молодые хотят бежать — пусть бегут! Но куда? Тут мы им и подскажем. — Он торжествующе уставился на отца Оскара, отчаянно кося одним глазом куда-то в сторону. — В Бруклин, к раввину Штайнбергу! А там уже все родственники и гости…       Оскар на время отвлекся от его страстного монолога (все равно решение будут принимать родители и ему обо всем сообщат) и обратил внимание на второго визитера. Это был усталый темноволосый мужчина, небогато одетый. Он сидел в тени, подальше от шумного Бернарда, и казалось, был абсолютно не заинтересован в происходящем. Полуопущенные веки, расслабленная поза, съехавшая на бок кипа. Его можно было бы принять за спящего, если бы он хоть на минуту прекратил двигать руками. Ловкие пальцы протирали флейту, зажимали клапаны, словно повторяя беззвучно мелодию, теребили заплатку на штанах. Иногда они двигались в такт с суматошными движениями свата, иногда сами по себе. «Бадхен» — догадался Оскар. Что ж, если на переговоры пришел и он, может, все не так плохо?       Успокоив себя этой мыслью, Оскар вновь вернулся к речи Шнапса, не заметив пристального взгляда, который бросил на него музыкант из-под ресниц.       «Лучше бы мне оглохнуть» — мрачно думал он через каких-то пять минут. Конечно, Оскар плохо представлял настоящий побег. В его воображении это было что-то захватывающее, будоражащее, таинственное. С условными сигналами и рыдающей матерью невесты. Романтическое приключение, о котором спустя годы можно будет рассказывать детям. Практическая же сторона вопроса хромала. Что будет, когда они поженятся? Где и на что будут жить, что сделают родители? Нельзя же сбегать к раввину, а потом как ни в чем не бывало вернуться домой вместе с новообретенной женой! Это действительно какой-то пробег получается, а не побег.       То, что предлагал Бернард, разрешало вопрос хотя бы частично. Если побег не настоящий, то домой можно вернуться без всяких проблем. И папа с мамой спокойны. Но разве это честно?       Мендель, сам того не зная, задел Оскара за живое. Импульсивные поступки, тайны, право выбора — то, чего никогда не было в жизни Оскара объединилось в одном слове. Разве не о побеге он украдкой мечтал иногда? И разве честно будет обмануть Сарру, которая желает того же?

***

      Чета Гассенхеймов не знала о том, что в сознании их ненаглядного отпрыска происходит настоящая революция. Идею Бернарда они одобрили — если уж этой девочке так хочется побегать, то пожалуйста. Главное, что ее отец сказочно богат, а гости на «тайном» бракосочетании будут свидетелями. Тут уж от приданого не отвертишься!       Довольный результатом своих трудов, Бернард не стал отказываться от шампанского и удобно расположился в одном из кресел. Они с четой Гассенхеймов вели светскую беседу. Бадхен же, как будто никем не замеченный, направился к выходу. Он не участвовал в переговорах, а о свадебных услугах традиционно договаривались родители невесты. Оскар подозревал, что его отправили сюда только для того, чтобы узнать, до чего договорятся стороны, и донести информацию без искажений и проволочек. Пользуясь тем, что родители заняты, Оскар выскользнул следом.       Стараясь вести себя непринужденно, он догнал музыканта уже на улице. Замялся, не зная, с чего начать. — Оскар? — остаться незамеченным не получилось. Гассенхейм так испугался, что музыканту пришлось позвать его ещё несколько раз. — Оскар. Оскар! — А, да, я Оскар… — опомнился молодой человек. — П-простите, вы не могли бы передать Сарре…       Тут Оскар вспомнил, что для того, чтобы передать записку, нужно ее сперва написать. Он зажмурился, проклиная себя за глупость и спешку. Письма для Сарры у него, конечно, не было, а вернуться к себе незамеченным не было шансов. Да и пока он сочинит…       Но музыкант каким-то образом догадался о причине его терзаний. «Надо же, неужели не безнадёжен?» — подумал Он с интересом. Окинул изучающим взглядом дрожащего молодого человека, ободряюще улыбнулся. — Мне нужно передать ей… — Говорите. Постараюсь передать все дословно. — Дословно? — округлил глаза Оскар. — Э-э… А… Ой. — Э-а-ой? — вскинул бровь музыкант. — Это все, Мистер Гассенхейм? — Да… То есть, нет! — Оскар, смешался под насмешливым взглядом и добавил уже тише. — Т-то есть, не могли бы вы рассказать ей вот это всё… Про п-побег… В Бруклин. И что мне нужно с ней поговорить… — Я передам. — музыкант церемонно поклонился, с трудом сдерживая смех, и исчез в вечерних сумерках. Оскар вытер уголком шарфа вспотевшее от волнения лицо и на дрожащих ногах вернулся в дом. Родители все ещё беседовали с Бернардом и не обратили внимания на его отлучку.       Оставшись в одиночестве, Оскар ещё раз обдумал свою затею. Должно быть, он сошел с ума, но идея взаправду сбежать вместе с невестой крепла в его сознании с каждой минутой. Быть может, если бы ему запретили совсем, или если бы Сарра не вызвала таких теплых чувств в его сердце, он бы не думал о побеге всерьез. Но теперь, когда у него появился шанс вырваться из-под удушающей опеки, когда бежать он мог не один, а с очаровательной девушкой, разделявшей его чувства… Нет, такой шанс выпадает только раз в жизни!       Совершая на следующий день утренний моцион с мамочкой, Оскар как будто ненароком свернул на улицу Питт. Выглядело это так, словно пылкий влюбленный не может и дня прожить, не постояв под окнами возлюбленной в надежде увидеть её. Рахиль, в глубине души больше всего боявшаяся, что Оскар так и останется холостяком, позволила ему это. И даже завязала разговор с кем-то из знакомых, давая сыну немного личного пространства. Расслабляться пока было рано, но жена и приданое были близки как никогда.       Оскар только этого и ждал. Он нервно завертел головой, выискивая вчерашнего знакомого. Музыкант, вопреки всем опасениям, не заставил себя долго ждать. — Здесь же, в семь. Сарра будет ждать.       Что ж, теперь осталось дождаться вечера и улизнуть из дома в одиночку.

***

      В назначенный час Оскар на подгибающихся ногах вернулся к отелю-люкс. В руках он сжимал новый букет — дома не могли не догадаться, куда он собрался. Впрочем, свидание перед «побегом» родители сочли хорошим знаком (влюбленная девица точно не потеряется по дороге в синагогу, а значит и приданое…) и Оскара отпустили без боя.       Сарра ждала его вместе с бадхеном. Они тихо переговаривались о чем-то, пока не заметили Гассенхейма. Музыкант обнял Сарру и улыбнулся ей. Девушка решительно тряхнула тугими кудрями и направилась к Оскару, вся зардевшаяся и возбужденная. — Сарра… — едва слышно выдохнул Оскар, чувствуя, как привычно накатывают волны страха. Он вручил девушке букет. — Вы советовались с родителями. — Сарра приняла цветы, но в её голосе Оскар слышал обиду и осуждение. Он поспешил оправдать себя. — Но я не хочу поступить так, как сказали они! — патетически воскликнул Оскар. Отчего-то расстроенный вид Сарры довел его самого почти до слез. — Я не хочу обманывать вас и жить по указке папы до самой старости, я…       Оскар замолк, переводя дух. — Сарра, — сказал он, наконец, низким, тяжелым голосом, и она вся вздрогнула, слыша, как он произносит ее имя. — Сарра, я… я не в состоянии выразить! — простонал он, в отчаянии простирая руки вперёд.       Но когда Оскар убрал руки на место, в них заключалась Сарра, которая прижималась к нему, закрыв глаза и тяжело дыша. Она его поняла! — Я тоже советовалась… Не с родителями, но с одним близким человеком. — призналась Сарра. — Если мы хотим сбежать от моей матери, нам придётся покинуть Америку, иначе она нас из-под земли достанет. — Моя тоже! — засмеялся Оскар и внезапно понял, что ему совсем не страшно говорить с Саррой. — Сарра, я никогда прежде не зарабатывал себе на хлеб. Мой отец разбогател, когда я был ещё ребенком, и я не знал нужды. Но я не хочу, чтобы из-за меня вы лишились беззаботной жизни, я найду работу себе по уму, я буду трудиться день и ночь! Мое образование… — Оскар, Оскар. — Сарра остановила его речь. — Я знаю, что такое бедность и не успела привыкнуть к роскоши. Мне нравится жить в комфорте, но куда больше я хочу свободы! Моя мама… Она не понимает. — Я тебя понимаю. — Оскар сжал руку Сарры в своей. Куда осторожнее, чем вчера. Сарра зарделась. — Я знаю, что такое работа. — продолжила она, огладив ладонь жениха большим пальцем. — Конечно, мне не хотелось бы вновь вернуться на фабрику, но и это будет лучше, чем та золотая клетка, в которой я живу сейчас. — Значит, вы согласны? — Согласна ли я? — засмеялась Сарра. — О, Оскар!