Дороги отчаяния

— ...сестра Меропа, помнишь ее? От чахотки умерла, поди лет пять назад... Так вот Флави говорит, третьего дня бродила. Сыплется вся, ее по форме да по волосам Флави узнала, красивые волосы-то, медовые, длинные, ни у кого таких не было... — Кашья? — неправдоподобно спокойный голос Акары все-таки дал несколько надломленных нот; стоящая у закрытого входа в шатер Изендра нервно переступила ногами по мокрой траве. — Ты уверена в том, что говоришь? — Хотела бы я... Ты же знаешь Флави, она десять раз подумает, чем что-то сказать. Значит, какая-то мразь и до наших могил добралась. Знать бы, какая... Зераэ великая, когда же это все кончится... Из мокрой травы выполз жучок и поспешил вверх по голой ноге Изендры; беззвучно зашипев, она попыталась стряхнуть назойливую тварь, но тщетно — жук свои позиции сдавать не собирался и действовал не менее напористо, чем оставшийся наедине с наложницей лут-голейнский богач. Вконец отчаявшись, Изендра задрала ногу, чтобы согнать жука раз и навсегда — и тут же, едва не поскользнувшись на скользкой траве, схватилась за полотнище. Это была ошибка. Фатальная ошибка. — Акара, нам надо... Так. Это еще что? Спустя менее чем мгновение полотнище дернулось в сторону, и перед Изендрой возникло свирепое лицо Кашьи в ореоле красно-рыжих волос; в руке та сжимала клинок, а ее глаза полыхали гневом. — Какого... — Акара-ханум, я принесла вам травы для отваров! — прокричала Изендра и в доказательство этого вскинула левую руку с зажатым в ней букетом из чабреца. — И вам доброго вечера, Кашья-абла. — Какая еще абла... — просвистела Кашья сквозь сжатые зубы. — Ты когда-нибудь научишься называть меня по-человечески? А может, даже больше не будешь подслушивать, как... — Перестань, Кашья, — из темноты шатра к ним двинулась Акара; заметив ее белеющее в полумраке безмятежное лицо, Изендра несколько успокоилась. Из всех обитателей маленького лагеря та одна относилась к ней с искренней теплотой — не считая Варрива, проделавшего вместе с Изендрой это длинное несчастливое путешествие из Кеджистана. Только вот Варрива почему-то сразу все полюбили — девчонки-лучницы наперебой смеялись его шуткам и восхищались восточным акцентом, местная кузнечных дел мастерица грубовато кокетничала, и даже Кашья относилась с оттенком симпатии; а вот Изендра... Изендра умела управляться с огнем, льдом и молнией, но совершенно не знала, как держать лук и копье, плохо бегала и постоянно простужалась. Она была чужая. Совсем-совсем чужая; даже внешне Изендра отличалась от них, как домашняя пушистая кошка от стаи борзых собак — смуглая, темноглазая, вся состоящая из плавных линий, она не имела ничего общего с тонкими и стремительными белокожими лучницами из ордена Незрячего Ока. Нет, Изендра не была бесполезной — практичная Кашья не потерпела бы в своем лагере нахлебницу и без колебаний выпихнула бы ту в Пустоши кормить мертвецов; магический талант — это вам не шутки. Изендра исправно бегала по поручениям Акары, стояла на часах в паре с какой-нибудь дежурящей лучницей и даже помогала оружейнице Чарси чаровать стрелы; но за эти месяцы она не приобрела ни одной подруги и так и не стала своей. Была ли в этом и ее вина? Кто знает... — Перестать? — взвилась Кашья. — Она подслушивала. Я ей сейчас еще одно дежурство влеплю. Или, может быть... Она вдруг замолчала и сдвинула рыжие брови: ее лоб прорезала глубокая тонкая морщинка, обычно означавшая у атаманши глубокое раздумье. — Изендра, — доброжелательно сказала Акара, — если тебе хочется о чем-то узнать, я с радостью отвечу на твои вопросы. Вовсе не обязательно... — Я не подслушивала! — вспыхнула Изендра. — У меня просто жук к ноге прилип. Остановилась, чтобы сбросить. Зачем кричите? Это была не совсем правда — она остановилась у шатра до того, как злополучный жук начал свое триумфальное шествие; однако оправдываться перед Кашьей было хуже смерти. Кеджистанская кровь давала о себе знать — гордостью Изендры можно было подпаливать сухие кусты волчьей ягоды за воротами лагеря. — Да мы и не кричим, — проговорила Кашья; продольная морщинка на ее лбу разгладилась, и тот снова стал белым и чистым. — Знаешь, я не стану давать тебе внеочередное дежурство. — Да? — Изендра удивленно вскинула глаза. Такое милосердие было у атаманши не в почете. — Да. Толку в этом все равно нет, оно тебя не исправит и не заставит следовать дисциплине... если честно, я вообще не знаю, что может тебя заставить... Изендра! — Кашья торжественно подняла тонкий палец с обломанным ногтем. — Ты пойдешь на разведку кладбища. Сегодня же вечером. Если бы сейчас к Изендре с неба спустилась сама великая Эсу, накормила ее шербетом и сводила в хамам, она и то бы так не поразилась. Разведчица из нее не то что бы была плохая... может, даже и хорошая. Просто доселе Изендре не приходилось это проверять. И она надеялась, что и не придется. Нет, серьезно? Из полного лагеря прекрасно обученных девушек-скаутов Кашья выбрала не тихую Фиону, которую невозможно заметить, пока та сама не захочет; не меткую Венди, расщеплявшую стрелы троекратным попаданием в мишень; и даже не сероглазую ловкую Кундри, два дня назад в одиночку заколовшую копьем троих хазра. Это просто непрактично. Она маг, а не разведчица. От нее не будет пользы. Она, в конце концов, может погибнуть. — Как и мы все, — отрезала Кашья, дослушав пламенную Изендрину тираду. — Венди и Кундри я не отдам, они нужны здесь. Фиона схватила стрелу, пока не выздоровеет, она бесполезна. А ты здорова, крепка и, как мы все поняли, крайне любознательна... — Но Кашья, — попробовала вмешаться Акара, доселе молчавшая. — Девочка права. Какой из нее скаут? — Какой получится. Она знает магию, а мои девушки нет, значит, у нее больше шансов. И там есть Флави, она подскажет, что делать. — Так Флави и пошли. — В одиночку? Акара, нет, — Кашья сверкнула глазами. — Никто из сестер больше не погибнет. Изендра вся сжалась под этим взглядом. Она знала эту историю, по крупицам собранную из чужих рассказов, разговоров и недомолвок — о том, что совсем недавно бродяжки из лагеря жили в огромном монастыре Зераэ и звались сестринством Незрячего Ока, и было их не полсотни человек, а в десять раз больше. Случилось что-то страшное — девушки не говорили, что именно, никто, даже Акара. А Изендра боялась спрашивать, слишком уж мертвое у той делалось лицо, когда речь заходила о тех временах... Что ж. Пусть так. Она взглянула на Акару: видневшееся из-под потрепанного лилового капюшона лицо было грустным. Акара была жрицей-пророчицей и имела власть наравне с Кашьей, и, наверно, надави Изендра на жалость, та бы отменила приказ... вот только самой Изендре этого не хотелось. Она не даст больше повода смотреть на себя с презрением. Изендра вскинула руку к горлу, сжав в ладони кулон — золотое солнце и платиновую луну. Джазрет, кардеш... ты никогда ничего не боялся. И я не буду. — Я пойду, Акара-ханум, — она гордо вздернула подбородок. — Нужно готовиться к заданию. — Не выделывайся, — вздохнула Кашья как-то непривычно по-человечески. — Я же тебя не на убой посылаю. Просто здесь дело в магии, а ты всяко понимаешь в ней лучше нас. А готовиться тебе и правда надо. Приходи в штаб после построения. Соберем тебя, в дорогу-то. Она потерла ладонью свежий шрам на лбу, и Изендра в который раз особенно остро ощутила, что ей всего семнадцать, она пока еще никого не потеряла, и холодные ветра Запада еще не успели до конца вымести из ее души глупую взбалмошность. На ящике, служившем для Акары одновременно алтарем, рабочим столом и бюро, уже стояли пустые склянки; Изендра аккуратно положила рядом собранные травы и медленно кивнула. — Да, Кашья-абла. Постараюсь вас не подвести. *** Флави была крошечной, пухленькой рыжей девушкой в пятнистом коричнево-зеленом колете, похожей на трубочку ореховой баклавы; эта схожесть, а также ее приветливая улыбка и смешливость сразу же пришлись по душе Изендре. И это несмотря на то, что пришлось изрядно постараться, чтобы найти ее стоянку — даже Кашьина карта Пустошей с жирно намалеванным черным крестом не помогла. Флави знала свое дело. По дороге в ее укрытие Изендра несколько раз едва не утонула в болоте, угодила краем плаща в хитроумный капкан и наткнулась на примерно дюжину трупов мелких бесов. Радовало лишь одно — сунутый Акарой в сумку свиток телепортации прозрачно намекал на то, что обратный путь по этому аду ей делать не придется. «Используй только в крайнем случае, — строго сказала тогда Кашья и на секунду ее обняла. — Ну, давай, с Зераэ. Не подведи!». Изендра даже почти растрогалась. — Так, короче, — Флави деловито нанизала на ветку маленькую печеную сыроежку, — кладбище к северу отсюда. Пару часов пути, если быстрым шагом. С лошадью быстрее, но лошади у нас нет. А если бы даже и была, хрен бы мы ее туда отправили. — Что там вообще происходит? — Изендра с опаской посмотрела на гриб, принявший при запекании какую-то совершенно невообразимую форму. — Мне не сказали толком. Костер они не зажигали; с некоторых пор Флави боялась привлекать лишнее внимание, но хитроумная Изендра придумала выход. Магический бездымный огонь вполне сгодился для готовки, а голодная разведчица впервые за несколько дней наконец-то поела горячего. Дружба начиналась и с меньшего. В пещере было сухо и достаточно тепло; Изендра поерзала на застеленном плащом ворохе сена и выжидательно уставилась на Флави. — Мертвецы там бродят, вот что происходит, — та помрачнела. — Некромант завелся, зуб даю. Как будто без него все хорошо было. — Некромант?.. — клацнула зубами Изендра. — Ага. Бродит там один, с белыми волосищами. Седой весь, жуткий. Я из-за ограды его видела, так чуть не родила со страху. Благо что один миг всего, он за угол шмыгнул и пропал. А до того, — Флави понизила голос, — хазру поднял. Нет, ты представь? Мертвого. Хазру. Поднял. Тот так с головой своей уродской на плече и пошел. Представляешь? Изендра представляла. Особенно хорошо она представляла, как очень скоро сама с головой на плече (не такой уж уродской и в общем-то довольно симпатичной) пойдет за незнакомым некромантом неизвестно куда. — Я не справлюсь, — прошептала она, чувствуя, как все внутри заливает холодным мертвенным ужасом. — Я ничего с ним не смогу сделать... — Никто не сможет, — Флави внимательно на нее смотрела. — Но тебе так-то и не сказали его трогать. Побегай там. Посмотри туда-сюда. Может, он там не один. Может, у него есть какие-то слабости. Вам, магам, виднее. Она помолчала. — Это наша Морейна вот могла бы его убить... Да только нет ее. — Морейна? — А, ты ж не знаешь, — улыбнулась Флави. — Сейчас Кашья главная, но она только замена и она об этом знает. Это Морейна должна была стать предводительницей, все уж решено было. Думали, как вернется она из Тристрама, так сразу ей и объявим, мол, вот так, Морейна, отдаем тебе церемониальное копье всем монастырем единогласно, и иной атаманши нам не нужно. Она и вернулась... Ненадолго. Все твердила, что ей нужно одно дело уладить, а потом она уже совсем к нам. Ушла, и с тех пор мы ее не видели. А потом на монастырь напали демоны. Мы бежали. Не знаю уж теперь, как она нас найдет... — Погоди, — Изендра подалась вперед, — она была в Тристраме? Там, где, — она сглотнула, — Собор?.. Флави удивленно на нее покосилась. — Ну да. Она рассказывала, что, наверно, тыщу раз бы там погибла, если не те, кто с ней были. Кандарасский принц и маг из Лут-Голейна. Изендра, что с тобой? — Джазрет... — простонала Изендра и крепко, до боли, закусила губу. — Мага звали Джазрет? Или... она не говорила... Флави нахмурилась. — Кажется, Айдан... нет... Айданом звали принца. А маг... да, кажется, что-то такое. Она мало о нем говорила. Все больше о принце. Ну еще бы, горько улыбнулась Изендра. Джазрета редко замечали, да и он сам этого не хотел. Сознательно уходил в тень, уступал дорогу, отходил в угол, пока все остальные жили так, как хотели; единственное, в чем бы он никогда не уступил, это жажда знаний. Зачем, Джазрет, зачем тебе понадобился этот проклятый Собор на проклятом Западе... Флави не стала ни о чем расспрашивать; Изендра была благодарна. Она вышла из пещеры, когда солнце в пасмурном сером небе начало катиться к вершинам деревьев; на ходу поправляя дорожную сумку, Изендра двинулась вперед по указанной разведчицей тропке. Лес был как лес — золотисто-красная осенняя листва, наверно, даже была бы красива, если бы не потемнела и обвисла от дождя; мокрые ветки несколько раз ударили Изендру по лицу и окатили холодной водой. Хорошо, что Кашья расщедрилась и разрешила одолжить у больной Фионы ее прекрасный теплый плащ — в шальварах и кафтане из шелка она бы далеко не ушла. Да и в своих знаменитых сафьяновых туфлях тоже — девушки по очереди давали носить ей свои сапоги, и единственной, в чьих Изендра не тонула, была Венди. Но сегодня Венди заступала на дежурство, и Изендре достались сапоги Амплисы, в каждый из которых пришлось напихать примерно фунт ветоши. Так она и шла, хлюпая по осенней грязи чужими сапогами, а небо становилось все темнее и темнее; как-то незаметно деревья с листьями кончились. По обе стороны тропинки теперь тянулись голые черные кусты, да и сама тропинка изменилась — теперь это была аллея, когда-то аккуратно выложенная светлым камнем, а теперь разбитая, грязная и заброшенная. Аллея шла немного вверх по холму; впереди был крутой подъем, обозначенный несколькими ступеньками. Поднявшись по ним, Изендра вскинула голову и поняла, что стоит прямо перед коваными чугунными воротами, на створках которых вязью вился стилизованный глаз. Створки были приоткрыты. Вокруг не раздавалось ни звука: до того Изендра слышала шелест листьев, чириканье каких-то лесных птах, перестук чьих-то маленьких лапок. Не то что бы она разбиралась в том, что именно должно шуметь в лесу, но все эти шорохи и стрекотания были какими-то нормальными. Горький опыт уже научил Изендру понимать, когда к лагерю подбираются мелкие демоны, и как они при этом звучат. Ничего похожего она пока что не слышала. В сгустившихся за воротами сумерках смутно виднелись надгробия; на самом ближайшем зоркая Изендра углядела вырезанную по камню розу. Она еще раз коснулась кулона, чтобы было не так страшно, и тронула рукой створку — та послушно распахнулась, как будто только ее и ждала. Без скрипа — хотя Изендра могла поклясться, что смазывать петли в последние месяцы было абсолютно некому. Холодная осенняя ночь уверенно вступала в свои права, и закутанную в теплый плащ Изендру начинало колотить — но она вовсе не была уверена, что причиной тому стал ночной ветер (которого, кстати, даже и не чувствовалось). Что-то стылое и муторное взвесью лежало в воздухе вокруг; эта проклятая тишина давила на голову, пригибала к земле. Около надгробных камней валялись кучи мокрых сгнивших стеблей — когда-то возлагаемых в память о сестрах цветов. Здесь, на западе, так принято — Акара рассказывала. Впереди, в сухих зарослях чего-то, возвышалась статуя лучницы — Изендра подошла ближе и дернулась, увидев, как кто-то обломал на прекрасном мраморном лице нос и расковырял ножом глазницы. Наверняка хазра, подумала она. Полуразумные твари, обладавшие сознанием душевнобольного пятилетнего ребенка. Когда-то здесь, наверняка, было чисто и красиво — и чувствительная к прекрасному Изендра немного пожалела, что не застала эти времена. Ажурные решетки вокруг некоторых могил почернели и перегнулись, а аккуратные клумбы были безжалостно раскопаны... как и сами могилы, вдруг поняла Изендра, пройдя чуть дальше. Те, что у ворот, остались нетронутыми, эти же... Где-то вдалеке, едва слышно, пронесся отчаянный женский стон — пронесся и затих, будто не было его. По спине Изендры прокатилась ледяная волна ужаса; она медленно вскинула вверх руку, и от самого сердца, через плечо и локоть к кончикам пальцев потекло жгучее волшебное пламя. И тогда она увидела его. Он стоял перед дверями мавзолея на противоположной стороне кладбища, похожий на огромную черную птицу; его лица не было видно из-за тени, падающей от резного фриза, но зато прекрасно были видны длинные, почти до пояса спадающие белые волосы. А рядом с ним — слева и справа — неподвижно маячили два измазанных в земле, покрытых лохмотьями, одновременно страшных и жалких скелета. Не разбирая дороги, Изендра бросилась бежать. Напролом, перепрыгивая через могилы и спотыкаясь об остатки бордюров, скользя по мокрой траве и путаясь в тяжелом подоле плаща; она бежала до тех пор, пока в боку не закололо, а легкие не наполнились маленькими острыми лезвиями. Ее гнал страх, непобедимый животный страх перед жутким противоестественным колдовством, хуже которого нет; задыхаясь, Изендра неслась неизвестно куда — пока прямо перед ней в землю не ударила молния; она остановилась, обхватив рукой ствол ракиты и тяжело дыша. Второй удар высветил в темноте женское лицо, полускрытое спутанными темными волосами; огромные глаза смотрели одновременно мрачно и моляще. — Помоги... — прошелестел, словно сухая листва на ветру, необыкновенно печальный голос. — Что... Как тебе помочь? — сбитая с толку Изендра попыталась подойти ближе, но женщина шарахнулась назад. — Не дай... снова... Она внезапно как-то жутко искривила рот и указала Изендре за спину; та обернулась. Некромант стоял в пяти шагах от нее. Изендра внезапно поняла, что выйти отсюда по доброй воле, самой, живой ей уже никогда не суждено. Вот так просто взяла и поняла. Где бы сейчас ни был Джазрет, они уже не увидятся — никогда, никогда, никогда. Даже свиток не поможет — для этого ей жизненно необходимы хотя бы две секунды форы. Которых нет. Но хотя бы в последний раз... хотя бы попытаться... хоть что-нибудь сделать с этой мразью? Ради Акары. Хотя бы ради нее. Раскрыв рот в беззвучном крике, Изендра размахнулась и швырнула в беловолосого сияющий, пульсирующий, набирающий силу ярко-алый шар огня — и с веселым отчаянием увидела, как тот разбивается о выросшую прямо перед колдуном стену из костей. А потом он направил на нее палец. Последней мыслью перед смертью было то, что, наверно, Флави еще долго придется перебиваться холодной солониной. *** Скри-и-ип... скри-и-ип... скри-и-и-ип... Наверно, Амплиса смазывает маслом петли загона для коров — старательная кастелян, как всегда, встала спозаранку, раньше даже девушек; Изендра потянулась, не открывая глаз. Сейчас начнутся обычные звуки утренней возни — коровье мычание, бодрые окрики Кашьи, топот девиц... Еще чуть-чуть поспать... немножечко... секундочку... Изендра потянулась... и поняла, что не потянулась. Было тепло и жестко; в спину неудобно вламывались какие-то твердые неровности, ноги затекли, а руки были крепко закованы во что-то, очень напоминающее кандалы — только шершавое на ощупь. Я жива, подумала Изендра и подавила желание нервно захихикать. Едва ли эта мысль могла согреть — особенно учитывая, насколько быстро это могло измениться. Она осторожно приоткрыла один глаз. Зеленое пламя, которое горело в висевшем под потолком фонаре, едва разгоняло темноту, но Изендра все равно различила лохматые от сырости стены и низкий потолок. Комната. Крошечная. Нет, не комната, вдруг с пронзительной ясностью поняла Изендра. Не комната — мавзолей. А она лежит на чьем-то саркофаге. Ее приковали к чьему-то саркофагу. Скрип в дальнем углу не стихал. Изендра чуть скосила глаза. Колдун стоял боком к ней на одном колене — и старательно, как добрая хозяйка серебряный канделябр, натирал чем-то череп безвольно лежащего на полу скелета. Второй скелет смирно сидел в углу, и лохмотьев на нем больше не наблюдалось — как и левой руки. Будто почувствовав ее взгляд, он резко повернул голову. Почему-то Изендра думала, что колдун — старик: главным образом из-за белых волос и отчасти — от того, что вряд ли неопытный юнец сможет поднять целое кладбище мертвецов. Однако освещенное зеленоватым светом лицо выглядело едва ли старше ее собственного. — Ну? — наконец нарушил он затянувшееся молчание. Голос у него был хриплый и скрипучий не по возрасту. — Очухалась, слава Ратме. У меня к тебе назрели вопросы, — он подошел ближе и облокотился о край саркофага; концы белых волос упали на шею безмолвно сжавшей губы Изендры. — Начну с самого важного. Для кого ты это делаешь? — Что я делаю?.. — пробормотала Изендра, явственно понимая, что сдавать лучниц нельзя ни в коем случае. Она оскалилась. — Ничего я тебе не скажу! — Плохо. Он что-то прошептал, и по телу Изендры прокатилась волна тупой боли — будто все внутренности кто-то связал в тугой узел и принялся выжимать, как постиранное в реке белье. Перед глазами все поплыло. — Ш-шайтан... — простонала она сквозь зубы. — Отвали от меня, грязный альсак! — Это что-то на ведьминском? — хладнокровно поинтересовался колдун. — В любом случае, мне плевать. Это не я выкапываю из могил братьев собственного ордена. В отличие от тебя, красавица. Сквозь пелену немыслимой боли в голову Изендре пробилась некая мысль; она дико расширила глаза. — О чем ты? Кого это я выкапываю?! — Мертвецов. Из своего. Ордена, — отчеканил он. — Я видел тебя. Позавчера. Плащ с глазом. Приметный. Нет? Плащ у Изендры и правда был приметный — Фионе его подарили в знак повышения звания еще до того, как случилась трагедия в Монастыре. Добротный, темно-багряный, с вышитым на спине золотыми нитками Оком, он безмолвно напоминал, каким богатым был когда-то орден и какие страшные понес утраты. — Меня тут не было вчера, — Изендра дернулась в бессмысленной попытке высвободиться. — И быть не могло. Ты сумасшедший шайтан. — Ты повторяешься. И ты там была. Ты подняла ту несчастную мертвячку и повела ее к воротам... — Нет! — вскрикнула Изендра. — Это ты... Она вдруг осеклась и внимательнее присмотрелась к скелетам. Джазрет когда-то показывал ей анатомические атласы — от нечего делать и для того, чтобы провести с ним побольше времени, Изендра просмотрела их все по нескольку раз. Кости... По ним тоже можно читать. Скелеты в мавзолее были совершенно определенно мужскими. — Получается, это не ты? — обреченно прошептала она. — Поднимаю мертвецов на священном кладбище? Нет, — отрывисто ответил он. — Я жрец Ратмы, а не падальщик. У меня есть понятия о чести. Все летело в преисподнюю; Изендра почувствовала, что у нее идет кругом голова. Стройная версия о некроманте, осквернившем скорбное место, разбилась на мелкие осколки: ему не было никакой причины врать Изендре. Это слишком сложно и бессмысленно делать для девушки, которую собственноручно обездвижил и которую ничто не мешает просто убить. Изендра облизнула пересохшие губы. — Послушай, — начала она. — Это не я. Меня прислали разведать... — Врешь. Тут уже была одна рыжая, быстрее тебя бегает. И больше похожа на скаута. — Флави, — кивнула Изендра. — О, так ты даже имена их запоминаешь? — он вскинул четко очерченные темные брови. — Забавно. В этот момент со стороны выхода вновь послышался горький стон; на этот раз куда более громкий. Не стон даже — сдавленные рыдания: Изендра еще никогда не слышала, чтобы кто-то так плакал. От этого плача что-то внутри стыло. Колдун дернул головой: в его глазах отразилось недоумение. — Не понял, — медленно сказал он и бросился к дверям; через пару секунд он вернулся, и выражение его лица было странным. — Вставай, — бросил он и щелкнул пальцами. В ту же секунду сдерживающие Изендру оковы рассыпались в пыль; она скатилась с саркофага, едва не упав из-за затекших ног, и кинулась к колдуну. Тот одними глазами указал ей на выход. Мимо мавзолея плелась женщина в темно-красном плаще; то и дело спотыкаясь, она шла и одновременно плакала. Изендра не могла видеть ее лица, потому что его прикрывало забрало рогатого шлема — причудливое забрало в виде обагренного кровью вороньего клюва. Но плакала совершенно точно именно она — у женщины красноречиво тряслись плечи и руки. За ее спиной подрагивал изящно выделанный тисовый лук, а на плаще был вышит большой золотой глаз. Она проплыла в ярде от них, не обратив ровно никакого внимания ни на Изендру, ни на колдуна, и скрылась в маленькой крипте к северу; не сговариваясь, они бросились следом, но было тщетно. Женщины и след простыл, а крипта оказалась пустой. Повисло молчание. — Так каких это мертвецов я вызываю? — с интересом спросила Изендра. *** — Но ты сама первая бросила в меня огнем. Изендра молчала. — Поставь себя на мое место. Я тут сижу уже неделю, несколько раз чуть не сдох... уже почти забыл, как живые люди выглядят... Изендра молчала. — Ты прокоптила Фобоса и оторвала Деймосу руку. Они практически часть меня, а значит, ты тоже причинила мне боль. Изендра молчала. — Ладно, хорошо, извини! Я дурак, который сделал совершенно безосновательный вывод. Шайтан, альсак и кто-то там еще. Эй, убери руки от моего мешка... Не стесняясь, Изендра выгребла из его сумки целую горсть сухарей и с удовольствием ими захрустела. — Так и быть, извинения приняты, — проговорила она, одновременно жуя. — Я Изендра. — Линариан... Лин, — бормотнул он и зачем-то добавил, — мои родители были теми еще шутниками. Они вдвоем сидели на давешнем саркофаге, который оказался вполне удобным местом, если к нему не приковывать, а двое скелетов несли молчаливую вахту у дверей; Изендра болтала ногами и внимательно слушала Лина. Оказывается, тот по приказу своего ордена выслеживал осквернившую кладбище ведьму — ни больше, ни меньше; Изендра сопоставила некоторые факты, сложила два и два и прибавила к ним боль в закованных запястьях. Вывод напрашивался очевидным — задание было первым. — Значит, все без толку, — подвел он невеселый итог. — А что ты сама-то здесь забыла? Выглядишь нездешней. Дай угадаю... — он почесал нос. — Кеджистан? — Почти. Лут-Голейн. Лин присвистнул. — Нехило. Что, тоже в героини захотелось? — Нет, — проронила Изендра. — Я ищу своего брата. Она опустила голову и принялась водить пальцем по потемневшей каменной крышке. — Его зовут Джазрет, он маг из клана Визджерей... Год назад он пожелал отправиться в Тристрам за какими-то свитками из их собора, кажется, утерянными записями Тал Раши. Я не вникала. Вначале он слал мне письма, каждый месяц. Рассказывал, что в Собор не прорваться, там демоны. Но ведь он не мог уйти... Он и не ушел. Потом долго не было писем... Потом — одно, последнее. Джазрет писал, что Диабло мертв, его победили, а он возвращается домой. Я ждала его полгода... Хоть отсюда по морю плыть месяц. Но ведь всякое могло быть, правда?.. А потом я не смогла больше ждать. — Вдруг вы разминулись? — предположил Лин. — Может, он уже там... А ты тут мерзнешь. — Нет, — покачала головой Изендра. — Я чувствую, с ним что-то не в порядке. Видишь? Она вытащила из-за пазухи кулон. Когда-то они с Джазретом зачаровали два таких кулона: если золотое солнце темнеет, значит, Изендра попала в беду, а если платиновая луна стала черной, то Джазрету нужна помощь. Почти весь год луна оставалась светлой и блестящей, сейчас же... Изендра сжала губы, чтобы не расплакаться. Луна была почти черной. — Я направилась в Тристрам, но здесь, в Пустошах, узнала, что Тристрама больше нет. Вот, собственно, и все, — Изендра безнадежно пожала плечами. — Даже не знаю, что мне теперь делать. — Найти ведьму, для начала, — внимательно слушавший ее Лин решительно поднялся с саркофага и перекинул за спину волосы — светло-русые, а не седые, как оказалось. — Во имя Ратмы, великого баланса и моего учителя, который законсервирует мне голову, если я вернусь ни с чем. Фобос, Деймос, ко мне! Он хлопнул в ладоши, и скелеты послушно вскочили на костяные ноги. — Что, правда законсервирует? — ужаснулась Изендра, приноравливаясь к его энергичному шагу. — Правда-правда. У него уже десять банок в покоях стоят. Я одиннадцатый и, надеюсь, последний. Ты можешь идти быстрее? Они пересекли заросшую вереском дорожку; холод осенней ночи стал столь явственным, что Изендра начала дрожать даже под временно своим теплым плащом. А вот Лину, кажется, прохлада была нипочем — гордо вскинув подбородок, он уверенно шагал между могил, окруженный костяной свитой, в которую теперь, очевидно, входила и Изендра. Не то что бы данный факт ее радовал. Это в конце концов ее задание или как? — Ты хоть бы сказал, куда идешь, — возмущенно пропыхтела она и отпихнула локтем левого скелета, рожа которого казалась ей наиболее надменной. — Не трогай Фобоса, — он даже не соизволил обернуться. — Я знаю, куда иду. Но это неважно. К нам сейчас сами придут. То, насколько Лин оказался прав, Изендра поняла буквально через пару секунд, когда из-за памятников стали медленно выползать корявые фигуры. Фигуры — разной степени разложения, разного роста и разной комплекции, но всех их объединяло одно: они были женскими. К Лину и Изендре ковыляли мертвые сестры ордена Незрячего Ока. Изендра уже готова была завизжать от ужаса — но вдруг поняла, что ей совершенно это не нужно. Уставшее бояться сердце вдруг обратилось сверкающим твердым рубином из тех, которые украшали когда-то тюрбан Джазрета; она вскинула руку и ощутила на кончиках пальцев знакомый жар. Вот почему Кашья не захотела посылать Флави, Кундри или еще кого-нибудь из сестер, отрешенно подумала Изендра, направляя в первое искаженное тлением лицо огненную комету; они бы просто не смогли. Не смогли бы, и все. Не потому, что слабы и глупы — никто из них не была слабой. Но даже самая сильная из сестер не поднимет руку на своих. — Постой, — Лин вдруг схватил ее за ладонь, тут же обжегся и зашипел. — Не надо. — Почему... — Изендра дернулась. — Увидишь. Он настороженно повел туда-сюда глазами, и Изендра с удивлением увидела, что мертвые сестры вовсе не собираются на них нападать — они, словно почетный караул, встали по обе стороны короткой аллеи, в конце которой... На гладком, хорошо обтесанном могильном камне сидела, обняв руками одно колено, молодая женщина с уже знакомым Изендре лицом — пухлые губы, широкие скулы и прямые темные брови. То самое лицо, мелькнувшее в сполохе молнии в самом начале этой сумасшедшей ночи — теперь залитое слезами и опухшее. Глаза у нее были совершенно трагические. Сосредоточенно закусив губу, женщина выводила что-то кинжалом по камню — подойдя ближе, Изендра сумела увидеть несколько неуклюжих, падающих влево букв. «Морейна» — Великая Эсу, — шепнула Изендра. — Это же... — У меня мало времени, — не оборачиваясь, сказала женщина. — Хорошо, что кто-то наконец пришел... Она повернулась и дернула за расстегнутый ремешок доспеха, обнажая шею. — Быстрее. — Нет, — Изендра попятилась. — Морейна-ханум, это же вы... Вас... вас все ищут... все ждут... Что же вы... — Быстрее, говорю! — Морейна стремительно повернула голову к Лину. — Давай, действуй. Пока она не... Низкий и довольно приятный голос вдруг охрип, превратившись в какое-то подобие птичьего карканья; лицо Морейны жутко, мучительно исказилось. Неверными, какими-то деревянными движениями она подняла с травы шлем — рогатый шлем с клювом-забралом — и водрузила себе на голову. А потом подняла лук. — Ан-да-ри-эль... — глухо прокаркало-прорыдало из-за шлема. — Гос-по-жа-а-а... Первая стрела почти долетела до Изендриной груди — но тут же звякнула о выросшую перед ней костяную стену. — Уведи ее, — быстро шепнул Лин. — Постарайся сбить шлем. Я их отвлеку. Мигом сообразив, Изендра метнулась за ближайший памятник, на ходу готовя новую комету. Зашевелились, ожили мертвецы; краем глаза Изендра увидела, как то ли Фобос, то ли Деймос ловко перегрызает ближайшим к хозяину глотки; сам Лин неподвижно стоял посреди разверзшегося ада, погруженный во что-то вроде медитации. Воздух вокруг него дрожал и рябился, словно в кеджистанскую жару. Вторая стрела вонзилась в шею каменной деве-лучнице — еле успев отпрыгнуть, Изендра размахнулась и послала комету прямо в железный клюв. И промахнулась — в последнюю секунду женщина в вороньем шлеме скакнула в сторону и истерически расхохоталась. — Не Морейна! Не Морейна! Не Морейна — Кровавая Ворона! Петляя, как зайчиха, Изендра носилась между статуй; Лин и мертвые остались далеко позади, и судя по хлюпанью и треску, дела у последних шли не то что бы хорошо. Холодный дождь хлестал по щекам, плечам, стекал по волосам; нетерпеливо рванув потяжелевший плащ, Изендра на долю секунды потеряла бдительность — и тут же закричала от пронзившей бедро боли. Почему я не могу бежать, глупо подумала она, падая на одно колено. Ведь не так уж и больно. Почему не могу... Тусклую луну заслонила рогатая тень. — Морейна... Морейна-ханум... — Изендра сжала от боли зубы, — пожалуйста... ведь это же не вы! Не вы делаете... Вы такая сильная, Морейна-ханум... Кровавая Ворона молчала, по-птичьи склонив к левому плечу голову; в ее руке подрагивала длинная стрела с трехгранным наконечником. Такая же, какая торчала из бедра Изендры. — Мне рассказывали о вас... Кашья... Акара... они так вас любят. Так ждут! Пожалуйста... Морейна... Изендра протянула руки ладонями вперед — и вдруг услышала из-под шлема сдавленные рыдания; дрожащей рукой Кровавая Ворона подняла стрелу. — Мне так больно... — она мучительно всхлипнула. — Как будто крючьями ржавыми рвут. Изнутри, снаружи... Везде. Больно, больно, больно... Она рвет, тянет, тащит... — Кто? — Андариэль — Королева Мучения и моя королева тоже! — заорала Кровавая Ворона и замахнулась стрелой. И в тот же момент качнулась, будто кто-то ударил ее сзади — и медленно-медленно, как перышко, опустилась-осела на землю; стоявший за ее спиной Лин одним быстрым движением сорвал с ее головы шлем. В его руке матово блестел короткий костяной клинок. Морейна лежала на спине, и ее юное, совсем беззащитное лицо заливали слезы — но выражение его было, напротив, твердым и ничуть не плаксивым. — Вот ты какая, та самая Изендра... — прошептала она с трудом — и улыбнулась окровавленными губами. — Джазрет говорил о тебе. Его золотое солнце... — Моя серебряная луна, — сердце Изендры забилось часто-часто. — Куда он ушел, Морейна? Морейна!.. Она закашлялась, содрогнулась в целом удушающем спазме; Изендра протянула зелье — не взяла. — Не надо. У меня уже есть могильный камень, и мне пора. Я скажу тебе, куда направился твой брат... только и ты не промолчи. Скажи мне, Изендра, золотое солнышко Лут-Голейна, не проходил ли мимо вашего — только вашего — лагеря человек в черном странничьем плаще? У него синие, будто небо над плато Тамоэ, глаза, — ее губы болезненно дрогнули, — и осанка как у короля. Он ведь почти успел стать королем... Изендра почти почувствовала, как резануло что-то в сердце, когда Морейна вскинула на нее полный безумной, отчаянной надежды взгляд. Умирающим, говорят, нельзя врать?.. Но ведь и она не соврет. — Да, — медленно, с трудом выталкивая из себя слова, проговорила Изендра. — Я видела. Он просил передать... передать... что Айден из Кандараса все еще Айден и все еще вас помнит. — Помнит, — Морейна тихонько, нежно засмеялась и на долю секунды стала такой, какой, наверно, была когда-то — красивой от разделенной любви женщиной; но морок рассеялся — вместо ложа из роз была мокрая грязная трава, на которой лежала умирающая падшая героиня. — Ничего от нас с ним не осталось, Изендра. Выжрали, осквернили, отравили. Но твой брат... может, ему повезло? Он уехал домой, твой брат. Гораздо раньше меня. Мы провожали его на корабль. Она закрыла глаза — и в ночном небе три раза сверкнула молния, воздавая последние почести умершей героине Тристрама, Морейне из ордена Незрячего Ока. Все еще стоя на одном колене, Изендра беззвучно заплакала. *** Они шли обратно пешком — даже несмотря на боль в заживающем бедре, Изендра наотрез отказалась использовать свиток. Было совершенно неясно, как рассказать сестрам — а в особенности Кашье — о том, кто на самом деле осквернил священное кладбище. — Куда проще поверить в то, что это сделал страшный злой некромант, да? — невесело усмехнулся Лин, когда она поделилась с ним своими соображениями. Одной рукой он удерживал шлем, завернутый в Изендрин плащ, а второй — саму Изендру, все еще нетвердо стоявшую на раненых ногах. Фобос и Деймос плелись где-то позади, обнявшись, как двое пьяниц, возвращавшихся домой из таверны; несколько раз обернувшись и удостоверившись, что у них все в порядке, Лин продолжил свою мысль. — Если бы пришел кто-то из девчонок из ордена, наверно, меня бы достали стрелой. А потом бы долго удивлялись, почему это не помогло, и почему мертвяки все еще лезут. У людей вообще, по-моему, очень узкий кругозор. — Чья бы буйволица мычала, — закатила глаза слегка задетая Изендра. — Саркофаг, Линариан-бей, к которому вы меня приковали, вас ничуть не смущает? — Я уже извинился, — он слегка скривил губы и серьезно посмотрел на нее. — Что теперь будешь делать? Изендра ковырнула носком землю. — Обратно домой, наверно... Только как я теперь туда вернусь, непонятно. Восточные Ворота ведь захватили... Она вздохнула, и остаток пути они прошли молча; да и как говорить, если почти по щиколотку утопаешь в мокрой грязи, а вдалеке улюлюкают хазра и шуршат иглокрысы? Когда они подходили к заботливо построенным из чего Зераэ послала воротам, уже занимался неуверенный осенний рассвет; из тускло-синего небо незаметно стало розоватым и в скором времени грозило выплеснуть на крыши построек и верхушки деревьев потоки золотистого утреннего света. Утреннему свету было все равно — нашествие ли демонов, пробуждение ли Диабло — он все так же светил, и Изендра была ему за это неистово благодарна. А у ворот стояла Акара, и холодный ветер развевал полы ее лиловой мантии; она смотрела прямо на Изендру, ладонью придерживая слетающий с головы капюшон. — Все, — Лин сунул ей плащ и шлем, — теперь я пойду. Пока меня твои бешеные сестры в иглокрыса не превратили... Он не успел договорить, а Изендра почти не успела почувствовать что-то похожее на легкую грусть — Акара неожиданно отделилась от ворот и быстрым шагом подошла к ним. — Изендра, — кивнула она без улыбки. — Уже ничего не нужно рассказывать. Она перевела взгляд на насторожившегося Лина. — И тебе тоже, — глаза Акары были яркими, неестественно голубыми, как и всегда, когда она видела. — Добро пожаловать, Линариан. Я знала, что ты так или иначе найдешь к нам путь... только не видела, как именно. Но это и неважно. — Я не верю в пророчества, — хмуро ответил он. — И уж тем более не хочу иметь дел с зераитами. Пока, Изендра! Он резко развернулся, взметнув целой копной светлых волос, и быстрым шагом направился в обратную сторону; за ним как по команде последовали скелеты. Акара без выражения следила за тем, как его спина постепенно исчезала за деревьями — до тех пор, пока он не скрылся из виду окончательно. — Два дня, — подытожила она и слегка прищурилась. — Хазра-шаман... да, скорее всего. Думаю, я пошлю за ним тебя. Кашья, конечно, будет ворчать, но куда ей деваться. Надо заранее приготовить зелье и лежак. Пошли, девочка. Изендра в последний раз обернулась, глядя на восток — но не увидела ничего, кроме шумящих голых ветвей вязов; она сжала в руке кулон. Джазрет, брат мой, я вернусь. Чего бы мне это ни стоило. Вставало позднее, тяжелое осеннее солнце.