Сидя на не самой удобной и немного скрипучей кровати, я просто размышлял обо всём произошедшем за последние два дня. Эта Котоко… Мой глаз… Заживёт ли он когда-нибудь? После того удара я им практически и не вижу. Что там говорить, даже открыть его всё ещё удаётся с трудом. Медики этой злополучной тюрьмы не дали каких-то конкретных прогнозов и обещаний. Всё, что я знал, так это то, что моему лицо очень сильно не поздоровилось и оно будет болеть продолжительное время. Даже сейчас, вспоминая тот момент, меня невольно бросало в дрожь и охватывал настоящий ужас, словно это происходило сейчас, а не в прошлом. Каждый раз эта картина буквально появлялась перед моими глаза… перед моим глазом, вновь напоминая о моей беспомощности в тот день, когда Котоко чуть не расшибла мне голову битой. А что она сделала с Махиру… Впервые за долгое время я ощутил какое-то несильное сострадание по отношению к кому-то из этой тюрьмы. Но ведь они все – убийцы, почему я вообще к ним что-то испытываю? Наверняка это всё из-за проведённого с ними времени, пока я находился… здесь, не зная, где эта тюрьма расположена и что сейчас происходит во внешнем мире. Я мог бы послать надзирателю какой-либо запрос хотя бы на получение свежей газеты, но не уверен, что теперь, когда приговор «Виновен» был озвучен, я вообще имею на что-то право. Наверняка обо мне и позаботились только потому, что хотят поиздеваться оставшиеся два этапа. Как эти придурки только не понимают всей ситуации? Почему это вообще всё продолжается, когда один из заключённых творит такие вещи?! Возмутительно, как же меня это раздражает!
Встав с кровати, я медленно побрёл к выходу из камеры с целью отправиться в столовую и наконец перекусить. Пока остальные проводили своё время в уединении или друг с другом, я полностью замкнулся в себе и закрылся ото всех, выходя за пределы своей камеры только с целью поесть. Повезло, что я хотя бы мог ходить, пусть в теле и чувствовалась сильная боль, а бонус в виде скованности движений из-за прибавки ремней и, вероятно, пары треснувших костей, служил поводом тихо ворчать себе под нос, проклиная весь этот чёртов мир и саму судьбу за то, что я тут оказался. В месте, где меня окружают одни ненормальные, кроме парочки взрослых человек, вроде Казуи.
Только сделав шаг снаружи своей камеры, я заметил эту мерзость с битой, что прислонилась своей спиной к стене, уперев кончик биты в пол и опираясь об его противоположный конец своей ладонью. «Пришла закончить начатое?!» - сразу же промелькнула мысль в моей голове. Она заметила мой настороженный взгляд, и я не стал медлить, громко крикнув:
— Охра-..!
— Я стою здесь не ради тебя, можешь не напрягаться. Пока что. – подкинула она яблоко, которое держала в левой руке. По-видимому, у неё был перекус, и она просто ходила, патрулируя тюрьму и наблюдая за деятельностью заключённых. Неужели Микото сторожила? Определённо.
— Что, всё ещё не поняла, что ему и оружие не нужно, чтобы поставить тебя на место? – выпалил я, сильно нахмурившись. Где-то в глубине души я понимал, что не в моём положении сейчас рыпаться и как-то дерзить, но ведь всё это – несправедливо! Как я могу молчать, когда произошло то, что произошло?!
— Твой сарказм здесь неуместен. Иди туда, куда шёл. Выглядишь слишком жалко. – холодно произнесла Котоко, сверля меня своим мрачным взором практически насквозь. Сразу после секундной паузы, она добавила довольно медленно, почти по слогам — Преступник.
Я застыл на одном месте, словно в оцепенении. Я... Преступник? Сердце заколотилось быстрее, хмур стал ещё серьёзнее, зубы почти что скрипели от внезапно возникшего желания преподать Котоко урок. Урок, который бы она никогда не забыла, как и те, кому я его уже дал ещё до попадания сюда. Даже страх получить по лицу ещё раз улетучился куда-то прочь, а я в спешном темпе и широкими шагами подошёл к ней, быстро сблизив дистанцию и встав практически вплотную, уперевшись рукой в стену позади неё.
— И это мне смеет говорить та, кто избила виновных просто потому, что возомнила себя выше остальных?! Кто тебе давал это право?! Как можно назвать то, что ты вообще творишь?! – перешёл я сразу же на повышенный тон, глядя ей прямо в глаза. Мы были с ней на одном уровне, и я чувствовал себя на удивление уверенно, пускай у неё в руках и было оружие.
Но длилось это до тех пор, пока Котоко не ухмыльнулась:
— Должна признать, я тебя в какой-то степени переоценила. – она выпрямилась во весь рост, отслонившись от стены и легко пихнув меня рукой в грудь от себя.
Теперь разница в нашем росте была отчётливо видна, и я был крайне далёк от описания «Он выглядит очень грозно». Скорее, напротив, наверное, сейчас я выглядел жалко. Словно ребёнок, почувствовавший, что может тягаться со взрослым на равных. Её превосходство в вытянутости придавало ей уверенности, потому она сделала в мою сторону шаг, заставляя меня сделать то же самое, но в противоположном от неё направлении.
— Мне казалось, что у нас одна и та же цель, но теперь ты дал мне ясно понять, что это совершенно не так. Ты не восстанавливал правосудие, а трусливо прятался за спинами других, заставляя тех творить ещё большую несправедливость по отношению к тем, кто тебе просто не нравился. Может быть, сейчас ты и кричишь на меня, но я буквально слышу, как от страха у тебя сейчас бешено бьётся сердце. Наверняка ты бы и со мной такое провернуть захотел просто потому, что я выгравировала на твоём глазе приговор, да? – она говорила всё это, смотря на меня сверху с надменным выражением лица, не убирая со своего лика эту самоуверенную ухмылку.
Она была права, и меня это крайне сильно бесило. Я чувствовал лёгкий выброс адреналина в кровь и прекрасно понимал, что совершенно не скрывал своих истинных эмоций, но сейчас как-либо прятаться не имело смысла. Мне просто хотелось поставить её на место. Напомнить, кто она такая! Стоит признать, она была очень проницательна и видела, что я хотел её перебить, а потому продолжила:
— Теперь мне в полной мере ясен вердикт надзирателя и то, почему он выбрал меня своими клыками.
— Не сравнивай меня с собой, у нас нет ничего общего. Ты не клык, ты обычная зазнайка-садистка с битой. Думаешь, сумела запудрить Эсу мозги, и ты можешь вершить свой беспощадный самосуд, как и до попадания сюда?! Ты такая же убийца, как и все остальные здесь, не забывай об этом! – уткнул я кончик своего пальца ей в грудь.
Ухмылка с её лица наконец пропала, взгляд стал более серьёзен. Она задала лишь два вопроса:
— И после этого ты говоришь, что у нас нет ничего общего? Хочешь сказать, до этого ты занимался совершенно другими вещами, а не «самосудом»?
— Я… - меня поставили в самый настоящий тупик. В её словах была логика, но гордость не позволяла сдаться просто так — Я поступал не так, как хотел сам, а так, как того требовал народ!
— Наспех собранные толпы идиотов, трусов и задир, которые ты собирал для избиения человека и за которыми ты прятался, ты теперь называешь «Народом», а их желание на ком-то оторваться «Справедливым гласом»? Обычная групповая травля. – она сделала ещё один шаг вперёд, выпячив грудь вперёд, всем своим видом показывая свою доминацию.
— Приговор должна выносить толпа, а не один человек, иначе это обычное избиение без следствия и никаким справедливым судом не является. – сжав левую ладонь в кулак, я наконец перестал отступать и сделал шаг ей навстречу. Мы упёрлись друг в друга, пронзая своими недовольными взглядами. Наконец, на её лице появился лёгкий хмур. Повисло напряжённое молчание, а мы практически не сводили друг с друга глаз, поддерживая зрительный контакт какое-то время. Сколько именно – не описать. Мне казалось, что этот напряжённый момент длился целую вечность и что между нами явно вспыхла откровенная ненависть, и была она уже теперь не односторонняя с моей стороны, а вполне себе взаимная.
Только сейчас я в полной мере осознал, насколько же я и она были разными людьми. Цели наши были схожи, но лишь на словах, ведь методы в корне разнились. Она знала, я прав как никогда – ей просто нравилось избивать других, доставляя им невероятную боль, оправдывая свои действия такими словами, как «Восстановление справедливости» и «Кара над преступниками, не заслужившими прощения». Её раздутое эго просто не позволяло видеть всей правды.
Но и я не мог отрицать, что в её словах была явная доля истины. Пускай глас её был мне противен, но он посеял во мне семена сомнения касательно того, что я делал и что я совершил. Не могу сказать точно, в чём именно она была права, но это мне ещё предстояло выяснить. Не я совершил этот поджог… Вернее, не я один… Если уж мы были там все, то и отвечать должны все, разве это не так? Почему здесь был только я?
…И почему сейчас я на месте жертв, суд над которыми собирал?
***
— Мне не интересно, что думает какой-то мелкий трус. Но, строго между нами… - она чуть наклонилась, прошептав мне на ухо — …во втором этапе тебе лучше звучать как можно убедительнее. Для твоей же целостности. – эти слова эхом пронеслись у меня в голове ещё несколько раз. Несколько раз легонько хлопнув меня по плечу, Котоко встала во весь рост и, толкнув меня плечом, добавила уже громче — С дороги. – отправилась та восвояси в главный коридор, откусив от яблока небольшой кусок.
Всё, что мне оставалось, это лишь растерянно посмотреть ей вслед. Я ещё утру ей нос… Я докажу ей, что она из нас двоих – главный преступник! Сжав ладони в кулак, на моём лице вновь появился хмурый вид. Видимо, чувствуя на себе чужой взгляд, Котоко остановилась, посмотрев на меня через плечо. Наконец, она показала свои истинные эмоции, смотря на меня с откровенной ненавистью в глазах. Я вывел её на чистую воду, я смог это сделать. В голове теперь была лишь одна мысль…
«У меня нет права на ошибку. Справедливость обязательно восторжествует!»
