Да здравствуют король и королева шумихи

            Аника — Особенный человек       Сказать, что Каз Бреккер — сложный человек, было бы преуменьшением. Он был жестким, неуловимым и почти наверняка гениальным, но больше никто о нем ничего не знал. Даже Аника, которая за последние два с половиной года стала вроде как правой рукой Ублюдка Бочки.       Немногие пользовались привилегией видеть Каза Бреккера за маской, и этими немногими были его Вороны. Нина Зеник, сильная Гриш, которая время от времени заглядывала в Кеттердам. Аника плохо ее знала, но она была довольно милой. Джеспер Фахи — раньше он был помощником Бреккера, но теперь только изредка заходил вместе с Уайленом Ван Эком, недавно назначенным в совет купцом и третьим Вороном.       А еще была Инеж Гафа, Призрак, тень Грязных Рук. Никто никогда об этом ничего не говорил, но все Отбросы знали, что она особенная для Бреккера. Все слышали истории и слухи: Каз выкупил ее из дома удовольствий и превратил в чудовище. Она определенно была страшна для любого, кто совершал ошибку, пойдя против ее кинжалов.       Сила Призрака состояла в неизвестности. Никто не знал, когда она рядом, и это заставляло врагов дважды подумать, прежде чем перейти дорогу Казу Бреккеру.       Годы спустя после начала работы Призрака с Отбросами ее имя было почти столь же известным, как имя Грязных Рук. К настоящему времени у нее появилось много имен: Святая Морей, Спасительница Невинных, Санкта Инеж, Капитан Инеж Гафа. Некоторые всё еще знали ее как Призрака, хотя это имя скорее ассоциировалось с кораблем, чем со званием среди Отбросов. Излишне упоминать, что она являлась силой, с которой следует считаться. Даже Аника, которая несколько раз работала с Призраком, признавала, что ее нечеловеческие способности пугали и восхищали.       С тех пор как Призрак начала охоту на работорговцев в море, она нечасто бывала здесь. Однако время от времени появлялась. Ее корабль вставал на якорь в Пятой гавани, давая всем понять, что Святая Морей вернулась. Зачастую возвращение ее корабля сопровождалось появлением групп спасенных рабов, которые расходились, чтобы пойти своим путем или обрести подходящее жилье. Аника считала охоту Инеж благородным делом, однако Инеж никогда ей сильно не нравилась.       Аника знала, что ее неприязнь к Призраку неразумна и связана исключительно с эгоистичными желаниями. Она не могла подавить приступы ревности, которые обрушивались на нее каждый раз, когда она входила в кабинет Каза для отчета и обнаруживала Инеж, которая, сидя на его столе, качала ногами и болтала с самым неприступным человеком Кеттердама. Аника знала, что все ее романтические чувства к Казу Бреккеру абсолютно бесплодны, но даже дружить было бы хорошо. Она восхищалась им.       Увы, Аника также знала, что самое близкое положение к Казу, какое она может занять — стоять по другую сторону его стола.       В тот день, когда Инеж вернулась в Кеттердам, Аника была на посту в Пятой гавани. Корабль заметили ночью на горизонте, и посыльный пришел известить Каза. Аника присутствовала при появлении посыльного. Каз Бреккер не принадлежал к тем, кто открыто проявляет свои чувства, но, когда он получил сообщение, Аника впервые увидела у него намек на улыбку.       Тем утром Каз рано встал и покинул Клепку. Он раздал несколько распоряжений, включая ее задание, и быстро направился к гавани. Все Отбросы знали почему, но ни один не осмелился это озвучить.       Так случилось, что задание Аники было в гавани, так что после некоторых приготовлений она покинула Клепку и отправилась в том же направлении, что и ее босс несколькими минутами раньше.       Когда она пришла на свой пост — в нескольких метрах ниже и левее причала двадцать два, — она увидела, что «Призрак» уже пришвартовался. Должно быть, он совсем недавно вошел в порт, поскольку члены команды суетились на борту, завязывая такелаж и складывая паруса.       Она увидела Каза, одетого в безупречный черный костюм и с тростью в руке. Он стоял всего в нескольких метрах от корабля, глядя на него. Аника испытала легкое потрясение, когда обратила внимание на трость, а точнее на руки, которые лежали на набалдашнике. Они были обнаженными. Без перчаток.       Инеж появилась над перилами корабля, а потом спрыгнула оттуда, бесшумно приземлившись перед Казом Бреккером. Она стояла, и ее свободные одежды и волосы развевал мягкий ветерок.       Инеж смотрела на Каза, а он смотрел на нее. Они разговаривали, но Аника находилась слишком далеко, чтобы услышать слова.       С изумленным благоговением она наблюдала за тем, как на несколько мгновений Каз задержал обнаженную ладонь на щеке Инеж. До Аники долетел радостный смех Инеж.       Грязные Руки и его Призрак, неторопливо прошли мимо нее буквально в нескольких сантиметрах, разговаривая с легкими улыбками на лицах. Как если бы в целом мире для них имели значение только они двое.       Аника улыбнулась, глядя, как они исчезают на улицах города. Она знала, что никогда не станет тем, кем была для Каза Инеж. Но она удовольствуется своим положением.       Они с Казом не были друзьями, и Аника знала, что никогда не будут, но годы назад Каз Бреккер вытащил ее из тьмы и дал возможность новой жизни. За это она была благодарна.       Аника не могла с уверенностью сказать, что представляют собой их отношения, но Каз заслуживал того, кто знал бы его по-настоящему, и, похоже, Инеж являлась таким человеком.       Ротти — Разрешение       Ротти был в «Клубе ворона», когда «Призрак» пришвартовался в Пятой гавани. Ротти сидел за столом, ведя игру с несколькими богатыми ничтожествами, с самим Грязными Руками на сдаче карт. Ничего экстраординарного не было в том, что босс спускался к столам «Клуба ворона» сдавать карты, но опыт всегда был интересным.       Задачей Ротти было наблюдать за купцами, с которыми он сидел, и постараться выудить из их болтовни несколько секретов. Ротти не знал, почему босс не мог заняться этим сам — Бреккер сидел прямо напротив, — но Ротти не имел привычки расспрашивать его.       В тот момент, когда Ротти как раз должен был выиграть партию, Бреккер вскинул голову и его внимание обратилось к двери. А вот это уже выходило за рамки обычного. Грязные Руки не принадлежал к тем, кого можно легко отвлечь. Так что, естественно, Ротти проследил за его взглядом.       Несколько минут спустя дверь открылась, и внутрь шагнула Призрак. Ее вид изменился с той поры, когда она принадлежала к Отбросам. Она давно отказалась от темной одежды в пользу более светлых свободных нарядов, подходящих для жизни в море. Она не осматривалась и ничем не дала понять, что замечает, как окружающие следят за каждым ее движением. Сосредоточившись исключительно на Бреккере, она быстро и бесшумно приблизилась.       Ротти с любопытством наблюдал за происходящим. Остановившись перед Бреккером, Призрак наклонилась, будучи стоя всего на несколько дюймов выше него сидящего, и что-то прошептала ему на ухо. Лицо Бреккера не изменилось, но он тихо ответил. Ротти сумел разобрать слова.       — Мне хотелось бы закончить игру. Хорошо?       «Хорошо?»! Ротти не думал, что когда-нибудь услышит просьбу из уст Грязных Рук, но вот он спрашивал у Призрака разрешения. Их взаимодействие полностью отвлекло его внимание от изначальной цели. Ротти изо всех сил пытался сохранить бесстрастное лицо и не выдать своего нового интереса, но он никогда не отличался актерскими способностями.       Призрак села. Не в отдельное кресло, а на подлокотник кресла дилера — кресла, в котором сидел босс. Ротти едва не рассмеялся на ужасающе дерзкий шаг и с уверенностью ожидал, что босс резко возразит против вторжения в его личное пространство. Все знали, что к Грязным Рукам запрещено подходить слишком близко. Нарушив негласный закон, можно заработать сломанную руку или удар по голове. Но вот Инеж нарушала самое известное правило Отбросов, однако Бреккер практически не отреагировал. Понять, что он заметил ее новый насест, можно было лишь по тому, что он убрал руку с подлокотника, позволяя ей устроиться.       Рука босса поднялась, чтобы лечь на талию Призрака. Ротти был ошарашен спокойной беспечностью их взаимодействия, но Бреккер то ли не заметил потрясенного выражения, появившегося на лицах всех завсегдатаев «Клуба ворона», то ли ему было всё равно.       Бреккер продолжил сдавать карты. Только на этот раз он пользовался одной рукой, явно не желая отрывать вторую от Инеж. Хотя босса, похоже, раздражало бездействие в клубе вокруг него.       Инеж решила проблему, небрежно достав откуда-то кинжал — Ротти не смог уловить откуда именно. Она сделала это как бы невзначай, но все уловили угрозу. Когда она начала крутить кинжал в пальцах, по всему клубу возобновились разговоры. Послание было ясным и четким: «Не на что здесь смотреть».       Заливавший клуб теплый свет сиял вокруг пары. Время от времени Инеж слегка наклонялась и что-то шептала Бреккеру на ухо. Ротти охватило внезапное желание посмотреть в другую сторону: это чувствовалось личным. Он покачал головой и отвернулся.       Четверть колокола спустя игра закончилась, и босс встал, сжав голову ворона на трости, которая до того была прислонена к его креслу. Он собрал колоду, которую раздавал, и сложил карты в коробку. Инеж тоже встала и направилась к выходу.       Ни слова не было произнесено, когда Грязные Руки последовал за ней в ночь.       Стряхнув с себя замешательство, Ротти понял, что напрочь забыл о своем задании. «Дерьмо», — подумал он. Бреккер убьет его, если он не завершит работу с купцами. Ротти попытался снова сосредоточиться, вытряхнув из головы мельтешащие мысли.       Позже той ночью вернувшись в Клепку, Ротти увидел льющийся из окна Бреккера свет. Само по себе это не было чем-то необычным, но кроме того он увидел свесившиеся с подоконника ноги в свободной пиратской одежде.       Саймон — Смех       Саймон прекрасно знал о способностях Каза Бреккера, когда речь идет о насилии и разрушении. Но также он знал о более мягких его чертах. Каз никоим образом не был добрым или вежливым, но он умел заботиться.       Саймон жил на улицах, сколько помнил себя. Не всегда он был один. Некоторое время с ним были мать и сестра. Но мать умерла два года назад, и он обнаружил, что едва может вспомнить ее лицо. Однако сестру он помнил четко.       Она исчезла восемь месяцев назад. Ее украли. Однажды Саймона разбудили от дремы под одним из многих мостов, перекинутых через канал, ее крики в отдалении. Он увидел глубокие следы в грязи там, где сестра обычно отдыхала. Саймон помчался на крики, искал ее неделями, но знал, что надежды нет. Его сестра исчезла.       Он остался один.       Около месяца Саймон бродил по улицам, пытаясь найти тепло и еду. Он научился воровать. Выуживать деньги из карманов состоятельных купцов и утаскивать хлеб из булочных. Он даже поднаторел в этом и неплохо справлялся: крал достаточно, чтобы прокормить себя, но не более того.       Однажды ночью удача повернулась к нему. Ночью, которая изменила его жизнь к лучшему. Ночью, когда он принял, возможно, самое глупое решение в своей жизни. Или самое умное.       Саймон следовал своему обычному графику вечера среды: крался по Бочке, выглядывая ничего не подозревающих богатых купцов, чтобы освободить их от нескольких крюге. Он заприметил следующего кандидата: хорошо одетый мужчина, явно не нуждающийся в крюге. И он пользовался тростью, что делало его еще более легкой целью.       Саймон пошел в ногу с ним в нескольких метрах позади, постепенно приближаясь. Саймон был уже в нескольких сантиметрах и медленно тянулся к карману, как вдруг получил удар по голени.       Он упал, неуклюже приземлившись на колени, и только мгновение спустя увидел, что послужило тому причиной. Трость мужчины. Должно быть, мужчина заметил его. Саймон поднял взгляд, и его догадка подтвердилась. Мужчина повернулся и уставился на него. Хотя, к удивлению Саймона, он не выглядел сердитым — на самом деле, он казался почти заинтригованным.       Саймон застыл на месте. Его еще ни разу не ловили.       — Хорошая попытка, правда хорошая. Но глупая, — произнес мужчина — его голос был хриплым и глубоким.       Стремясь ответить, Саймон запутался в словах. Он знал, что не сможет сбежать. Нога дико болела, и он не сомневался, что мужчина сумеет снова сбить его с ног.       — Сожалею, — попытался он. — Я не хотел.       Явно неправильные слова. Мужчина равнодушно приподнял бровь.       — Ладно, хорошо, я хотел, но…       — Заткнись, — прервал его бормотание мужчина. — Мне не нужны оправдания. И у меня нет желания тебя убивать.       Это нисколько не успокаивало. То, что мысль убить его вообще появлялась в голове мужчины, казалось достаточно угрожающим.       — Вставай. Пошли со мной.       — Я… что?       Мужчина просто выжидающе уставился на него.       — Я не могу, — сказал Саймон. — У меня болит нога.       — Ты в полном порядке, — терпение мужчины подходило к концу. — Она не сломана. Пошли со мной.       Мужчина продолжил идти в том направлении, в котором двигался раньше.       Саймон не знал, что еще возразить, так что поднялся и, ступив на ногу, поморщился. И сразу же последовал за мужчиной.       Когда Саймон догнал его, мужчина снова заговорил:       — Должен сказать, твои способности выходят за грани обычного. Я не заметил твоего присутствия, пока ты не подобрался совсем близко.       Это был комплимент? Саймон не мог понять.       — Спасибо?       Мужчина пропустил его ответ мимо ушей.       — Как тебя зовут?       — Саймон, сэр, — он воспользовался возможностью, чтобы задать один из множества вопросов, которые у него возникли: — Кто вы? Куда мы идем? Как вы меня заметили?       Ладно, возможно, он задал больше одного вопроса.       — Удивлен, что ты не слышал обо мне. Как давно ты живешь в Бочке?       Саймон ответил.       — Хм, — произнес мужчина. — Меня зовут Каз Бреккер.       О. О, нет.       Саймон знал, кто это. Грязные Руки. Он пользовался дурной славой, но Саймон никогда не застревал на одном месте достаточно долго, чтобы уловить что-то помимо простых слухов.       — Мы направляемся в Клепку, — ответил Грязные Руки на другой вопрос.       Теперь Саймон заметил, что несмотря на толпы, никто вокруг не стремился подходить слишком близко.       — Я хочу заключить сделку.       — Какую сделку?       Саймон колебался. Это Бочка — наивно верить чьему бы то ни было слову.       — Такую, в которой я предоставляю тебе еду и жилье — то, в чем ты нуждаешься.       Саймон знал, как это работает.       — И что я должен взамен?       Он заметил на лице Грязных Рук слабую усмешку.       — На данный момент только верность.       Саймон начал уставать. Он был голоден и расстроен. А Грязные Руки явно собирался затянуть обсуждение.       — А потом? — спросил Саймон.       — Мне нужны новые пауки.       Саймон не понял, о чем речь, но Грязные Руки продолжил, прежде чем он успел спросить:       — Я не нанимаю детей, но твоя способность быть незаметным вызывает у меня уверенность, что в будущем ты станешь ценным ресурсом.       — Так в чем именно состоит сделка?       — Ты становишься Отбросом, членом моей банды. Я предоставляю тебе еду и жилье. Ты тренируешься с моим нынешним пауком Родером, а когда подрастешь и будешь готов, начнешь работать как паук.       Саймону сложно было вникнуть в сказанное. Половина произнесенных Грязными Руками слов не имела для него никакого смысла, но он услышал предложение еды и крыши над головой.       Саймон подавил страх.       — А если я откажусь?       — Тогда ты вернешься к тому, чем занимался. Я никого не заставляю работать на меня.       Мгновение спустя Грязные Руки остановился. Саймон поднял взгляд и увидел здание перед ними. Он предположил, что это и есть Клепка, о которой упомянул Грязные Руки.       Тот повернулся посмотреть ему в глаза.       — Каково твое решение?       Саймон подумал еще несколько мгновений. Возможно, это было глупо, но он определился с ответом.       Он выпрямился и посмотрел на Грязные Руки.       — Я согласен.       — Хорошо, — Грязные Руки протянул ему ладонь для рукопожатия. — Сделка есть сделка.       Саймон взял его ладонь и повторил фразу.       С тех пор прошло три месяца, и Саймон прекрасно прижился среди Отбросов. Он работал с Родером несколько раз в неделю, тренируясь в ловкости и наблюдательности. Также он был вроде мальчика на побегушках для Отбросов.       Саймон не часто видел Каза, но, когда они пересекались, это не было неприятным опытом. Каз прилагал усилия, чтобы сохранять маску безжалостности, и прекрасно справлялся, но Саймон заметил чувства, которые проскальзывали в трещины.       Однажды вечером Аника вручила ему письмо передать Казу. Саймон постучал в дверь кабинета и получил разрешение войти.       Каз поднял на него взгляд и положил ручку, которой писал. Саймон протянул письмо.       — Аника велела мне отнести это вам.       — Хорошо…       Каз прервался. Саймон был сосредоточен на Казе и не заметил присутствие другого человека, которого раньше здесь не было. Хотя он подозревал, что не заметил бы, даже если бы его ничто не отвлекало.       — Каз, — раздался женский голос из теней за столом Каза. — Это и есть паук, о котором ты так высоко отзывался?       У Саймона упала челюсть. Откуда она появилась?       — Инеж, какое дело?       Женщина отделилась от теней. Она была красивой, с длинными волосами и бронзовой кожей. Женщина — кажется, ее звали Инеж — усмехнулась:       — Всегда такой официальный.       Она цокнула языком и неодобрительно покачала головой. И проигнорировала вопрос, повернувшись к Саймону.       — Привет, — сказала она. — Меня зовут Инеж. А тебя?       — Саймон, приятно познакомиться, — он улыбнулся ей, в качестве приветствия помахав рукой.       — Видишь, Каз, — она повернулась обратно к Казу, который под раздражением прятал слегка позабавленное выражение. — У него хорошие манеры, почему ты так не можешь?       — Ты бы возненавидела меня с манерами, — ответил Каз.       — Это показалось бы немного неестественным, — забрала она назад свое предыдущее высказывание и обратилась к Саймону: — Ну ладно. Я слышала, ты учишься на паука. Надеюсь, Каз не был слишком груб.       — Извини! — вставил Каз. — Я предельно вежлив.       Она рассмеялась.       — Вы один из пауков мистера Бреккера? — спросил Саймон.       Наверняка она паук, или по крайней мере, была — с ее-то талантами.       Она мечтательно улыбнулась:       — Была давно.       Каз фыркнул:       — Всего-то три года назад. И ты по-прежнему работаешь со мной, когда возвращаешься.       — Конечно, я тебе помогаю. Без меня ты был бы катастрофой, — она игриво ухмыльнулась. — Я ценная инвестиция, разве ты не слышал?       На этот раз Каз рассмеялся. По-настоящему рассмеялся. Смех был резким, но всё равно веселым. Саймон ни разу прежде не видел его смеющимся, но это имело смысл. В последние несколько минут Каз выглядел более живым, чем Саймон его когда-либо видел. Саймон подозревал, что это связано с женщиной перед ним.       — Ты никогда мне этого не забудешь, да, Призрак?       Призрак! Саймон слышал о ней.       — Вы Призрак! — воскликнул он.       Инеж кивнула:       — Да. Хотя я больше и не пользуюсь этим званием.       — Я слышал о вас от Родера. Он постоянно говорит о том, как вы талантливы. Он очень высокого мнения о вас.       Улыбка Инеж стала шире. И Саймон заметил, как на лице Каза мелькнуло мрачное выражение, прежде чем оно снова стало бесстрастным.       — Да, что ж, вы двое можете пообщаться позже. У меня с Инеж дело, которым надо заняться.       Это было повеление Саймону удалиться.       Когда он как раз собирался открыть дверь и выйти, Каз снова заговорил:       — Хорошая работа, Саймон. Можешь на следующие два дня взять выходные.       Каз сказал, что он хорошо справился. День был полон сюрпризов. Каз хвалил мало и редко. И тем ценнее была каждая похвала.       — Спасибо, — ответил Саймон.       — Как только вернешься, снова приступай к работе, — тон Каза был суровым, но взгляд говорил совсем о другом.       — Конечно, сэр.       — Поговори с Инеж позже: возможно, она поможет тебе с сестрой.       На этот раз Саймон лучезарно улыбнулся. Он с готовностью кивнул и попрощался.       Выйдя из комнаты, он закрыл за собой дверь. Сквозь стену он услышал приглушенный голос Инеж, за которым последовал теперь уже знакомый звук смеха Каза.       Саймон улыбнулся и покинул Клепку. Он решил взять на рынке свой любимый хлеб.       Родер — Волосы       Среди младших Отбросов ходила давняя шутка о том, что в той или иной момент почти у всех возникали чувства к одному из двух самых недосягаемых людей. Казу Бреккеру, боссу Бочки собственной персоной, и Инеж, Призраку. Оба представляли собой пугающую силу, которой никто в здравом уме не станет переходить дорогу.       В том, что касалось Каза Бреккера, речь не шла о каком бы то ни было очаровании, но резкие красивые черты лица и сильный характер делали его притягательным для многих людей. Безупречные костюмы и перчатки добавляли ауры таинственности и вызова для тех, кто любил опасность.       Каз Бреккер был неприкасаемым. Никто из Отбросов ни разу не видел, чтобы он проявлял к кому-либо романтический или эротический интерес.       Правда, когда он привел Призрак к Отбросам, возникли слухи из-за ее предыдущей работы в доме удовольствий. Но слухи прояснились, как только стало очевидным, что причиной ее приглашения в банду стали ее способности. А также после немалого количества угроз от Грязных Рук.       Никто не осмеливался на прямое предложение Бреккеру, поскольку вполне вероятно это могло закончиться смертью, но некоторые самые храбрые или самые глупые души пытали удачу с его первой помощницей.       Инеж, хотя и пугала настолько, что могла посоперничать с Бреккером, была доброй. Она была замкнутой, но прилагала усилия, чтобы радушно принимать новых членов и приветствовать улыбкой старых.       Всякий, кому хватало смелости пытаться ухаживать за Инеж, в лучшем случае встречал вежливый отказ с ее стороны и убийственный взгляд со стороны Бреккера. В худшем — если слишком настаивали — они получали нож к горлу от Призрака и адскую жизнь в самоубийственных миссиях и худших должностях среди Отбросов, пока Грязные Руки не решал прекратить истязания.       Наихудший сценарий происходил только с теми, кто серьезно переступал границы, как например, пытаясь полапать Инеж, что всегда заканчивалось неминуемой смертью от рук Призрака или Грязных Рук.       Поэтому стало негласным законом, что единственный выбор — забыть про свое увлечение Казом Бреккером или Инеж Гафа.       К несчастью, Родер принадлежал к таким людям. Он достаточно легко принял тот факт, что у него никогда ничего не выйдет с Инеж, но его преклонение от этого не прекращалось. Он цеплялся за надежду, что когда-нибудь, возможно, шанс и появится.       Родер не был особенно умен. Он мог признать это. Но он был хорош в своем деле, и это главное. Он прекрасно знал, что никогда не сравнится с Инеж. Он никогда не встречал никого, кто мог бы соперничать с ней в умениях, и сомневался, что такой человек вообще существует. Это было одним из качеств, что очаровывали его.       Каз часто раздражался на него. Родер совершал ошибки, а босс никогда не был снисходителен. Родер надеялся, что «Призрак» скоро прибудет в гавань. Каз всегда становился чуть-чуть мягче в ее присутствии.       Его желание довольно скоро исполнилось.       О том, что она вернулась, он узнал только несколько часов спустя. Родер как раз закончил разведку той части Бочки, что осталась от Грошовых Львов. Вернувшись, он, как всегда, направился в кабинет Каза отчитаться о находках или — в данном случае — их отсутствии.       Он постучал в дверь кабинета.       — Входи, Родер, — раздался изнутри голос Каза.       То, как Каз всегда знал, кто находится за дверью, было ожидаемо, но всё равно немного чуднó. Поворачивая дверную ручку, Родер услышал изнутри хихиканье.       Открыв дверь, он обнаружил не особенно неожиданное, но всё равно желанное зрелище. Он увидел Призрака, которая сидела на столе, скрестив ноги, спиной к Казу Бреккеру.       Однако Родера поразило то, что у нее распущены волосы. Такое нечасто можно было увидеть. Она была невероятно красива, и Родер изо всех сил пытался не покраснеть.       Еще более шокирующим зрелищем стали руки Каза Бреккера — без привычных перчаток, перебирающие волосы Инеж.       Каз не поднял на него взгляда.       — Какое дело, Родер?       Родер слегка дернулся: он почти забыл, зачем вообще сюда пришел.       — Точно, — начал он. — Я проверил территорию Грошовых Львов. Не слишком много изменилось, но, похоже, они слегка расширились. На двух новых магазинах их знак, но они не слишком важные.       Родер наблюдал за тем, как руки Каза продолжали двигаться в ее волосах, оттягивая назад, отделяя части друг от друга и скручивая их.       — Хорошо, приглядывай за ними и сообщи мне, если еще что-нибудь изменится, — сказал Каз, взяв ленту. — Что-то еще?       Родер покачал головой:       — Это всё, босс.       Он собирался уходить, когда Инеж окликнула его:       — Родер.       Она повернулась, чтобы взять что-то на столе позади нее. И тогда он увидел все ее волосы. Теперь они были стянуты в замысловатую косу. Куда более сложную, чем он привык видеть у нее.       Каз заплетал ей волосы, понял Родер. Он едва мог осознать эту мысль. Если бы несколько часов назад кто-то сказал ему, что Каз Бреккер умеет заплетать косу и вызовется заплетать чьи-то волосы, он рассмеялся бы ему в лицо. Но вот он видел собственными глазами.       Инеж повернулась обратно и протянула ему запечатанный конверт:       — Отнеси это Эланор на «Призрак», пожалуйста.       Родер кивнул и взял конверт.       Пока он спускался к гавани, образ того, как могущественный Каз Бреккер, Грязные Руки заплетает волосы Инеж, никак не выходил из головы.       Родер не мог подавить ревность: он сделал бы что угодно, чтобы оказаться на месте Каза. Но знал, что это просто наваждение: никто другой никогда не будет на месте Каза.       Хала — Сулийский язык       Хала испытывала опасения, когда ей предложили место в самой отъявленной банде Кеттердама и, вероятно, всей Керчии. Решение принять предложение оказалось лучшим ее решением за всю жизнь.       Шесть месяцев назад сам Ублюдок Бочки появился возле черного выхода из ресторана, в котором она работала. Ну, это была не совсем работа. Четыре года назад ее задешево продали владельцу, когда ему понадобилась бесплатная рабочая сила. С тех пор она трудилась на кухне. Не самый ужасный вариант: Хала каждый день благодарила Святых за то, что ее не продали в дом удовольствий.       Владелец был грубым и требовательным, но у нее имелась кровать и еда. Однако приходилось быть осторожной. Если Хала слишком часто что-то портила, он лишал ее еды или забирал раскладушку.       Хала закрывала ресторан и выходила на улицу, чтобы выбросить последние отходы, когда чуть не врезалась в мужчину, который слонялся снаружи. Ей понадобилось всего несколько мгновений, чтобы отметить знаменитую голову ворона на трости в его руках. Она не сомневалась, это Грязные Руки.       Владелец предупредил ее насчет него, когда она попала в Кеттердам, велев ей помалкивать и избегать всего, что может привлечь его внимание. Иными словами, всего, что могло указать на его положение в крайне коррумпированной схеме утаивания доходов и сделок со сборщиками налогов.       Хала не знала, бежать ли ей назад или не обращать на него внимания. Она не слишком хорошо говорила по-керчийски, так что вряд ли сможет поддержать разговор. Она выбросила пакет с отходами, который держала, и шагнула назад.       И тут он заговорил.       — Мартин Тобел здесь? — спросил он.       Хала узнала достаточно слов, чтобы понять смысл. Она покачала головой.       Грязные Руки выгнул бровь, но продолжил:       — Хорошо.       У Халы возникло ощущение, что он знал ответ заранее.       — …кабинет и… меня, где он… его… налоги.       Хала старалась изо всех сил, но не смогла понять. Она безумно боялась, что Грязные Руки не примет ее молчания.       — Я не очень говорю на керчийском, — сказала она.       Его лицо не изменилось, но следующих его слов она точно не ожидала.       — Предполагаю, вы говорите на сулийском, — произнес Грязные Руки.       Он говорил на ее родном языке, на сулийском! Неожиданно, но весьма кстати. Хала была умна, она быстро усваивала информацию. Она знала, что, если бы ей позволяли больше времени проводить среди людей, к настоящему времени она бы уже выучила керчийский. Но ей не позволяли: ее целыми днями держали взаперти на кухне, а большинство слов, которые она слышала от владельца, являлись приказами. Она могла прочитать меню, но не более того.       Грязные Руки говорил формально. И это заставило ее предположить, что он учил язык по книгам. Но его произношение, хотя и не совершенное, было слишком хорошим, чтобы научиться ему только по книгам. Похоже, он часто говорил на сулийском или его учил носитель языка. Вероятно, и то и другое.       — Отведите меня в кабинет Тобела и покажите, где он держит записи по налогам, — велел Грязные Руки.       — Мне нет дела до его бизнеса, но я не могу этого сделать. У меня будут неприятности, — ответила Хала.       Вопреки его репутации, она обнаружила, что сейчас он не выглядел угрожающим, лишь немного суровым.       — Вы же связаны контрактом, не так ли?       — Да.       Он задумчиво помычал и сказал:       — Я знаю, вы здесь кухарка. Мои решения не основываются на сострадании и сочувствии, но я могу предложить вам работу.       Хала была сбита с толку, с каждой секундой становилось темнее и холоднее, и она знала, что владелец скоро вернется. Должно быть, Грязные Руки почувствовал ее смущение и объяснил:       — Некоторое время назад Клепка осталась без нормальной кухарки. Это не слишком приятная работа, но вы сможете убраться отсюда.       Халу охватил внезапный прилив уверенности.       — Я не стану уходить только для того, чтобы связать себя новым контрактом, — решительно заявила она.       Грязные Руки выглядел почти впечатленным.       — Это не контракт: мне всё равно, чем вы занимаетесь или куда ходите, коль скоро вы выполняете свою работу, когда это необходимо. Вам будут платить.       Ладно. Выглядело не так уж плохо. Мысль о том, чтобы работать на банду, прилично нервировала, но, если он вытащит ее отсюда, возможно, так будет лучше.       — Хорошо, я принимаю ваше предложение.       Он кивнул:       — Соберите ваши вещи и отведите меня, куда я просил. Закончив с делом, я провожу вас в Клепку.       Не став ждать ответа, он шагнул внутрь и подождал, пока она сделает то же самое.       С тех пор Хала расположила к себе Отбросы. Хорошая еда была очень даже желанна. Отбросы приняли ее как свою, и в конце концов она получила татуировку, завершив вступление в банду.       Однако в некотором роде Хала по-прежнему была одинока. Теперь она свободно говорила на керчийском, но не могла не скорбеть по культуре, которую потеряла. Среди Отбросов были еще двое сулийцев, но оба родились и выросли в Керчии и, в отличие от нее, не поддерживали никаких связей с культурой своей семьи.       А потом она познакомилась с Инеж Гафа. Хала знала об Инеж: Отбросы часто о ней говорили, но никогда не называли настоящим именем. Только Призраком.       Однажды она слышала, как Джеспер говорил с Казом о ком-то по имени Инеж, кто скоро прибудет в гавань, а на следующий день Хала увидела, как в парадную дверь входит невысокая сулийка, задрапированная в свободные одежды, которые носят моряки. Ее встретили приветственными криками и именем Призрака.       — Инеж, — услышала Хала.       Она повернулась на голос и обнаружила стоявшего возле своего кабинета Бреккера, который приветствовал девушку по имени. Они не сказали больше ни слова и оба вошли в кабинет, закрыв за собою дверь.       Больше Хала не видела Призрака до следующего утра. Она готовила завтрак, когда ее окликнули:       — Привет.       Хала чуть не выпрыгнула из ботинок. Она стремительно развернулась и встретилась с Призраком. Хала не слышала, как она вошла на кухню. Призрак заговорила на сулийском. Хала не знала, почему ее это удивило. Знание языка этой женщиной было куда вероятнее, чем Грязными Руками. Призрак протянула руку:       — Инеж Гафа.       Хала нерешительно взяла ее ладонь.       — Хала, приятно познакомиться.       На лице Инеж расплылась улыбка.       — Я рада, что у нас новая кухарка, раньше еда здесь была просто отвратительной, — пошутила Инеж.       Теперь Хала поняла: она узнала особенности произношения Инеж — она слышала их в речи Каза.       Они с Инеж продолжили разговаривать, пока Хала заканчивала завтрак. Инеж взяла тарелку и ела вместе с ней, когда в комнату вошел Грязные Руки.       — У меня есть для тебя работа, — обратился он к Инеж.       Она театрально вздохнула, и Хала заметила, как на лице Грязных Рук появилось нехарактерное выражение. Слабая улыбка. Хала вдруг почувствовала себя так, словно не должна при этом присутствовать: это было личное. Она опустила взгляд в тарелку.       — Хорошо, но я возьму крышу, — ответила Инеж.       Инеж попрощалась, и они вышли из комнаты. Хала слышала, как они разговаривают, направляясь к двери. Среди шумных Отбросов их голоса было непросто разобрать, но становилось легче, если отделять их сулийский от керчийского Отбросов.       — Тебе обязательно надо брать крыши в этот раз?       — Тебе нравится, когда я могу присматривать за тобой.       — Мне также нравится, когда и я могу присматривать за тобой. Когда ты рядом.       — Хорошо, Каз, я пойду с тобой.       У Бреккера и Инеж были странные отношения, но Халу это не касалось, и она не стала задумываться.       Каз — Откровения       Каз и Инеж давно решили, что нет смысла скрывать свои отношения. Враги Капитана и Босса Бочки знали, что они часто обмениваются информацией, и несколько раз пытались использовать в своих интересах то, что считали слабостью. Конечно же, у них ни разу ничего не вышло.       Четыре года назад, окончательно решив, что у них романтические отношения, Каз и Инеж заключили, что обнаружение истинной их природы не только ничего не изменит в угрозах врагов, но может даже оказаться выгодным. Как только разлетится слух, все будут знать, что нельзя попытаться навредить одному из них, не нарвавшись на беспощадное возмездие от другого. Они уже были самыми пугающими людьми Кеттердама, и от сотрудничества их влияние только увеличится.       Однако, хотя они и не пытались скрывать свои отношения, похоже, никто не понимал их истинной природы. Возможно, некоторые страшились последствий от распространения слухов, хотя вряд ли, поскольку в прошлом некоторых это нисколько не останавливало. Или, возможно, дело в том, что окружающие слишком привыкли к двусмысленности их отношений, чтобы понять, что они изменились.       Инеж находила это бесконечно забавным.       Казу вовсе было наплевать.       После одного из еженедельных ужинов Воронов в особняке Ван Эка, они заключили с Уайленом и Джеспером пьяное пари насчет того, как скоро Отбросы поймут. Джеспер заявил, что Инеж или Каз могут попытаться сжульничать. Инеж возразила, что даже очевидные знаки могут не повлиять на убеждения.       Каждый поставил по тысяче крюге. Джеспер сказал, что на это уйдет год; Уайлен — две недели; Инеж — восемь месяцев. Каз предсказал шесть.       И, конечно же, выиграл Каз.       Всё обнаружилось на следующее утро после того, как «Призрак» бросил якорь в гавани Кеттердама, вернувшись из своего восьмого плавания.       За пять лет, прошедших с аукциона, Каз с Инеж выработали некоторую рутину. Каз приходил в доки проводить ее перед отплытием. Во время плавания она отправляла письмо каждый раз, когда входила в порт. Письма обычно содержали информацию, но всегда включали и личное сообщение для него. Он получал письма и читал их дважды, убирал их в тайный сейф, потом читал еще раз на следующее утро.       Инеж возвращалась в Кеттердам. Каз встречал ее в гавани, и они шли пешком до Бочки.       Позже Каз возвращался в Клепку и заканчивал работу. Инеж возвращалась на свой корабль, чтобы позаботиться о нем.       Ровно с восьмым колоколом Инеж прокрадывалась в чердачное окно и находила Каза, готовящимся ко сну.       Иногда в их рутине что-то менялось, но не часто. Однако эта конкретная ночь разбила рутину вдребезги.       Как только Каз получил сообщение о прибытии «Призрака», он прекратил работу и отправился в гавань. Однако, когда он добрался до «Призрака», Инеж нигде не было видно.       Заметив его, Эланор, младший лейтенант Инеж, наклонилась над перилами.       — Мистер Бреккер! — крикнула она, махая руками, чтобы привлечь его внимание.       — Эланор, где ваш капитан? — спросил он, запрокинув голову и сощурившись на солнце.       Она выглядела расстроенной.       — Не знаю! Несколько дней назад ее подстрелили. Очень скверная рана. Мы собирались позвать Целителя, но она исчезла, как только мы пришвартовались.       Его охватил страх, но Каз подавил его. Он знал Инеж и знал, куда она пойдет.       — Я найду ее. Хорошего дня, Эланор.       Каз практически побежал обратно в Клепку. Он распахнул парадную дверь и промчался по лестнице, не обращая внимания на больную ногу. Он едва остановился, чтобы постучать в дверь чердака.       — Заходи, — раздался приглушенный голос Инеж, и в нем звучала боль.       Каз ненавидел этот звук.       Он открыл дверь и обнаружил Инеж на полу перед его столом. Ее окружали медицинские принадлежности, перевязки и швейные иглы.       Каз переступил через них, упал перед ней на колени и взял ее лицо в ладони.       — Ты в порядке, Инеж?       Она посмотрела ему в глаза и слабо улыбнулась:       — Буду. Рана не такая плохая, как кажется.       Каз фыркнул:       — Почему ты не подождала Целителя?       Вопрос был глупый. Она просто непреклонно посмотрела на него.       Каз достаточно хорошо ее знал, чтобы понимать ход ее рассуждений. Он не сомневался, что, если ранена Инеж, скорее всего, многие из ее команды тоже ранены. Став ждать Целителя для себя, она посчитала бы, что отнимает внимание от команды.       Каз оставил этот вопрос и задал другой:       — Я могу помочь?       Инеж покачала головой:       — Я как раз закончила зашивать, просто доведи меня до кровати.       — Конечно.       Он осторожно обнял ее, а она закинула руку ему на плечи. Она глубоко вдохнула, и Каз одним движением поднял ее. Каз медленно подвел ее к кровати, морщась каждый раз, когда слышал, как она задыхается от боли. Он ненавидел это, ненавидел, когда ее ранили. Инеж застонала, но тут же прикусила губу, чтобы не позволить вырваться другим звукам. Он состряпал дюжину изобретательных способов замучить того, кто это сделал. Хотя и подозревал, что он уже умер от рук Инеж.       Каз положил ее на кровать и накрыл простыней. Она сонно моргала, начиная засыпать.       — Тебе надо отдохнуть. В следующие несколько дней не пытайся заниматься ничем, требующим усилий, — сказал Каз и стал сам готовиться ко сну.       Хотя он не был уверен, слышала ли его Инеж. Быстрый взгляд подтвердил подозрения: она крепко спала.       Каз погасил свет, забрался в кровать рядом с ней и заснул несколько мгновений спустя.       Проснувшись на следующее утро, Каз обнаружил не то, что видел, когда засыпал. Он сонно протянул руку, чтобы убедиться: Инеж определенно отсутствовала на второй половине кровати, только на простынях еще задержался остаток ее тепла.       Он застонал. Чтоб ее!       Впрочем, Каз не удивился. Инеж никогда не любила слишком долго оставаться неподвижной.       Он выбрался из кровати и привел себя в порядок. Сменил запачканные кровью простыни, убрал оставшийся с прошлой ночи беспорядок перед столом.       После чего проверил ванную, чтобы убедиться, что Инеж не встала просто для того, чтобы воспользоваться ею. Конечно же, ванная была пуста.       Также Каз подогрел чайник и положил немного чайных листьев в кружку с кипятком.       Выйдя из комнаты на лестничную площадку, он окинул взглядом общую комнату Клепки. Несмотря на ранний час, она по-прежнему была набита Отбросами.       Утром в Клепке было тише, чем ночью, но еще оставалось немало движения. Группы людей окружали столы, пили и ели свежеприготовленный Халой завтрак.       Каз обнаружил Инеж в углу неподалеку от своего кабинета: она разговаривала с Аникой и Родером. Должно быть, она обучала Родера, поскольку разыгрывала жесты некоторых своих стратегий паука.       Каз покачал головой. Только Инеж могла выбраться из кровати и бродить едва несколько часов спустя после того, как оправилась от огнестрельной раны.       — Инеж, — громко произнес он, привлекая внимание всех присутствующих.       — Каз, — ответила она.       Он спустился по оставшимся ступеням и прислонился к дальней стене, глядя прямо на нее.       — По-моему, я сказал тебе отдыхать, — строго произнес он.       Она закатила глаза и подошла ближе:       — Ты не станешь мне приказывать, Каз.       — Даже и не мечтал. Однако я обращаюсь с просьбами. И даю обещания. Конкретно одно из них я дал твоей матери, которое подразумевает, что я сделаю всё возможное, чтобы не позволять тебе переутомляться.       Инеж раздраженно фыркнула:       — Ненавижу, как вы двое спелись.       Каз едва не рассмеялся.       — Нет, не ненавидишь. Пожалуйста, отдохни.       — Отлично, — смягчилась Инеж и, к крайнему потрясению Отбросов, направилась к лестнице.       — Призрак? — заговорил Родер, удивив Каза; Инеж обернулась на него. — Куда ты?       Она наклонила голову. Каз видел, к чему всё идет.       — Отдыхать, конечно.       — Ты же не живешь здесь, — фраза прозвучала скорее вопросом.       — Правда?       Инеж тоже уловила направление разговора — Каз видел это по игривому оттенку в ее голосе.       — Мне нужен твой ключ, — сказала она Казу.       — А где твой? Помнится, я делал для тебя, — тот же тон появился и в его голосе.       — Я оставила его на корабле.       — В таком случае можешь вскрыть замок, — Казу было весело. — Практика никогда не помешает.       — Каз, — предупредила она.       Каз усмехнулся. Он достал ключ от их комнаты из одного из множества тайных карманов и бросил ей. Инеж легко его поймала.       — Я ожидаю, что мне доставят чашку чая в качестве утешения за эту сложную задачу, — ее голос был строгим, но шутливым.       — Думается, ты обнаружишь, что одна такая чашка уже стоит на прикроватном столике.       Инеж с улыбкой кивнула и повернулась уходить.       Каз наконец оторвал от нее взгляд и осмотрел Отбросов вокруг. Их лица были крайне комичны. Он наблюдал, как они собирали в голове кусочки: то, что Инеж живет с Казом, что он близок с ее матерью, проявленная им забота о ее здоровье.       — О, Святые, — произнес Родер, собрав всё воедино.       Каз невозмутимо приподнял брови, глядя на него.       — Вы… — Родер переводил взгляд между ним и Инеж. — Это всё объясняет. О, Святые, это так много объясняет.       Каз проигнорировал его.       — О, и Инеж? — позвал он, и она снова посмотрела на него; на его лице появилась самодовольная ухмылка. — Кажется, прошло ровно шесть месяцев.       На Инеж снизошло осознание. Она застонала.       — Да чтоб тебя, Каз Бреккер. Почему ты вечно оказываешься прав?       Все глаза и уши в Клепке сосредоточились на паре, но ни один из них не обращал на это внимания.       — Талант, дорогая, — ответил Каз. — Я скоро свяжусь с Джеспером и Уайленом, но и от тебя тоже ожидаю крюге, которые ты мне должна.       — Какой в этом смысл? Все мои крюге — твои, и все твои — мои.       — Дело принципа. Я всегда собираю долги.       — Ты просто бесишь.       Это только подстегнуло его самодовольство.       — Мне говорили.       Инеж фыркнула и развернулась, через мгновение исчезнув наверху лестницы.       Тишина была оглушающей, пока Аника не предприняла храбрую попытку заговорить.       — Я… Какого черта?! — почти закричала она.       Каз повернулся сурово посмотреть на нее. К сожалению, это больше не пугало ее, как когда-то.       — Как давно?       Каз без необходимости одернул рукава, поправил галстук и пошел к выходу. У него было дело, которым следовало заняться — утренняя заминка не изменила его планы. Ответил он, только дойдя до выхода из Клепки:       — Не вижу, каким боком тебя это касается, — его усмешка вернулась в полную силу. — Хотя меня слегка беспокоит, что столько моих людей оставались настолько безнадежно слепыми последние четыре года. Обязательно исправьте это.       Каз быстро выскользнул из комнаты, готовясь к взрыву хаоса.       Как он и предвидел, в комнате поднялся гвалт. Он слышал, как позади недоверчиво кричит Аника:       — Четыре года?! Четыре чертовых года?!       Он был неправ. Это в самом деле оказалось весьма забавно.