Овсянка, сэр!

      С самого раннего утра в 186 доме на Флит-Стрит было неспокойно. То из пекарни на первом этаже, то из цирюльни на втором, практически не умолкая, раздавались крики и грохот.       Тоби сидел на диване в гостиной вместе с бутылкой джина, зажимая уши, чтобы не слушать уже не первую за сегодня громкую ссору двух взрослых наверху, которые уже просто перешли на оскорбления друг друга.       — Чёртов ублюдок! — прокричала Ловетт, кинув скалкой в Тодда, от которой он с трудом увернулся.       — Сумасшедшая! — выкрикнул в ответ цирюльник и в этот раз не смог уклониться от прилетевшего в лицо полотенца. — Рыжая шлю… — почти прошипел он, и тут же его щёку обожгло резким ударом.       — Не смейте меня так называть, Мистер Тодд. — За мгновение перейдя с повышенного тона на абсолютно ледяной, отчеканила женщина, и Суини вдруг заметил, как яростно сверкнули её глаза. Резко развернувшись на каблуках она вышла из комнаты, не обронив больше ни одного слова, и громко хлопнула дверью напоследок, от чего та не закрылась, а лишь ударилась о дверную раму, распахнувшись ещё больше. И в следующую секунду Суини Тодд остался лишь наедине с самим собой. Брадобрей тяжело упал в своё парикмахерское кресло, шумно выдохнул и вытер выступивший на лбу пот углом белой пелерины, позволив, наконец, сомкнуться отяжелевшим векам.       Он проснулся через несколько часов от собственного урчания в животе. Снизу не доносилось ни единого звука, дававшего знать о наличии там хоть одной живой души. Лишь после повторной голодной серенады желудка Суини вспомнил, что не ел абсолютно ничего со вчерашнего обеда. Пожалуй, это был первый раз, когда он горько пожалел о том, что отказался от горячего ужина, приготовленного миссис Ловетт. Переборов нежелание видеть вновь несносную женщину и с трудом заставив себя подняться с кресла, цирюльник медленно размял затёкшие мышцы, избавляясь от бегающих по рукам и ногам мурашек. Он нащупал на поясе своего серебряного друга и, удовлетворённый этим, замер у открытой двери, навострив уши. Снизу всё ещё не раздавалось ничего. Ни голосов пьяной толпы, ни бормотания чокнутой женщины, которая не может замолчать и на секунду, ни грохота посуды или удара скалки о тесто. Абсолютная тишина захватила весь первый этаж в свои владения.       Суини медленно спускался по ступеням, переступая через особо скрипучие, словно стараясь соответствовать той пустоши, которая вдруг обволокла его, по достижению самого низа. Осматривая помещение через стеклянные двери заведения, он всё больше убеждался в том, что оно в этот момент времени пустует. Лишь очередной вой желудка напомнил о том, что пора бы уже зайти в саму пекарню.       Тонким голоском звякнул дверной колокольчик, на мгновение рассеяв тишину, когда стеклянная дверь открылась. Внутри было пусто. Мужчина хмурым взглядом обвёл помещение. До блеска вычищенные столы, когда-то белые занавески, теперт пожелтевшие от времени, которые Ловетт ещё не успела сменить, стойка, заляпанная мукой и ни следа самой хозяйки. Цирюльник мельком заглянул в шкафы, в поисках съестного, но, так и не найдя ничего путного, в раздумьях прошёл в следующую комнату. Тоби сидел на диване, увлечённый чтением какой-то книги. Цирюльник сразу сконцентрировал своё зрение на нём.      Только недавно Ловетт начала учить мальчика читать и писать и сейчас он показывал очень хороший результат.       — Тоби? — хриплым голосом проговорил цирюльник.       — Простите, мистер Тодд, миссис Ловетт запретила мне с вами разговаривать. — мальчик бросил мимолётный взгляд на парикмахера и вновь углубился в книгу.       — А где сама миссис Ловетт? — Суини попытался ещё раз задать вопрос, но, так и не получив ответа, раздражённый покинул комнату. Всё ещё недовольный из-за неутолённого чувства голода и отсутствия миссис Ловетт на своём месте, Суини стоял посреди кухни, скрестив руки на груди, и думал. Вдруг взгляд бросился к стоящей на стойке кастрюле с замоченной крупой. Овсянка.       Суини Тодд никогда не умел готовить, но иногда он смотрел, как это делает Ловетт.       Стоя над кастрюлей, стоящей на плите, и смотря, как с её дна начинают подниматься пузыри, он не мог вспомнить, что миссис Ловетт делала дальше. Она всегда стоит к нему спиной, когда готовит, из-за чего он упускает многие детали процесса. Но и нельзя было сказать, что Суини Тодд настолько очарован всеми загадочными действиями Ловетт, что не спускает с неё взгляда. Скорее просто пялится в стойку. Из мыслей его вывел звук бурлящей во всю воды, которая, уже начала стекать по плите и капала на пол.       — Чёрт возьми! — прорычал Суини, схватившись за ручки кастрюлю голыми руками, из-за чего их опалило жаром и цирюльник тут же выронил посуду из рук. Она с грохотом приземлилась обратно, едва не перевернувшись на пол. Поскользнувшись в луже воды, Тодд ухватился за край плиты, чтобы удержать равновесие, и в то же мгновение с громкими ругательствами отдернул руку.       — Что здесь происходит?! — Ловетт стояла у открытой двери магазина, испугано смотря на растерянного и взъерошенного мужчину.       — Хочешь сказать, что ты смог выживать несколько дней без еды и воды посреди открытого океана, и не смог продержать себя в сохранности пару часов на моей кухне? — Нелли в равной степени твёрдо и нежно взяла его ладонь, осматривая ожог. Суини смущённо отвернул лицо, найдя вдруг пятно на окне самым интересным в комнате, когда женщина начала несильно дуть на повреждённый участок кожи.       — Где ты была? — вдруг хмуро спросил он.       — Ходила на рынок. — почти мгновенно ответила Ловетт, доставая бинт из ящика свободной рукой.       — Где ты была?       — Я же уже ответила, мистер Тодд.       — Где ты была? — В третий раз повторил цирюльник, и в этот раз Нелли подняла на него взгляд.       — Ходила проветриться, сегодняшний день и все эти ссоры меня знатно вымотали. — Аккуратно, слой за слоем она наматывала повязку на руку цирюльника.       Неожиданно женщина дёрнулась, когда где-то на улице завопил кот, и Суини зашипел от боли сквозь зубы.       — Женщина, прекрати! Ты, чёрт возьми, не знаешь, насколько это больно! — Вскрикнул Тодд, одёргивая руку, но тут же поймал на себе испепеляющий взгляд Ловетт.       — Не знаю? Мистер Ти, вы забыли, кем я работаю? — Она грубо стянула со своей руки кружевную перчатку и выставила вперёд ладонь, сплошь исполосованную шрамами от порезов и ожогов. Лицо Суини в одно мгновение переменилось. Больше не выражавшее злости, оно стало скорей шокированным. Даже глубокая морщинка меж бровей почти полностью расправилась, когда сами брови подпрыгнули. До этого момента он и подумать не мог, что ткань перчаток скрывала огрубевшую от ран кожу.       — Что на это скажете, Мистер Ти? — Но цирюльник не мог вымолвить и слова. Немного подождав, Ловетт вновь надела на руку перчатку, глубоко вздохнула и потянула к себе ладонь Тодда. — Вы просто большой ребёнок, Мистер Ти. Горе вы моё, потерпите. Тут не всё так серьёзно. Закончив с перевязкой, женщина поднесла ладонь к губам и аккуратно прижалась ими к поверхности руки.       — Скоро пройдёт. Суини стоял словно под гипнозом, словно потеряв связь с этим миром.       — Извини. — Вдруг сказал он. — За то, что было утром. — Теперь он говорил неловко, неумело и с трудом подбирая слова.       — Надо же, сам мистер Суини Тодд извинился? — Ловетт слегка ухмыльнулась, скрестив руки на груди.       Он развернулся и собрался было уходить, но лишь стоял, будто ожидая чего-то.       — Знаете, Мистер Ти, и вы меня простите. Я действительно сегодня завелась из-за мелочи. Мне почти плевать, сколько ваших рубашек мне придётся перестирать за ночь или сколько человек закатать в пироги, это всё стало настолько рутинной работой. Я бы просто хотела получать иногда хоть малейший знак одобрения от вас. Знать, что я, может быть, не совсем пустое место в вашей жизни.       Тодд развернулся, встретившись взглядом с тёмно-карими глазами. Женщина стояла, обнимая себя руками за плечи и смотрела на него.       Цирюльник быстро сделал несколько шагов, остановившись прямо перед ней и, наклонившись, оставил быстрый тёплый поцелуй на бледной коже её щеки.       Уже у открытой двери Нелли робко окликнула его и даже не поворачиваясь он знал, что на губах её улыбка.       — Мистер Ти, спускайтесь через две четверти часа, будем обедать.