Небо над площадью стало пурпурно-алым

Небо над площадью стало пурпурно-алым, Сбежалась толпа, учуяв чужую кровь. Позже ходили слухи. И слухов тех было немало - Мол, палачу сказали: "Лучшие плети готовь". Плети взлетали, рассекая на выдохе воздух. На спине у несчастного стелились рвами следы. А люди шептались: "С чего вдруг такая немилость? Что наш славный конюх попал под невзгоды судьбы?" Конюх молчал - казалось, не выбить ни звука Из сомкнутых губ, из исче́ртивших кожу морщин. А плеть всё вздыхала - семнадцать ударов в минуту. Крестьяне считали - неплохо для простолюдин. Конюх был беден. Беднее церковной мыши, Конюх был скромен, угрюм и слегка нелюдим. После сотни взмахов признанья никто не услышал - Любопытным крестьянам пришлось догадаться самим. "Дело точно не в краже. За это бы сечь не стали, Собрали б пожитки и просто погнали бы прочь". Тут явился кузнец и бросил, гремя цепями: "А конюх-то наш! Обесчестил барскую дочь". Говорили: нашли его прямо в её постели. На атласной простыни двое делили сон. Час спустя он стоит один, преклонив колени. В такт ударам дрожит на шее девичий кулон. Говорили: его уводили - она кричала, Падала ниц, держала отца за подол. Мол, и слёзы лились тогда без конца и начала, Пока один из придворных силой её не увёл. А конюх молчал. Барин скрипел зубами - Коротать теперь дочери в одиночку свой век. Прорвавшись к окну, та искала его глазами: "Случилась любовь! Преступлению места нет". Барин велел выгнать его на площадь И прилюдно пороть, пока сердце качает кровь. Тугую плеть лично проверил на ощупь, Напоследок шепнул: "Выбейте эту любовь!" Удар за ударом - земля под ним содрогалась. Рука палача устала нести указ. От голодной до смерти толпы осталась лишь малость. А конюх терпел, вспоминая цвет её глаз. Внутри любовь теснее сплеталась с сердцем, Ободряла кровь, не боялась чужих плетей. Плети выпили всё - и тогда открыла дверцы, Заструилась по венам и вышла из рваных щелей. И вот был крик. Осуждённый на пол пути к плахе - Дева молча таращилась на остывшее ложе, Не в силах смотреть, как злые, упрямые взмахи, Отведённые ей, вспахали чужую кожу. "Двести второй был посмертным", - позже объявит лекарь, Но лишь на четвертой сотне рухнуло тело вниз. А барин мрачнеет: "Как же такой калека Вытерпел столько, ни слова не обронив?!" Лекарь снимет очки, молча пожмёт плечами: "Если только..." - вздрогнет и тут же в пол уткнётся. "Если только... его не одно качало, Столько крови, пожалуй, у двух сердец наберётся". Барскую дочку нашли у её кровати - Никто не услышал, и лужи не натекло. Однако по всей спине - недостойные знати - Следы от плетей, из которых сложилось крыло. Говорят, в барский дом теперь слетались птицы, А на месте казни трава не выросла вновь. Но рядышком с ним селяне прибили табличку: "Смерть преклонится, если это любовь".