Достаточно верить

Ноллан проснулся поздно, холодное зимнее солнце уже вовсю светило в окно. Дома было подозрительно тихо. — С новогодним сочельником! — поздравил всех Ноллан, зайдя на кухню. Бабушка и Уилл молча посмотрели на него. — Марта ушла, — спугнув тишину, выдавил Уилл и отвернулся. Какое-то время Ноллан стоял и не понимал, кто ушел, куда ушел. Была ли Марта здесь на самом деле, или это был сон? Он вернулся к себе в комнату. Кровать была застелена, на ней возле подушки лежала записка. «Прости. Мне следовало уйти раньше. Спасибо за все. Я никогда вас не забуду. Марта.» Вот и все. На обратной стороне записки было написанное им же, Нолланом, стихотворение — "Блондинка. Смерть." — Когда она ушла? — Наверное, ночью, когда все спали, — ответил Уилл тихо. — Ладно, когда-то это должно было произойти, — сказал Ноллан и почувствовал холод и пустоту внутри. После завтрака, взяв деньги из шкатулки, он отправился за подарками и продуктами к новогоднему столу. Проходя мимо дома Эллен, Ноллан посмотрел на окна ее комнаты — на стекле были приклеены снежинки. Украшенная ель так и стояла во дворе. Ноллану казалось, что всё произошедшее вчера было так давно. И тут он вновь почувствовал себя предателем. Эта мысль, как яд, медленно расползалась по венам, сковывала движения и парализовала волю. На улице пошел снег. Большие снежинки падали на мостовую, ложились на тротуары, укрывали город белым пуховым одеялом. В канун праздника многие люди выходили на улицу, заканчивали дела по дому, что-то украшали, с радостью ожидая вечера. Только Ноллан не замечал всего этого. Он был сильно расстроен и очень злился на себя самого — эта смесь эмоций перечеркнула праздничное настроение, которое он сохранял всю неделю. Спустя два часа, купив всё необходимое, Ноллан пришёл домой. Разгрузив продукты и положив подарки под ель, Ноллан открыл бутылку красного вина и сварил глинтвейн. — Ты ее сегодня не видел? — спросила бабушка, разорвав тугую тишину в доме. — Нет, нигде. Хотя я специально обошел половину города, — ответил Ноллан, горько вздохнув. — Ничего, парень. Она уже взрослая. Думаю, она пошла домой. Адреса не оставила, но я знаю, где это находится, судя по её рассказам. Не переживай так, если хочешь, можешь сходить на пересечение Восьмой и Двенадцатой улицы, — бабушка говорила сочувственно, но твердо. — Я беспокоюсь за нее. Она… она хотела прыгнуть с моста, — Ноллан сжал кружку в руке и уставился на напиток. — Да, я вытащил ее. Она шагнула за перила, и если бы не зацепилась за штырь... Это счастливый случай ее спас. — Думаю, это был не случай, а ты, — ответила бабушка и Ноллан обхватил голову руками. — Если волнуешься, сходи к ней. И тут вся боль, всё переживания, тяготящие его душу, выплеснулись наподобие гноя из незажившей раны. — Я не волнуюсь! Сколько времени прошло, она уже могла сделать это второй раз! И все из-за меня! — вскричал Ноллан и вскочил со стула. Схватив куртку, он выбежал из дома. Ноллан не понимал, куда направляется. В уголках глаз кипели непрошеные слезы, ветер хлестал его по лицу. — Нет, Марта, нет, — умолял Ноллан. Оказавшись на мосту, Ноллан долго не решался подойти к перилам и посмотреть вниз, но когда сделал это, то увидел, что лёд, взломанный катером, большими кусками плавает в тёмной воде, в которой исчезают падающие снежинки. Ноллан не знал, сколько он так простоял, глядя на воду и снег. Он почувствовал что сильно замёрз — и вдруг услышал странный звук. Звук приближался, и скоро Ноллан различил отчётливый перезвон колокольчиков и фырканье коней. Он стоял и вслушивался, из-за белого марева снежной вьюги, он не мог рассмотреть даже очертания саней или повозки. И тут, разорвав пелену белого морока, на Ноллана выскочили, вырвавшись из непроницаемой занавеси снега, сани и понеслись так быстро, что юноша поскользнулся и, не удержавшись, полетел вниз, в холодную чёрную зимнюю воду...