Без боли

— Интересно, почему ты ничего не помнишь? — Наверное, потому что для привидений земная жизнь ничего не значит, и они ее забывают.       Так бывает: когда одному нужно время, чтобы определиться, что же он на самом деле чувствует, то у другого его, этого времени, попросту нет.       Старая сказочка, понятная и красивая, но стоит задуматься всерьез, от первого лица, и обретенная ясность неизбежно рассыпается в труху. Кое-кто и так потратил на беспочвенные ожидания не один десяток лет. Так разве была она настолько жестока, чтобы заставлять питать надежду и дальше?       Чердачная комната покрывается вязкими волнами нуара, когда сначала по рукам, а затем — и всему телу скользит легчайшая паутина батиста, сковывая запястья оторочкой искусного кружева. Белое платье, чуть потемневшее от времени, сидит как влитое на ее фигуре. Неожиданно идеально, но воспринимается как должное. И пусть из-под изящного подола выглядывают грубые носки ботинок, она чувствует себя невероятно, волшебно, легче воздуха! Будто в любой момент, как самое настоящее привидение, может оторваться от пола и подлететь под самую люстру, разбиваясь в капельках хрусталя смеющимися белесыми отражениями.       Но было дело лишь в этой старательно оберегаемой сыновьими бесплотными ладонями частичке прошлой светлой жизни? Нет, все заключается в отношении. И в этих поразительно-голубых да таких, что в груди все ноет нестерпимо, глазах, будто вовсе не из ее времени. Разве могут так смотреть глаза мальчишки? Разве может при этом так неистово стучать собственное нетронутое душевными томлениями сердце?       Едва ли.       Впервые увидев Каспера, маленькое приведение, проживающее долгие годы в поместье Уипстафф под гнетом отвратительных дядюшек, она не на шутку испугалась. Навязчивые идеи отца, которые прежде девочка воспринимала в штыки, оказались вовсе не беспочвенными, а вполне себе бестелесными. Позже, с того момента, когда им удалось нормально познакомиться и даже подружиться, ее не покидало чувство, что такое доброе создание просто не может грустить или по-настоящему обижаться — слишком чутким оставалось его маленькое, невидимое глазу сердце.       Но в волшебную ночь Хэллоуина, после обретения физической формы, вместе с последними кусочками пазла воспоминаний к нему вернулась и скорбь. И была она так свежа и едка, будто смирение, на годы вперед отшлифовавшее рубцы шрамов, само же предательски расправилось со своей филигранной работой. Как и следовало ожидать, по окончании вечеринки, так «любезно» прерванной призрачным трио, когда маленькое семейство Харви решило завершить празднование втроем с юным МакФадденом, мальчик старался вести себя как прежде. Они кружили в забавно-несуразном танце по разгромленному залу, без разбора топча разноцветные конфетти и раскиданные тут и там сладкие закуски. Все вместе. Держась за руки и беспрестанно хохоча.       Это был самый чудесный вечер, который Кэт только могла вспомнить с ухода мамы. Но не для Каспера. И понятно это стало лишь тогда, когда запыхавшийся, но все еще полный сил профессор предложил прерваться и сходить посмотреть, остались ли на кухне после толпы вечно голодных подростков и привидений еще какие-то прохладительные напитки. Он обнял свою маленькую Кэтти за плечи, в то время как она сама обхватила его поперек пояса, и потряс из стороны в сторону, вызывая тем самым широкую девичью улыбку. Взгляд Каспера моментально преобразился: блеск его глаз стал значительно тусклее, морщинка между бровей разгладилась, уголки губ опустились — все лицо расслабилось и внезапно стало каким-то отрешенным, потерянным. Что он вспоминал? Были ли это воспоминания о том, как он проводил время с зачастую занятым, в меру строгим, но при всем этом горячо любящим отцом? Или же, наоборот, он вспоминал о том, чего не успел испытать в жизни? Да, безусловно, все это можно наверстать сейчас, но… Уже без тех, кого он знал и любил с самого рождения и до самой своей кончины. Тихо попрощавшись и сославшись на переполненный воскрешениями день, он ушел к себе, в комнату, все еще хранившую мнимые прикосновения прошлого.       Кэт, почувствовавшей неладное, оставалось только закусить губу, провожая взволнованным взглядом его одинокую скрывающуюся в недрах поместья фигуру. Сможет ли она когда-нибудь заменить Касперу те счастливые полувековые подернутые горечью потерь и забытья воспоминания? Семью, друзей, весь его прежний мир? Она знала ответ как никто другой. Невозможно. Как невозможно стереть из ее жизни след преждевременно ушедшей Амелии. Но ведь и стать живым, если ты уже умер — нонсенс. Этот день опровергал многие древние как мир каноны. Изменить прошлое, увы, не в ее силах. И все-таки никто не упоминал, что нельзя создать новые впечатления, сглаживающие острые края предыдущих. Вот только хватит ли у нее на то духу?       Кэт не знала. Кэт не хотела ошибиться, понимая, что стоит на кону. Кэт боялась не справиться, когда впервые в полной мере ощутила под собственными дрожащими пальцами настоящее человеческое сердце. Такое горячее и полное неукротимой жизни. Но Кэтлин никогда не была трусихой. С таким отцом как Джеймс Харви, во всеуслышание признанный чокнутым психиатр, это было просто невежественно. И она, его странная, его совершенно безумная дочь, была готова рискнуть, открыться, чтобы показать, как Каспер важен для нее. Гораздо важнее каких-то дурацких вечеринок и глумливых одноклассников. Быть может, ее признание оказалось бы сущей малостью, ничего не значащей, но если бы его силы хватило хотя бы на тонкий луч робкой надежды в потемках исстрадавшейся души, то она научила бы его сиять. Сиять без боли.       Матрас все еще кажется новым, а сон к основательно вымотавшейся за день девочке просто не идет. Непривычно просыпаться не в пижамных штанах и старой застиранной футболке. Шелковые нити маргариток заставляют корсет платья мягко мерцать в полутьме комнаты. Будучи пятилетней, Харви просто обожала воображать себя той самой Венди из старой английской сказки, а сейчас словно и впрямь перевоплощается в викторианскую барышню, окутанную волшебной пыльцой.       Ночь со вчерашнего вечера остается беззвездной, темной, как дно глубокого-глубокого колодца, и только слабое карканье воронов разбавляет мрачную тишину хэллоуинской черни. Даже Толстый, Длинный и Вонючка за неимением зрителей прекращают свои проделки, оставляя поместье расслабленно выдыхать до наступления нового дня.       Но долго наслаждаться осенним безмолвием юной шатенке не позволяют. С крыши до ее слуха долетают подозрительные шорохи, будто кто-то уверенно взбирается по старой черепице.       Испугавшись, она резко садится, прислоняясь спиной к изголовью кровати. Сердце замирает. Что еще за напасть?       Сдернув легкое покрывало, Харви наспех всовывает озябшие стопы в ботинки и бредет прочь из комнаты. Только в спешке дойдя до маленькой угловой двери в глубине темного чердачного помещения, Кэт понимает, что ноги привели ее к обиталищу предмета дум последних дней. Как бы не неловко признавать, ей все-таки боязно оставлять его одного, будто Каспер может вновь убиться где-нибудь, не будь ее рядом.       Самонадеянно? Пусть.       Она замирает, переминаясь с ноги на ногу с занесённой для удара рукой, затем глубоко вдыхает, закатывая глаза, и с удивлением насмехается над своей робостью, не испытанной даже в первой перепалке перед гнусными призрачными дядюшками. Стоит отложить визит до более подходящего времени, уйти, наконец, в свою комнату и попробовать настроиться на сон. Не выходит. Присущая этому дому неведомая потусторонняя сила заставляет ее толкнуть тонкую дверь, чтобы своими глазами увидеть… Пустоту. Каспера в комнате нет. Из сумрака спальни на нее глядит множество рисованных лукавых глаз. Заводные игрушки: клоуны и гимнасты, жонглеры и канатоходцы, солдатики, мишки, паровозики, карусели — они задорно хлопают маленькими тарелками, катаются на колесе по канату и свистят, скрипят, задорно шелестят своими металлическими внутренностями. В темноте немые наблюдатели более обыкновенного кажутся взаправдашними.       Стук подошв о гладкий пол не прерывает работу крохотных механизмов, заскучавших за столько лет забвения и ненужности по своему предназначению. С того момента, как Кэтлин «поколдовала» над этим местом, ничего существенно не изменилось, а вот распахнутое настежь окно настораживало.       Нащупав одной рукой бейсбольную биту, второй шатенка хватается за подоконник, подтягивая себя наружу. Там, повернув голову вверх, к выступу крыши, она видит сидящего как ни в чем не бывало МакФаддена.       Тот, заметив Кэт да еще с таким грозным оружием, кажется, совсем не удивляется. — Не могу уснуть, — виновато улыбаясь, поясняет он. А затем протягивает руку, аккуратно помогая девочке забраться наверх, на пологий участок, и присесть рядом.       Их плечи на миг соприкасаются. И одной секунды этого тактильного ощущения хватает на то, чтобы каждый из них пришел в себя и понял, что они остались один на один.       Смущение медленно ползет все выше и выше, достигая их щек и ушей.       Недоверчиво покосившись вниз, на каменную дорожку и полуголые кусты, Харви досадно охает: — Только ожил и сразу решил сломать шею.       В ответ мальчик пожимает плечами: — Слишком много всего произошло за один день, к тому же вновь спать в человеческом теле — так… Так непривычно, что ли? — легкая ухмылка пробегает по его губам. — Не знаю, уместно ли это. Я уже так забывался, пару раз пытаясь по привычке пройти стену насквозь, чтобы взглянуть на звёзды. — Но звезд сегодня нет, — тихо замечает Кэт, искоса наблюдая за его одухотворенным, полным загадочности лицом.       Это лишь полправды. Ей хочется исправиться, сказать, что она видит эти самые звезды, их томленое в молоке сияние, сквозь омуты его зрачков, только теперь вовсе не прозрачных. И это более чем удивительно! Но девочка всего лишь качает головой. — Да, но так даже лучше, наверное, — нехотя соглашается Каспер. — Спать при свете — утомляет.       Он отводит взор в сторону и звездный свет гаснет следом, подтверждая ее сомнения. — Ты расстроен, — утверждение вырывается у нее помимо воли. — И сам не понимаю, почему, — к ее облегчению не возражает он. — Вроде всю жизнь после смерти — вот каламбур — мечтал снова стать из плоти и крови, но стоило самому большому желанию свершиться, как на смену ему пришли растерянность, тревога и… одиночество. Я как никогда ярко ощутил, что остался один: папы больше нет, мамы — тоже. Конечно, у меня остались мои брюзжащие дядюшки, с ними не соскучишься, — хмыкает парень и понижает голос. — Почему-то раньше все воспринималось гораздо легче, для меня, привидения, но сейчас…       Его слова прерывает внезапно налетевший поток вступающего в свои права ноябрьского ветра. В какой-то момент шатенке чудится, будто мальчишка сильнее допустимого отклонился от безопасного для сидения на крыше положения. Словно таковое в принципе существует. Харви резко выбрасывает руку вперед, хватаясь за плечо пораженно глядящего ей в глаза МакФаддена.       Звезды начинают сиять настолько ослепительно, что нижние ресницы невольно тяжелеют от соленой влаги. И вдруг Кэт совершенно четко осознает, что страх только по одному ее желанию не уйдет, не рассеется с приходом долгожданного солнечного света. Она будет бояться за него не только в студёную пору, но и летом, когда вода в озере становится вновь пригодной для длительного купания, и во время грозы, игры в бейсбол, езды на велосипедах, подъёмов в горы, сплавов по горным рекам. Господь, даже при поездке в школьном автобусе! Просто немыслимо. В груди все ноет неистово, опять и опять порождая неосознанное, пугающее до трясущихся поджилок желание защитить его от всего, что ждет впереди.       «Не-нор-маль-на-я, — проносится в голове. — Права была Эмбер: ты просто конченная дура, Кэтлин Харви».       Будто бы догадываясь о причине такого странного поведения, Каспер с нескрываемой нежностью улыбается замершей шатенке, аккуратно отцепляя ее похолодевшие пальцы, яростно сжимающие его рубашку.       «Зачем опять так смотрит? Словно и вправду… Нет-нет. Он свободен и волен выбирать, удерживать того, кто тебе не принадлежит — чудовищно и эгоистично — так уже было с твоим отцом, но ты так не можешь», «Но он продолжает смотреть на тебя так, будто вокруг пустота, вакуум», «Этого не может быть, ваша встреча случайна, ваша дружба, ваш поцелуй — всего лишь магия. Магия музыки, магия момента, всплеск эмоций». — Почему.?       «Почему я?»       Робость на лице блондина борется с серьезностью, пока губы со всей искренностью признаются: — Не многие бы смогли разглядеть что-то большее за призрачной оболочкой, Кэт. Ты особенная. — Но ты же не… не мог знать наверняка, — совсем теряется дочь Джеймса. — Это безумие.       Но уверенное молчание Каспера говорит об обратном. — Согласно Льюсу Кэроллу, все мы немного сумасшедшие.       У девочки в голове бардак, у дочки профессора парапсихологии все шансы облюбовать тот жесткий стул для приемов в скучном кабинете собственного отца, если рой голосов в голове не затихнет сию минуту.       «О чем он? Может быть, все дело в наших умерших родителях? Что если так было задумано изначально: мытарства с папой по стране в поисках той, которая все время незримо была рядом; наш переезд в этот мрачный особняк по прихоти ужасной Критенден, внезапная встреча с его обитателями; жертва Каспера своим единственным шансом ради спасения абсолютно чужого для него человека? Вдруг все наши действия, все поступки были предопределены, и это именно мамочка послала мне его, а чета МакФадденов меня — ему? Это возможно? Он догадался об этом? Еще неделю назад я ничего не знала о призраках, помимо общепринятых страшилок-стереотипов, а сейчас держу в своей руке ладонь воскресшего несколько десятилетий спустя мальчишки. Выходит, в моей жизни и правда случилось самое настоящее, всамделишное чудо. Не то, которое столько лет безуспешно искал папа, иного толка. Отныне ничего не будет по-прежнему, ведь если я потеряю и его, то я…» — Можно я останусь с тобой? — в продолжение своих рассуждений непроизвольно шепчет Кэт.       И в этой фразе, произнесенной за день дважды, все. Сокровенное. Несбыточное. Желанное. Вечное. Вселенная замирает в глазах напротив и возобновляет свое существование, стоит их мизинцам перекреститься в клятвенном жесте. — Хэй, теперь, с нормальным набором пальцев, у меня должно это получиться лучше, как думаешь? — вновь старается скрыть радостное смущение напускным образом супергероя Макфадден.       Это выглядит до того трогательно и нелепо, заставляя губы Кэт растягиваться в улыбке простого детского обожания. Ей кажется, то, маленькое и весомое, что теснится в груди, взрослые и называют счастьем.       Ответ Кэт находит позже, примерно через месяц после случившегося разговора на крыше старого особняка. Когда она робко, с долей присущей ей неловкости делится своими размышлениями с отцом. Он с удивлением отрывается от утренней газеты и признается, что видит в своей юной дочери первые ростки взросления. Присущий подросткам эгоизм подобно песку вымывался приливом заботы по отношению к близкому человеку, она начала ставить его интересы выше своих. Кэтлин, чуть пожимая плечами, отвечает, что это не ее заслуга, в конце концов, у нее был замечательный учитель. Мистеру Харви кажется, что он сейчас расчувствуется оттого, как благодарные глаза дочери повторяют умиротворенный взгляд Амелии в канун Дня всех святых.       «Кэт выросла чудесной девочкой благодаря тебе».       Когда Каспер на всех порах спускается на кухню, то застает обнимающихся Харви. Его стул отодвинут, а на обеденном месте стоит тарелка с дымящимися блинчиками. На душе знакомо теплеет.       Они сидят за столом все вместе, совсем как настоящая семья. Но грядет гром, Уипстафф должен оставаться Уипстаффом. На втором этаже один за другим с глухим грохотом падают старинные канделябры и раздаются кабацкие песни. Потрепав обоих детей за шевелюры, доктор Харви отставляет в сторону кофе и бодрым шагом идет усмирять распоясавшихся бесплотных духов. Без веселья сегодня не обойтись. Задумчивая Кэт переплетает свои пальцы с пальцами Каспера, они прячут смущенные улыбки в стаканы с апельсиновым соком, сидя на маленькой темноватой кухоньке, ловя свои смутные отражения в начищенных боках пузатых кастрюль.       За ними тянутся непростые истории. Он всегда будет закрывать окно, чтобы она не простудилась. Она — держать его руку долгими зимними вечерами. Танцы по праздникам войдут в привычку, ведь мальчик — душа компании, а девочка просто нашла того, кто принес в ее жизнь равновесие.       Каспер и Кэт творят хрупкий мир, вклеивая в его мозаику кусочки их покрытого патиной прошлого, совершенно не замечая того, что свет, исходящий от их залатанных сердец, давно освещает тех, кто рядом. Без боли.