Верю

      Место, в котором он родился, никогда не было плодородным. Совершенно ничего не растет. Абсолютно. И дело даже не в постоянном, нескончаемом дожде. Земля, на которой он стоит, отравлена гниющими, полуразложившимися трупами, бывшими некогда шиноби противоборствующих стран. Вода в реках на территории его страны давно уже непригодна к питью из-за трупного яда. В бурых течениях иногда всплывают порубленные части тел неизвестных героев.       На улицах в его деревне давно уже властвуют грабеж и насилие. Каждый раз, закрывая глаза, он до сих пор слышит пронзительный крик матери, гневный хрип отца и слова шиноби: «Я не хотел убивать мирных граждан, я не знал». Он убил его и напарника. Теперь, стоя под каплями пронзительного дождя, он смог наконец осознать. Это он убил их. Уже в который раз он сбегает из теплого укрытия, где мирно спят двое. Рыжеволосый неунывающий мальчик и скромная янтарноглазая девочка. Такие же, как и он, дети войны. Дети, рано повзрослевшие, потерявшие родителей в этой глупой жестокой резне, затеянной великими мира сего.       Нагато не может заснуть уже которые сутки из-за кошмаров, в которых ему являются два шиноби, забравшиеся в его с родителями дом. И пережитый ужас повторяется снова и снова. Просыпается он с криками не раз и не два, не на шутку пугая Яхико и Конан. Они не спрашивают, и он не отвечает. Тепло их укрытия лишь заостряет в душе чувство опасности, изводит неимоверно и словно бы душит. И он выходит наружу. Неважно, что там льет проливной и такой ненавистный дождь. Он пытается снова вспомнить, каково это было - жить без войны. Но в памяти лишь выжженные и изрытые поля, горы разложившихся тел, которые так и никто не похоронит… и дождь.       Капли нещадно бьют худощавого красноволосого мальчишку, запрокинувшего вверх лицо, словно пытающегося отыскать в небе божественное провидение. Или хоть какие-то признаки. Но, кроме серых низконадвинутых туч и густых черных столбов дыма, у линии горизонта ничего нет. Бог покинул его проклятую деревню. Отвернулся и обрек на медленное умирание. И только прозрачные струи дождя плачут о судьбе отринутого селения. Безнадежность ссутуливает плечи Нагато, и взгляд его вновь упирается в землю, раскисшую от нескончаемой небесной воды. В душе поселяется пустота, и безграничная обреченность подкашивает его колени. Он падает, безвольно распластавшись по мокрой земле, смешиваясь в грязи, и чувствует привкус железа, въевшийся в слой почвы. Всхлипывает тихо и жалобно, молясь лишь о невозможном. И он не помнит, сколько так пробудет времени, пока чьи-то крики не раздадутся совсем рядом. Пока чьи-то руки не начнут тормошить его, вырывая из безнадеги. Когда чей-то настойчивый и недетский взгляд темно-голубых глаз не заглянет в душу, а чей-то голос не скажет:       – Не смей подыхать, придурок, слышишь? Я спасу эту деревню, и мы прекратим эту ненавистную войну. Я тебе это обещаю. А ты обещай мне, что доживешь до этого момента, слышишь, Нагато?       И Яхико будет повторять это снова и снова, пока смысл сказанных им слов не дойдет до красноволосого мальчишки. Когда же он наконец кивнет, судорожно стирая рукой слезы с лица, рыжий улыбнется так лучезарно и заразительно, что на душе у Нагато станет теплее и появится крохотный росток на изменение их будущего.       – Я верю тебе, – тихо произнесет Нагато. Неуверенно, но этого все же будет достаточно, чтобы он сам поверил в свои слова. – Верю.