Голо: 7+1

В этот момент Оби-Ван всё понял и теперь был готов поставить свой световой меч на то, что Сатин, смотрящая на него невинным взглядом через пиксели голограммы, до этого была на сеансе связи с Квинланом. Потому что только этот криффнутый придурок мог помочь дойти ей до такой вопиюще абсурдной идеи! – Ох, звезды… Успокойся, – Сатин вздохнула, и хотя голограмма была однотонная и всего лишь сантиметров тридцать в высоту, из-за чего нельзя было говорить наверняка, но он готов был поставить на кон ещё и свою джедайскую форму, потому что точно знал, что она закатила глаза в этот момент. – Если тебе будет так комфортней, можешь не присылать голофото, а писать отчёты. Как для Совета. Оби-Ван себе это представил. «Уважаемая герцогиня Сатин! Довожу до вашего сведения, что в ходе боевой операции, проведенной 212-ым штурмовым батальоном на планете Сарриш, сектор Венсенсор, сетка координат К-16, по главнокомандующему одной из частей батальона, а именно Высшему генералу-джедаю Оби-Вану Кеноби, было произведено не менее тридцати шести тысяч выстрелов, два выстрела достигли цели – прожжена туника. Помимо этого, зафиксировано: падений с высоты – четырнадцать, неудачных прыжков на высоту – семь, световой меч выбит – дважды, безвозвратно утерянных роб – одна. Полученные повреждения: ранение в кисть левой руки ввиду собственной недальновидности, гарантированный шрам». Застонав, он закрыл лицо руками. Шрам уже был почти не виден, но за прошедшую неделю это был уже не второй и даже не третий шрам, что уж говорить о незаметно пролетевших двух месяцев, что он вернулся со спецоперации под личиной Рако Хардини. – Это ещё хуже. Сатин, кажется, усмехнулась. – Поэтому, возможно, стоит всё же хотя бы опробовать моё предложение на практике? – Сила, – Оби-Ван, выпустив из дрожащих пальцев стилус, беспокойно потёр лоб. – Ты осознаёшь, как редко я оказываюсь в помещении один? – Как сейчас, например? – Только потому, что пришлось пригрозить Энакину свалить подготовку всех отчётов на него. Я же постоянно на флагманском мостике либо в бою. Даже не помню, когда последний раз задерживался в Храме больше, чем на сутки! – Зато я помню, – голос Сатин стал заметно холодней, и Оби-Ван, тут же вскинув голову, с тоской посмотрел на неё. Вернувшись после спецоперации снова в строй, ему пришлось пережить несколько весьма тяжелых и неприятных разговоров. На него кричали, его осуждали, ему твердили, что никогда не простят такой поступок, и только Сатин, с которой он по чистой случайности столкнулся в Сенате, молча выслушала его сбивчивую речь, ровным, четко поставленным голосом политика сказала, что рада его возвращению, но прямо сейчас у неё назначена встреча с Бейлом Органа, так что, увы, ни предложить чашку кафа, ни продолжить данный разговор у неё нет никакой возможности. Всему виной был стресс. Оби-Ван знал это, точно знал. Но если стрессом можно был объяснить то, что он оказался спиной на её офисном столе, а она – сверху, то никак нельзя было прикрыть стрессом то, что, когда позднее Сатин связалась с ним и пригласила на вечерний чай, он, совершенно не задумываясь, согласился. Как и нельзя было скинуть на стресс то, с какой нежностью её пальцы ласкали его плечи и шею, когда, вжимая её в мягкий ворс ковра, он всё никак не мог оторваться от её губ, продолжая целовать её снова и снова, и снова… Когда ближе к утру, по пути свалив со стен коридора всё, кроме выбитого в них цветочного орнамента, они добрались-таки до её спальни, и он, чувствуя яростную хватку её пальцев на своей спине, в ответ крепко, уже без какого-либо сексуального намека обнял её, она всё же начала говорить. Ей было горько. Она едва справилась с горем из-за его смерти, едва смогла заставить себя двигаться дальше ради своего народа, а потом вдруг появилось сообщение, что он жив. Жив и снова на передовой. К предкам тот факт, что он не попытался связаться с ней и объясниться, он едва вернулся и тут же с готовностью бросился на встречу уже не мнимой, а настоящей смерти! После этого ей каждый раз было невыносимо страшно открывать сводки погибших, потому что теперь она уже знала, какую боль способна испытать от его потери, знала и была совершенно не готова ощутить её снова без шанса на то, что он опять окажется чудесным образом жив. Это разбивало ей сердце. И не только ей. – Бен, – мягкий, преисполненный теплотой голос Сатин вырвал его из воспоминаний. – Всё, что могут показать в новостях, это лишь итог и фасад. Буду откровенна и эгоистична – мне это не интересно. Я хочу знать не то, какой ты в кадре голокамеры, а какой ты вне её. Мне важно знать твоё настоящее состояние. Важно и нужно. Очень нужно. Она смотрела на него с такой нежностью, с такой тонкой, невесомой мольбой во взгляде, что сердце его сжалось. Сила… К ситхам все священные догмы! Если бы Совет прямо спросил, он не стал бы юлить: он не просто заботился об этой женщине, не просто стремился оберегать и защищать, как и должно джедаю на страже справедливости, он любил её, как мужчина, и, если это могло дать ей чувство спокойствия, готов был потакать её маленьким капризам. Вот только Совет ничего не спрашивал, а она не требовала прямого ответа, поэтому он снова и снова завуалировал признание, как только мог. – Я… я попытаюсь что-нибудь придумать. – Хорошо, – Сатин улыбнулась, кивая, и Оби-Ван не мог не улыбнуться в ответ, пусть улыбка и получилась несколько неловкой, неуклюжей, точно у мелкого влюбленного мальчишки, хотя, судя по тому, как сверкнули глаза Сатин, она была совсем не против этого. – Пожалуйста, не забудь поесть, когда закончишь с отчётами. И постарайся поспать, а не снова менять сон на медитации. Он шутливо козырнул ей. – Есть, мэм! Сатин, элегантно прикрыв рот рукой, рассмеялась, а Оби-Вана распирало от гордости – это он был причиной столь чудесного звука. – Хороших снов, Бен. – Удачных переговоров, Сатин. Попрощавшись, они ещё несколько секунд смотрели друг на друга, а потом, снова коротко улыбнувшись, она всё же отключилась, оставив Оби-Вана опять наедине со столом, заваленным деками. Он подтянул поближе одну из них, активировал на встроенном в стол проекторе голокарту сепаратистской базы, которую выключил на время разговора, притянул Силой упавший на пол стилус, тут же качнувшийся между пальцами… На чём он там остановился?.. Пальцы прекратили покачивать стилус ещё до того, как он дошёл до нужной строчки. Сатин хотела увидеть, как он выглядит, хотя прекрасно знала, что идёт война, знала, что джедаи, идущие во главе батальонов, всё свободное от поля боя время чаще всего проводят в целительном крыле, бактокамерах или медитациях, связываясь с Живой Силой. Раскрыв левую ладонь, непонятно, когда сжавшуюся в кулак, Оби-Ван задумчиво посмотрел на бледную полоску, рассекающую кожу от основания мизинца и до большого пальца, теперь почти незаметную на фоне вынужденно заработанного загара. Она знала, что он уже не тот падаван, которого она помнила – да, в ту ночь он предусмотрительно вырубил почти все светильники в её апартаментах, боясь быть обнаруженным её гвардейцами, но руки Сатин, бесстыдно скользящие по всему его телу, были отличной заменой зрению, так что, вероятно, у неё уже были примерные представления, – и всё равно готова была видеть все его шрамы, несмотря на свою ярую приверженность пацифизму. Более того, она не просто была готова, она хотела этого. – Эй, Оби-Ван! Он с такой поспешностью отключил проектор – Сила, он будто бы отключает не карту планеты, а чьё-то неприлично откровенное голофото! – что большинство дек посыпалось на пол, и Энакин, до этого стоящий в дверях каюты, кинулся помогать. – В чём дело, мастер? – заискивающе спросил Энакин, положив на стол последнюю деку. – Ни в чём! – кажется, тот даже как будто вздрогнул в ответ на его резкий рык, и Оби-Ван, откинув волосы со лба, усиленно выдохнул, прежде чем снова открыть рот. – Что ты хотел? Твои подписи нужны будут не раньше, чем часа через три. – Вот именно поэтому я здесь. Слушай, – он, привалившись к стене, скрестил руки на груди, – ты когда вообще последний раз себя в зеркале видел? Ты же выглядишь… ну… просто отвратительно. – О, – Оби-Ван просиял. – Спасибо за комплимент. Это всё? – Нет, не всё, – отлепившись от стены, Энакин вырвал из его рук деку. – Тебе нужно развеяться, ноги размять. Не знаю, сходи в тренажёрные боксы клонов или в столовую наведайся. Ты хоть в курсе, на каком этаже она находится? Оби-Ван побледнел, мысленно поблагодарив Силу, что света в каюте было не так уж и много. Неужели… Неужели, Сатин связалась с Энакином и попросила проследить за тем, чтобы он, наконец-то, начал заботиться не только об окружающих, но и о себе?.. Он никогда не стеснялся быть откровенным с ней на столько, на сколько позволяло его храмовое воспитание, не стеснялся иногда сбрасывать с себя маски – раньше лишь джедайские, теперь же ещё и генеральские, – он не стеснялся и не боялся быть рядом с ней просто человеком, а не скопищем бездушных званий, обязанностей и рамок, потому что это была она. Он доверял ей, он знал, что любой его секрет, любая неуверенность, которую он не хочет, не может и не должен проявлять при других, навсегда останется при ней и не уйдет за пределы их личных разговоров. – Оби-Ван?.. С другой стороны, если бы Сатин и правда связалась с Энакином, тот тут же бы начал закидывать своими нелепыми шуточками, а не смотреть на него таким обеспокоенным взглядом. Стоп. Смотреть? – Оби-Ван, – рука Энакина чуть сжала плечо. – Серьёзно, ты вообще сейчас не похож на джедая с плаката, каким тебя малюют. Иди. Я сам закончу с отчётами. – Благодарю за предложение, но в этом нет необходимости. Он опять активировал карту, вернул деку, стилус, но вдруг оказался почти на метр отодвинутым от стола вместе со стулом. Энакин, ухмыляясь, присел на край и, подобрав со стола комлинк, подкинул в воздух. В его глазах появился какой-то совсем недобрый огонёк. – Кто сказал, что это предложение?