Shougun

Токио уже в который раз в голове прокручивала их разговор во время конференции с командой; как системный сбой, мерещились эти щенячьи глаза Анибаля, в которых плескалась в ответ доля обиды (ой, да кого это волнует?)… и недюжинная решимость. А фраза, брошенная на эмоциях: «ну, Ваше главное удивление еще впереди, сеньорита Токио», признаться, встревожила. Потому как Кортес доказал, что не зря считался самым талантливым хакером, взломав сеть банды. Подумать только, где-то в Пакистане непоймисколько программистов день и ночь шифровали все операции, проводимые Городами, а какой-то мелкий говнюк просто взял и нагрел всех разом. Играючи, с милой улыбочкой и аурой ангелочка. Не такого уж и святого, как оказалось. Тревожность она могла признать только наедине с самой собой и бутылкой коньяка, присланной заботливым Профессором специально к приезду гостя из Германии. — Пошел ты нахрен, Берлин, — приподняв сосуд за горлышко и на волне фантазии представив, как в янтарной жидкости тонет раздражающий тип, девушка ядовито ухмыльнулась, в последний раз затянувшись сигаретой. Вообще-то, она честно постаралась, чтобы подготовиться к встрече с «коллегой»: уже с утра ее самураи, получив список-райдер с требованиями, сделали все, что могли, по каждому пункту. Захотел, чтобы кровать стояла не у солнечной стороны? Милый друг, ты бледен, как смерть, лёгкий загар будет к лицу. Светонепроницаемые шторы? Имей совесть, эти лёгкие, как ветер, занавески — подарок Найроби, ты ведь тоже по ней скучаешь? Ароматические палочки с запахом сандала? У нас в стране признают только сакуру! Помощники явно были удивлены тому, с какой прытью Рейна-сама взялась за подготовку, но охотно следовали любым ее указаниям. Единственное, правда, что изменений не претерпело — это Nissan Skyline 1973, который сеньорита Аларкон как-то зубами, когтями и всеми своими запасами яда выдрала на аукционе, и теперь вынуждена была отправить на встречу дорогого (даже слишком, судя по затратам) гостя в аэропорт. Также там был запас сигарет «Peace», которые можно было найти только в Японии. Здесь, на самом деле, она сильно удивилась, потому как явно представляла Берлина лишь с дорогой сигарой в зубах. К слову, услышав впервые про это пожелание, Силена сначала долго злилась, а потом — веселилась, ибо Берлин даже в выбор сигарет заложил издевательский посыл (mierda, нашелся добрый самаритянин). С ближайшего склада доставили целый ящик, пару пачек оттуда тут же прибрала к рукам радушная хозяйка, велев остатки вывалить на кровать почетного гостя. — Чтобы не было желания уложить туда что-то еще. Или, не дай Бог, кого-то. В общем, Токио действительно вложила максимум себя в приготовления. Но распоряжение Профессора про коньяк вдогонку взбесило окончательно. То есть ей за все время одна только Найроби исправно поставляла ром, ибо не могла долго слушать жалобы о том, что подруга на 99% состоит из саке, а этому говнюку нужно организовать прием по высшему разряду, словно он — звезда вселенского масштаба? Между делом ей даже подумалось о запретной связи между главным боссом и Берлином, но первый рвотный позыв в ответ тонко намекнул: «детка, отставить эти мысли, мы ведь ночью не уснем!» И вот сейчас мозг, видимо, перегруженный избытком мыслей про человека, который был явным энергетическим вампиром, активно шелестел мыслями-воспоминаниями, чтобы выбрать более подходящую для хозяйки картинку. В итоге выбрал. Ту, которая сияла солнечной улыбкой Анибаля Кортеса. — Кто бы подумал, что однажды я сяду с бутылкой коньяка, и, чтобы не думать про Берлина, решу думать о тебе… — откинувшись на спинку кресла, Токио закрыла глаза, попытавшись расслабить мышцы. Одно время к ней часто приходила миловидная японка, которую Профессор нанял для занятий йогой (она сбежала от сеньориты спустя неделю, когда над головой просвистел летевший в порыве эмоций стул), но ее слова остались отголосками где-то, изредка вспоминаясь. Поэтому сейчас Аларкон устроила себе что-то типа сеанса релакса. А релакс с алкогольным опьянением всегда давал странный результат. — В одной из жизней ты наверняка родился там, где постоянно светит солнце, где его лучи теряются в водах какого-нибудь океана… Хм… Быть может, это было в Рио-де-Жанейро? Провел свое детство на пляжах Копакабана и Ипанема, а потом вот так же, ведомый непонятным порывом, отправился по миру, тепло свое разносить… И людей раздражать. С тяжелым вздохом запустив ладонь в волосы и впившись ногтями в кожу головы, Оливейра о чем-то простонала на грани обреченности. Надо же, разменяв четвертый десяток жизни, можно все еще удивляться ее сюрпризам. Вот таким вот сюрпризам, вчера сбежавшим из-за школьной парты и решившим преследовать женщину, которая ему явно не по зубам. Не дай Бог кто-то из банды узнает о том, что их коллективная головная боль последних месяцев по имени Анибаль, — со своей чертовски обаятельной улыбкой, искрами в глазах и кудряшками, которые так хочется взъерошить (блять, Токио, ты больна?), — споткнулся где-то в Японии, и, честно признаться, льстит своим вниманием сеньорите Аларкон… Не дай Бог. Потом ведь задолбают своими неуместными подколами. Робкий стук в дверь отвлек от раздражающих мыслей. — Рейна-сама, мы закончили со списком. Вам приготовить теплую ванную с рисовым молоком? Вы ведь очень ее любите… Повернув голову в сторону девушки, Силена улыбнулась, кивнув. — И еще. Кажется, приходил курьер с посылкой, но кто-то из охранников отправил его обратно. — ЧТО? Ясно, как Божий день, от кого был этот курьер («черт, я ведь сама приказала им заворачивать любого посыльного»). Нет, ей совершенно неинтересно, что там было. Пусть не думает о себе невесть что, выскочка (будь ты проклят, Берлин, вместе со своим коньяком и расстановкой по фен-шуй). Слегка подрагивающими пальцами Токио достала сигарету из пачки с гребаным «Peace», и закурила, чтобы как-то отвлечься. — Простите, Рейна-сама, они не специально. Я могу попытаться разыскать курьера… — Не стоит, — дернула босс плечами. — Мне это неинтересно. Повисло молчание. Придерживая сигарету двумя пальцами, другой рукой она выстукивала по согнутому локтю стаккато игры собственных нервов, которое импульсами разнеслось по всему телу. — Я на стрельбище, — внезапно выпалила Токио, выбрасывая остаток сигареты в какую-то вазу, которую заботливая Джун приспособила вместо видавшей виды пепельницы. — После — в ванную и спать, завтра тяжелый день, в конце концов. Для особых случаев разрядки нервов, когда не спасал адреналин или побег из-под надзора, ей помогал специально оборудованный тир с разнокалиберными винтовками и мишенями в человеческий рост (смутно похожими на кое-кого, но это было не так важно). Тридцать минут бесперебойной стрельбы, добивание боксерской груши напоследок до тремора — и спасительное опустошение перекрывало путь реальным разрушениям. Если бы она только знала, как сильно поторопилась со своим экстренным приемом спасения…

***

Сколько бы Силена ни старалась убедить себя в том, что предстоящая встреча ей по барабану, все-таки не получалось. Ибо этот строгий, выдержанный в четких рамках мир, где она — до крайности импульсивная, училась спокойствию и руководила им, как могла, никто еще до этого так нагло не тревожил. Пойти к Профессору и попросить совета было не в стиле Токио (да и давать ему поводы сомневаться в себе — разве это достойное поведение для человека с такой ответственностью?). Как бы временами темпераментная испанка ни кляла Японию, за прошедшее время успела пройти этапы принятия и даже какой-никакой, но любви. Однако, впускать в свои владения социопатичного эстета с высокомерным взглядом и неизменной ухмылкой на все окружающее, было для Токио испытанием. Еще и перспектива того, что Анибаль может что-то вытворить, явно раздражала и не давала в полной мере настроиться на встречу Берлина. Но время не давало ей места для маневра, — час икс приближался. Этим же днем, но ранее, Токио стояла возле длинного напольного зеркала в полный рост, придирчиво оглядывая свой образ, над которым уже с утра порхали помощницы: идеальное черное элегантное платье в пол плотно облегало фигуру, темные волосы аккуратно уложили, закрепив несколькими заколками пряди, тонкие серьги и браслет-цепочка (со встроенным микрочипом слежения, — Акито настоял)идеально завершали образ. Куда-то сразу на прием ювелирный дом должен был подвезти баснословно дорогое колье, которое Силена периодически выгуливала, но хоть сейчас можно обойтись без этих тяжестей на шее. — Что ж, как я выгляжу? — вытянув руки вдоль тела и расправив кисти, Оливейра театрально отставила ногу в сторону, разулыбавшись. Консервативные японцы точно долго рядом с ней не продержатся. — Черт! Громкий стук в дверь стал столь неожиданным, что Джун даже подпрыгнула, тут же кинувшись открывать. По стенке внутрь зашел Тошайо — ее личный гений, который полностью отвечал за финансы. Правда, едва разглядев его лицо после стандартного поклона, Токио вздрогнула: — Что случилось? — Рейна-сама, десять минут назад пришло оповещение… Мужчина замер, не зная, как подобрать слова, а в это время начальница в нетерпении и среди бурь нарастающей тревоги, принялась притоптывать ногой. — С ваших счетов украли все деньги. Клатч, который Силена успела взять в руки, с грохотом покатился по полу, выскользнув из ослабевшей вмиг ладони. Схватив пистолет со стола, и в два хищных шага добравшись до Тошайо, Оливейра припечатала его к стене, уткнувшись дулом пистолета в подбородок мужчины, и прошептала: — Как такое возможно? КАК ТАКОЕ, МАТЬ ТВОЮ, ВОЗМОЖНО? Что за хрень ты несешь, идиот? Джун за спиной что-то пролепетала, пытаясь к ней обратиться, в то время, как Токио, сама не осознавая, еще сильнее вдавливала пистолет в челюсть финансиста. Но чем дольше он молчал, не шевелясь, тем сильнее давило осознание произошедшего. Губы дрожали то ли от ухмылки, то ли от болезненных спазмов, превращаясь в озлобленную гримасу, а скулы онемели от усилий, которые она прилагала для того, чтобы сдержать лицо. — Нет, это какая-то глупая шутка. Пальцы до судорог сжали рукоять оружия, когда девушка сделала два шага назад и развернулась к компьютеру. Запустив программу, набирая нужные пароли, она почти умоляла гипотетические высшие силы о том, чтобы это было дурацким приколом, сбоем, за который юмористы заработают по пуле в колено и лишение квартальной премии. Зеленый фон и таймер отсчитал последние секунды до стартовой страницы онлайн счетов, которые… пестрели своими идеальными нулями в ряд. На каждом гребаном счете они нагло сияли своей пустотой, тихо хихикая. Тотальные, блять, нули. Выпрямившись, и уперев руки в бока, Оливейра прикусила губу и судорожно вздохнула. Надо разбираться, надо искать, и… — Стоп, ЧТО ЭТО? Изображение на экране медленно закрасилось синим цветом, и на нем проступили буквы с завитушками, которые, немного попрыгав, сложились во фразу, вмиг скрутившую легкие от удивления и нежелания осознавать очевидное. Подойдя ближе, сеньорита наклонилась и во все глаза уставилась на словечки, которые приставили воображаемым пистолетом к виску и тем самым пригвоздили к одному месту.

«Ну что, удалось удивиться?»

— Сука! — завопила Токио, резким движением рук сметая все, лежащее на собственном рабочем столе. Нахальные строчки вдоль экрана компьютера прыгали самоубийцами на пропасти ее нервного срыва, сигая вниз с криками «jarana!», и Силена внутри нее, контролирующая прыжки, вторила веселью, потому как сколько ни старайся быть дерзкой, властной и опасной, найдется кто-то, кто обставит в самом важном для тебя раунде. «Съела, малышка?» — Найти во что бы то ни стало!!! И быстро!!! Ряд охранников, подтянувшийся незаметно, вмиг растеряв всю свою суровость, кинулся прочь из кабинета, в то время, как телефон зажёгся входящим от водителя. — Что? Схватив аппарат, Токио сморщилась, увидев вместо привычного набора слов по-испански (водителю же совсем немного дали на изучение, чёртову идиоту!) ряд длинных иероглифов, от одного созерцания которых бросило в дрожь. Молча повернув экран в сторону Джун, сеньорита услышала спустя несколько мгновений ее подрагивающий голос: — Он написал, что Сеньор Берлин в машине. — То есть, этот ряд закорючек расшифровывается так коротко? Я думала, он стихи начал писать! — Там просто пара ошибок… — Испанский он не осилил, родной язык он не осилил. Как этот кретин вообще у меня работает? — Он лучше всех водит и вообще не общается ни с кем, кроме Вас, Рейна-сама. Токио задумчиво посмотрела на помощницу, прикидывая, про кого конкретно они говорят. Вспомнилось быстро — невысокого роста, перманентно в черных очках и с непроницаемым лицом. — Убедила. Но передай ему, чтобы всё-таки подучил то, что ему задают. Хоть за это можно было не беспокоиться — Берлина чутко выслушают, но лишнего точно не скажут.

…

— Надо отвлекать нашего гостя так качественно, чтобы он ни о чем не догадался! Все меня слышали? — Аларкон ходила перед выстроившимися в ряд подопечными, сцепив руки за спиной (иначе они угрожали схватить по пару автоматов и унести хозяйку превращать Кортеса в дуршлаг). Малочисленный оставшийся персонал кивнул синхроннее любой сборной на Олимпиаде. — Всем надеть черные очки и не снимать! — «Этот пытливый гад умеет читать по глазам!» — Следовать за ним по пятам, а лучше… Устроить экскурсию? Отличная идея, Кэйташи, перехвати и увези Берлина в длинное, увлекательное путешествие, собери по дороге больше пробок. И ещё — если вдруг в мое отсутствие позвонит Профессор, делаем вид, что испанский понимаем только с переводчиком! Вообще, этот день точно останется в памяти Силены надолго. Ведь когда еще ей хотелось прикончить кого-то сильнее, чем Фонойосу? — Кинуть все силы на поиски вора! Доставьте мне его в наш «райский уголок». А я пока съезжу в банк и спалю его дотла. Японские несущие стены вновь хором вперили в нее изумленные взгляды. — Расслабьтесь, я шучу. Всего лишь поговорю с управляющим и начальником службы безопасности.

…

На самом деле, в отделении банка она пробыла недолго (потому что еще бы чуть-чуть, и этому землетрясению точно присвоили бы баллы). Новостей от самураев не было, один лишь Кэйташи красной точкой на карте слежения радовал безукоризненной исполнительностью — уже минут двадцать стоял на одном и том же месте. — Надеюсь, там не случится кровопролития. Сделав последние несколько шагов, Токио приблизилась к памятнику, у которого в любое время толпились туристы, не давая спокойно рассмотреть его поближе. Но вот сегодня рядом не оказалось никого. То ли фортуна решила, что пора сделать передышку и не вставлять палки в колеса, то ли окружающие решили держаться подальше от девушки с суровым взглядом, да к тому же во всем черном. — Привет, приятель, — протянув руку, свободную от стакана с кофе, девушка в знак «приветствия» потрепала памятник собаки по бронзовой шее и широко улыбнулась. — Рада знакомству с тобой, красавец. Я — Токио. Хатико, как и положено, молчал и смотрел вдаль, очевидно наблюдая за тем, чего никогда не увидят другие. А может, даже в этом воплощении и времени он не оставлял надежд увидеть любимого хозяина? Вытянув руку и приподнявшись на небольшой постамент, брюнетка теперь свободно обняла собаку за шею и кивнула в сторону его вечного взгляда: — Знаешь, а мы ведь все немного похожи на тебя. Тоже чего-то или кого-то ждем. Тяжелый вздох — катализатор для прорыва наружу разрушительных мыслей, которые в последнее время стали все более частыми гостями. А кто, если не бронзовая статуя, сможет стать лучшим слушателем? — Я вот жду, когда же, наконец, развеется это чертово ощущение западни, и того, что, кажется, самый близкий человек тебя предает. Обещает, что все наладится, что что-то поменяется, а ты все никак не дождешься этого. Не дождешься… Все время думая, почему именно так и чем я заслужила его такое отношение. Наверное — это уже действительно какой-то предел, и кислорода в клетке все меньше и меньше, раз можно позволить себе выговориться, пусть даже оппонент — навеки безмолвен. — А ты - отличный слушатель, ты в курсе? Как и большинство здесь. И я не могу понять до сих пор, раздражает это меня или восхищает. На мгновение Силена допустила мысли о Рене. Он бы точно стоял сейчас чуть поодаль, наблюдая за девушкой со снисходительной улыбкой сильного смелого покровителя, склонив голову набок. Может, даже посматривал на часы в нетерпении, потому как расписание инкассаторов на зубок знал, и не мог позволить себе минуты драгоценные терять. «Смотри, любовь моя — теперь у меня очень много денег, но совсем не осталось минут с тобой», — шепчет лежащая в луже крови после пулевого ранения Силена, и в небо смотрит, не в силах голову повернуть. Знает, что пока не может за ним пойти. Токио глядит неотрывно в сторону не своего теперь, но любимого когда-то самурая, и кивает ему, мол, «можешь оставить меня одну». Она не нуждается в снисхождении или менторстве (Профессор не в счет). Она теперь сама может идти вперед, она самой себе доказала это (осталось убедить в этом ангела-хранителя). Телефон в кармане завибрировал полученным смс: «он у нас». Токио вздохнула облегченно, залпом допив остывший американо, и, изогнувшись, чмокнула пса в нос: — Еще увидимся, Хати. И, да… Рано или поздно мы все получим то, что заслужили. Спрыгнув на асфальт, Аларкон, не оглядываясь, пошла вперед. Образ Рене, приложив два пальца к губам, направил их в спину уходящей девушки, прошептав: «Силена». На одно мгновение Токио вздрогнула, обернувшись… Поцелуй лег на ее губы холодным ветром, проникая в душу осознанием: «можно жить, примирившись во всеми своими жизнями». Ну а пока нужно взяться за воспитание младшего поколения. И не сказать, чтобы в этом деле Рейна Аларкон имела высшее образование.

***

Ее резиденция гудела немыслимым количеством персонала. Оглядываясь на каждого мужчину, Оливейра удивляться не успевала — они все на нее работают или это Кэйташи родню познакомиться привел? Но времени оставалось в обрез. Берлин наверняка уже раскусил ее, хоть и весьма неожиданно дал пригласить себя в антикварный салон под предлогом «выберем подарок стоимостью в частный самолет дорогому гостю, чтоб его». Сняв длинные кожаные перчатки и бросив их в сторону, Токио остановилась, глубоко вдохнув и выдохнув. Даже попыталась улыбнуться, - не вышло, разве что оскал получился правдоподобным). Поправив платье и волосы под недоумевающий взгляд Кэтсуо, босс повернулась к Ючи: — Если вдруг привезут сеньора Берлина, я должна узнать первой. Всем оставаться за дверью, Йошито и Акайо — за мной. Акайо подскочил к двери, схватил за ручку и распахнул настежь. Она сделала шаг вперед, наткнулась взглядом на спину Анибаля, которого ее японские амбалы привязали за ноги к стулу, а в данный момент весьма живописно заносили над ним свои кувалдообразные кулаки: — Стоп! Мальчики, назад. Помахав ладонями, Оливейра проскользнула вперед, и, очутившись перед лицом своего пленника, процедила: — Я хочу быть у него первой в таком важном вопросе. Кэтсуо, вняв движениям пальцев, поставил перед ней стул спинкой вперед, и Токио опустилась на него, экстремально широко расставив ноги для столь откровенного платья. Сняв с маленького пояса любимый мини-револьвер, она направила его аккурат между глаз Кортеса и приторно улыбнулась: — Ну что, малыш Анибаль… Поговорим по душам? Казалось, мальчика это должно немного растормошить. Одно дело — обчищать виртуальный счет, а другое — смотреть на дуло оружия, готовое всадить пулю в хорошенькую кудрявую головку. «Joder, а ведь и правда хорошенькую». Но Кортес прищурился, словно не на разъяренную главу самураев смотрел, а на девчонку из параллельного класса, улыбнулся широко, и, губы облизнув, произнес: — Твой мебельный магазин выдернул меня из-за стола во время обеда. Можно хотя бы воды попросить, а? — Ммм… Графин на столе очевидно привлекал внимание, а взгляд пленника был направлен прямиком в ее колдовские омуты глаз. Кивнув с ухмылкой, Силена изогнулась, подобно змее какой-то редкой, но слишком ядовитой породы (грацией которой можно лишь издалека восхищаться, не приближаясь, жизнь свою оберегая), наполнила стакан и прижала его к себе, на исходные возвращаясь. — Специально заказываю себе эту воду за бешеные деньги. Оно тебе надо — получить счет за оказанные услуги посмертно? Поднеся стакан к губам, она сделала пару картинных «вкусных» глотков, покачивая головой и смакуя жидкость так, словно в стакане — коктейль из дорогущих составляющих. Анибаль вздрогнул, вперед подался, расстояние между ними сокращая опасно, и глаза его желанием загорелись (в надежде утолить сразу всю жажду). Нужно было быть полной дурой, чтобы не заметить эту реакцию. Чтобы ею не воспользоваться. — Совсем устал, наверное, за сегодня, — Токио протянула руку и осторожно коснулась его кудряшек. Приятное покалывание под пальцами предательски трансформировалось в теплое ощущение, окутавшее все тело. Сам Анибаль прикрыл глаза, блаженно улыбаясь, изгибаясь в такт движению ее ладони. Силена поднесла к его губам граненый край с легким отпечатком помады (черт, уже даже косметике нельзя верить), и слегка надавила. Приоткрыв один глаз, парень хмыкнул, и сделал несколько жадных глотков. — Не хочу обижать тебя или твоих ручных панд, но я сам захотел попасться. — Очень зря захотел. Надо было бежать так же быстро, как ты бегал от нас по Европе, — откинув стакан в сторону (разлетевшиеся по сторонам осколки зазвенели оскорблениями ее разгулявшимся нервам), она обхватила ладонью его челюсть и потянула на себя. Дуло револьвера с едва различимой гравировкой «por Tokio» (острое зрение все еще было при хакере) холодом опалило линию скул, очерчивая их по каждому миллиметру. Его дрожь была ощутима. Силена искренне оценила эту выдержку, совсем юнцам не свойственную, но бросить игру не смогла, потому что, даже пока проигрывая по всем фронтам, она все равно упрямым танкером двигалась напролом. В глазах Анибаля плескался страх напополам с настороженностью. «Давай, Токио, три шага вперед, надави, и…» Но тут совершенно неожиданно его ладонь легла поверх ее кисти, и несколько узоров, оставленных его пальцами, невидимыми отметками въелись под кожу. Дуэль взглядов заискрилась в воздухе статическим электричеством. Только у Токио оно было колким, агрессивным, защищающимся (грозящим полруки оттяпать и сердце остановить, если сунешься), а у Кортеса — сквозило тепло и мягкость. Силена слишком привыкла к темноте своего мира, солнечный свет пугал и заставлял искать укрытие понадежнее. — Связать тебе руки что ли? — задумчиво проговорила Оливейра, отстранившись. — А-то распускаешь их не вовремя и не к месту. — Ты можешь даже меня убить, но не сделаешь этого. И дело даже не в деньгах, потому что своими талантами и руководством ты заработаешь столько же очень быстро, — Анибаль взглядом в пол уткнулся, будто оттуда текст суфлера читал, но на деле нет – с духом собирался, — а в том, что ты не такая, Токио. Быть может, весь этот антураж мамочки самураев и репутация плохой девочки заставляют имидж поддерживать, но… тебе нужен повод. Куда более веский, чем хищение бабла со счетов. Она смотрела на него в ответ на монолог поразительно долго, думая «откуда у тебя на пороге двадцатки такие способности, мальчик?», но оцепенение быстро ушло, уступив место перманентному раздражению. — Скажи, ты так упорно нарываешься собрать коллекцию наших пуль только потому, что засранец редкостный? Или просто адреналиновый наркоман, которого возбуждают пистолеты у виска, автоматная очередь в спину, - нужно промолчать, что Найроби тогда стреляла по нему холостыми, - и проклятья из каждой, подвластной нашей банде, страны? Жаль, что твои родители не объяснили, милый, что радиус поражения молнии всегда локального характера, и последствия легко ликвидируются. По внезапно ощетинившемуся виду парня стало ясно, как Божий день, что тема затронулась болезненная. По скопившимся в уголках глаз слезах, и вздрогнувшим губам, что очень. Как игрок в теннисном матче, Силена ждала ответа (тщетно надеясь, что Кэтсуо сможет повторить путь хакера, которого она тут так яро на прочность проверяла), ожидая, наконец, разрешения ситуации в свою пользу, ибо уродовать это сладкое смазливое личико не хотелось совсем. — Значит, о родителях моих узнала, — облизнув губы пересохшие, парень на спинку стула откинулся и глаза зажмурил. — Только это не поможет в нашей щекотливой ситуации. Кстати, охренительное платье, но сеньор Берлин не достоин видеть такую красоту. Не выдержав, Токио развеяла поток речей одной звонкой пощечиной. — Где мои деньги? — Сходи со мной на свидание, и я верну все до последнего евро. Прозвучало это так внезапно и обезоруживающе, что повлекло за собой ошеломленную тишину (спасибо еще, что хоть ее секьюрити по-испански не особо догоняли), во время которой сеньорита Аларкон во все глаза смотрела на Кортеса. Спустя какое-то время помещение заполнил искренний смех с нотками тотального удивления. — То есть, вся эта хрень с деньгами, стоившая мне нервных клеток, ресурсов, убитого времени… ради того, чтобы на свидание пригласить? На каком сайте анонимных конченых идиотов ты почерпнул эту ебанутую идею? — Как только ты отправила обратно мой подарок, сеньорита Оливейра. Мне нужен был повод удивить еще сильнее. Рука, сжимавшая револьвер, безвольно упала, вдоль тела повиснув. Силена уперлась подбородком в бортик стула и вот наверное только сейчас в полной мере осознала, почему Профессор столько времени убил на поиски и заманивание Анибаля — эти бы таланты, да профессионалу под контроль. Иначе как подросток один справится со всеми своими супергениальными идеями из кудрявой головки, которую в любой момент может прострелить чья-либо пуля? — Ну так что? На языке крутились самые отборные ругательства. — Нет. — О, ну тогда стоит рассказать сеньору Берлину о нашем маленьком инциденте. Ему будет в радость потешить свое самолюбие и помочь с разгадкой такого дела. Сядете вместе, устроите мозговой штурм за рюмкой саке, от которого тебя, держу пари, тошнит уже. Может, что-то придумаете. Но как быть с тем, что бизнесы сеньориты Аларкон требуют ежесекундного диалога с ее банковским счетом? Анибаль и сам не знал, откуда в нем столько решимости и дерзости (или знал, однажды подслушав Профессора и услышав его нервное: «главное правило – обходиться без жертв»), но сейчас было уже поздно сворачивать назад — он обчистил счета самой опасной, резкой и неподвластной контролю женщины, которая овладела его разумом, пуская по венам свои ведьминские чары. Парень почему-то часто проводил такую аналогию (слишком уж бездонными были ее глаза, слишком обольстительной улыбка, соблазнительным образ). Токио явно повидала в жизни все — и самое лучшее, и самое худшее. И явно бы ни за что на свете не остановила бы взгляд на обычном парне, моложе на десяток лет. Выйди он на дорогу перед стремительно несущейся Мазерати токийской сеньориты, с уверенностью мог бы сказать, что она точно не нажала бы на тормоз, уходя в дрифт ради него (одним меньше, одним больше, да и перед Профессором, в случае чего, можно оправдаться, что дурачок сам виноват, а скорость ее езды была официально разрешена). Поэтому, пришлось действовать подвластными методами. — Я… Снаружи дверь толкнули, нагло нарушая процесс допроса. Силена подскочила, разворачиваясь к Ючи и его огромным от ужаса глазам. — Сеньорита Аларкон, сеньор Берлин угнал машину, оставил Кэйташи в антикварном салоне, и приехал сюда… Он здесь. Он на первом этаже. Сердце забилось сильнее, нагло подбираясь к горлу, Токио оглядывалась с одного охранника на другого, ожидая, что они сейчас вперед кинутся и побегут скручивать нежданного посетителя, но они стояли и глазами хлопали. — Ой, кажется, мозговой штурм может состояться еще раньше, — хихикнул Анибаль. — Познакомишь меня с Берлином, Токио? — Заткнись, — прорычала девушка. В ее голове уже созрел какой-никакой, но план, и она повернулась к мужчинам в черных костюмах, спасая их от безмолвной паники. — Ючи, Йошито — вперед, проверьте его на всех металлоискателях, Акайо — бери Кортеса и выводи его через черный ход. — Но-но-но, мы, кажется, не закончили разговор. Анибаль улыбался так нахально, словно битву выиграл. Обвел вокруг пальца, победил. Еще чего. — Закончили. Сейчас тебя увезут за город и закопают заживо. Было приятно познакомиться! Развернувшись на каблуках, она почти сделала шаг в сторону выхода, но ощутила вновь его прикосновение к ладони. Обернулась, наткнувшись на эти глаза — милейшее зрелище, не признать нереально… Максимально грубо спросила: — Что? — Одно свидание, Токио. И я больше не побеспокою тебя. — Сеньорита Аларкон, сеньор Берлин уже по лестнице поднимается. — Черт с тобой, я согласна. Согласна, понял? Пришли мне потом время и место. — Отлично, — Кортес ослепил счастливейшей улыбкой. — Тогда я пойду. Мне нужно время подготовиться. До встречи, Токио. И пожалуйста, не отправляй никого за мной следить. Лучше позаботься о Берлине. Когда адреналин начинал завладевать телом, способность ясно мыслить парализовывалась. У Силены и до этого наблюдались большие проблемы с самоконтролем. Вот сейчас, например, ей до ужаса хотелось послать все к чертям, пустить отряд за Кортесом, запереть где-нибудь Берлина до востребования, а самой наплевать на все и рвануть лечить нервы к Найроби. Наверняка, та смогла бы в легкую организовать неофициальную встречу всей банды для личного знакомства. Но реальность, как правило, сурова, и вот ты уже не безбашенная сумасбродная девчонка, а женщина-руководитель, от которой ждут решений и распоряжений. — Ладно, собрались. Напоминаю еще раз, что ни единого слова нашему гостю не должно быть проронено! На всех постах по одному человеку. Отменить слежку за Кортесом, к нему мы вернемся завтра. Позвоните кто-нибудь Кэйташи и успокойте его — как бы бедняга себе харакири в расстроенных чувствах не организовал. Остановившись посреди кабинета, Токио задумчиво провела пальцем по губам, притоптывая туфлей по полу. — Джун, Ючи — бегом к Берлину! Напоите его чаем, задержите еще минут на десять, мне нужно сделать срочный звонок. Всем все понятно? — подняв ладони вверх и согнув все пальцы, кроме указательных, она сделала плавное движение вниз ровно в момент синхронного кивка персонала, и хмыкнула. — Если решим все наши проблемы за ближайшие сутки — премирую всех внепланово. — Здесь есть кто-нибудь? — раздался совсем неподалеку где-то баритон с легкой хрипотцой. — Шевелимся, амигос! Наконец, все как будто очнулись и забегали, выполняя приказы, тогда как Токио, приподняв платье, уселась в любимое кресло и принялась быстро листать список контактов банды. У Манилы там сезон дождей, Богота явно погряз в алиментах, Палермо — сразу нет, ибо его язык-помело тут же сметет всю информацию в сторону алтаря жертвоприношений боженьки Андреса. Все остальные — тут же сдадут Профессору (Денвер не в счет, но и свободного, вне оборота, у него никогда особо и не было). Остается лишь вызванивать столицу Кении. По помещению поплыли гудки. Секунды ожидания растянулись в настоящую микро-вечность. — Твою мать, да ответь же! — Но-но-но, я быстра, как ветер! Знала бы ты, какое расстояние мне пришлось пробежать спринтерским забегом из подвала, едва Бахтиар оповестил о звонке синьориты Токио! Кстати, ты слышала хоть раз, с каким благоговением каждый из них произносит твое имя? Построила Японию, перешла на Пакистан? — приблизившись к экрану и заметив напряженное лицо подруги, Найроби решила отложить обсуждение до лучших времен, и, нахмурившись, произнесла, — выкладывай, детка, я слушаю. — Я напишу тебе лучше. И правда, напечатать вопрос «займешь мне до завтра шесть миллионов шиллингов?» оказалось намного проще, чем решиться его произнести. По тому, как взлетели в удивлении брови девушки напротив, Токио осознала, насколько же странно это всё сейчас выглядело. Странно и позорно. — Не буду ничего спрашивать, ибо по выражению лица сразу понятно, что у вас там нечто экстраординарное. Только вот детка, я не смогу столько… Партия бумаги пришла хреновая, и все мои станки встали. Максимум, что могу — это около двух в евро отправить. Прикинув примерно сумму, и на что ей это могло бы хватить, Оливейра ощутила легкую волну паники. Но ничего не поделаешь — нужно взять себя в руки и действовать уже по ситуации, импровизируя. («Запомни, Токио, чем меньше импровизации и больше следования четкому плану, тем лучше» — совсем некстати вспомнились очередные нравоучения Профессора). — Лучше, чем ничего. Спасибо, Найроби. Обещаю, что расскажу тебе все… при первой возможности. Приложив кончики пальцев к губам, Токио направила их в сторону девушки, и завершила вызов.

***

Спускаясь по лестнице вниз, Оливейра вся подобралась, когда в поле ее зрения нарисовался Берлин: в идеальном костюме-двойке песочного цвета, с небрежной укладкой и улыбкой, больше напоминавшей оскал; он всей своей сущностью распространял эти хищные флюиды: «лучше не подходи ко мне близко». Но тем не менее, едва завидев Токио, он раскинул руки в разные стороны, сделал несколько шагов навстречу и продекламировал громко, с интонацией и явно четко расставленными знаками препинания: — Сеньорита Аларкон! Как я рад наконец-то, познакомиться лично! Так страстно ждал этого момента, что не смог устоять перед превышением скорости на каждом повороте. Надеюсь, Вы простите мне эту маленькую слабость? — Конечно, прощу, сеньор Гальярдо, — растянув губы в издевательской ухмылке, процедила в ответ Силена. — Все штрафы я пришлю Вам на электронную почту, а харакири водителя будет на Вашем личном счете. Неплохо для первого визита в Японию? Ах, впрочем, Вы наверное устали с дороги? Я готова показать комнату. — Не время отдыхать, ведь нам еще нужно обговорить предстоящий прием! Но я не откажусь, честно говоря. «Позер», — чертыхнулась про себя Силена, и сделала приглашающий жест рукой в сторону коридора. Его слегка удивленное выражение лица в ответ стало поводом для маленького злорадства (что в моменте даже доставило удовольствие, ибо «спальную комнату только не на первом этаже!»), но Адрес был бы не Андресом, если бы позволил себе среагировать. — Ох, Токио, Токио… Ведешь себя, как маленький ребенок, — все так же ухмыляясь, еле слышно проговорил Берлин. — А ведь с виду — серьезная женщина, управляешь целой империей… Профессор, я уверен, где-то про себя гордится тобой, как никем. — Ты сюда по работе приехал, или проповеди мне читать? Учти, я не собираюсь упражняться с тобой в остроумии, и размещаю у себя только по просьбе Профессора, который о тебе, почему-то, как о родном печется. Поэтому давай не будем друг друга на прочность испытывать и яйцами мериться, а? — Сеньорита Токио, — едва ли не нараспев ответил мужчина, — неужто Вы откажете гостю в желании узнать Вас получше? Должен признать, что в гневе Вы просто прекрасны. — Если это — твой потолок комплиментов, то я серьезно удивлена, что в твоем личном деле проходят аж пять жен. О, а вот и комната. Выбежав вперед, девушка толкнула дверь и махнула рукой, мол, двигай, друг. Берлин сделал шаг вперед, и по его сдвинувшимся к переносице бровям стало понятно, что все старания подготовки апартаментов были не зря. В какой-то момент раздался его тяжелый вздох. Кинув взгляд на кровать и узрев пачки сигарет, мужчина развернулся к Токио и с ухмылкой процедил: — Что это значит? — О, сеньор Берлин, только ленивый не оповестил меня о том, какой Вы эстет. А что может быть более возбуждающим, чем быть человеком мира и спать в его окружении? Она встала возле двери, сложив руки на груди. В конце концов, сегодняшнему до крайности нервному дню нужны какие-то положительные просветы, а что может быть лучше, чем поиграть на нервах гостя? (идеальная первая встреча, ничего не скажешь). — Хочешь сказать, что тебя это возбуждает, Токио? — она пропустила момент, когда мужчина оказался ровно перед ней. Слишком близко перед ней. Настолько, что она уловила яркий аромат корицы и мускуса. — Ох, милый, милый Берлин, — с нарочитым придыханием и томностью в голосе пробормотала Силена, наигранно робко заглядывая ему в глаза. Аккуратно коснувшись шеи, пробежалась по ней пальцами, улыбнувшись в ответ на его широкую улыбку и паре знакомых бесов в его глазах, которых, так или иначе, знает любая женщина, волнующая мужчину. Едва Берлин чуть подался вперед, он тут же замер, почувствовав холод от дула мини-револьвера, уперевшегося в его живот: — Больше всего меня возбуждают хруст переломанных костей и пульсация пули в человеческом теле. Хочешь сказать, что ты хочешь это проверить? Дуэль взглядов схлестнулась двумя разрушительными энергиями. Кажется, даже воздух вокруг настолько наэлектризовался, что грозился убить любого стороннего случайного наблюдателя. Если бы люди были явлениями, то Андрес де Фонойоса тотчас превратился бы в радиацию. — Токио, Токио, — улыбнувшись широко, Берлин головой покачал, и, накрыв дуло ладонью, потянул его вверх, направляя ровно посередине лба. — Вот так вернее, если навсегда. Учись, пока живой. Сделав шаг назад, мужчина развернулся, и, прищурившись, стал разглядывать окружающие его предметы. — Стоило составить этот райдер только ради того, чтобы посмотреть, сколько пунктов перевернет на 360 градусов твоя мятежная душа, — опустившись в кресло, мужчина свел ладони вместе, соприкасаясь кончиками пальцев. Его темные глаза принялись сканировать «коллегу», застывшую на пороге (Силена никому и никогда бы не призналась, что в тот момент ощутила себя кроликом в логове удава). — Наличие нужной машины меня приятно удивило, правда. Все-таки, авторитет Профессора ты признаешь и не хочешь превращать нашу первую встречу в банальную перестрелку. — Серьезно? Это ничего не значит. — Оставь эти сказочки, Токио. Это Профессор у нас — пацефист, я же — далеко не такой. Порядок — это прекрасно, но миром правит хаос, уж тебе ли не знать? Сердце предательски замерло, но это ощутила лишь Оливейра. Когда паранойя стала ее постоянной спутницей? Потому что сейчас, например, в ее приступе она отчетливо представила, как каждый член банды получил скриншот с нулевым балансом ее счетов и смеющимся лицом Анибаля где-то в уголке. — Кстати, сеньорита Токио… Как там Кортес? Еще не завалил букетами цветов и признаниями в любви цветными мелками на асфальте? — Только не говори мне, что по такому сценарию ты соблазнил свою первую женщину. Каким бы говнюком ни был этот хакер, изначально в его поступке не было желания унизить или подорвать ее авторитет. «Уу, детка, да ты меня пугаешь, — протянул внутренний голос издевательскими интонациями Найроби». И плевать. Пусть сама Токио готова была разорвать воришку на миллион Кортесов, ее самолюбие отчего-то уязвлено реагировало, когда вопроса его личности касался кто-то другой. А уж Берлин — в особенности. — Я куда более элегантен и изобретателен в вопросах любви и ухаживаний. — Менять раз в неделю лоток Палермо не считается особым видом элегантности. — О, к Палермо нужен куда более деликатный подход… — Фу, я не хочу об этом знать! — Очень зря. Быть может, научилась бы мужчин очаровывать без последствий. Хотя, надо признаться, твоя японская армия меня впечатляет… Да-да, входите! Внутрь, почтительно склонившись, зашла Джун, подталкивая вперед себя двухэтажную тележку, на верхнем ярусе которой стояла глубокая тарелка, источавшая весьма и весьма соблазнительный аромат. — Когда ты нахрен успел заказать себе том-ям? — удивилась Силена. — Очень интересная история, — склонившись над тарелкой и вдохнув пряный аромат, мужчина блаженно ухмыльнулся, — и она приключилась, пока я бродил по антикварному салону. Значит, держу в руках морскую карту почтенного Идзаки Матомэ, — к слову, он был военно-морским деятелем и вице-адмиралом, — и провожу ассоциативный ряд. Вспоминаю о креветках и своем пустом желудке, а мимо по улице как раз проезжает машина доставки какого-то тайского ресторана… и, бинго! — я понимаю, что хочу этот шикарный пикантный супчик. Настоящее чудо, сеньорита Аларкон, что у Вас служат такие высококлассные повара. Несмотря на свое строжайшее воспитание, Джун зарделась. Заметив это, Оливейра закатила глаза и направилась к двери, бросив напоследок: — Созвон с Профессором через двадцать минут, телефон тебе принесут прямо сюда. На прием выезжаем через два часа. И, Берлин, — схватившись ладонью за косяк двери, Токио изогнулась, повернувшись к мужчине, — не смей там флиртовать со всеми напропалую, они не оценят. Тем более, если мы представимся, как… Девушка, подумав об этом, неосознанно скривилась. Берлин подался вперед (ну чисто ученый, наблюдающий за подопытным), иронически поддев: — Ну же, скажи это вслух, Токио! — Пошел ты нахер. — Нет, не это. Давай, ты сможешь, я верю. — Ешь, остынет! — Я был о тебе лучшего мнения… — Блять, если мы представимся, как будущие муж и жена! Как отвратительно это звучит, с ума сойти. Она покинула комнату под его издевательский хохот.

…

К вечеру Токио решила сменить одно черное платье на другое, внеся минимальные коррективы в свой аутфит. Она уселась в лимузин, расправив пальто. Тяжело вздохнула. — Сеньорита Аларкон… — Все в порядке, Кэйташи. Ты ни в чем не виноват. — Я виноват, я должен был лучше следить за гостем… — Можешь не переживать, серьезно — этого человека невозможно отвлечь нечетко продуманными планами, а мы импровизировали на ходу, — проверив содержимое своего клатча, она вытащила наушник и закрепила его в ухе, прикрыв волосами. — Возьми с собой мой револьвер, передашь мне, как только мы с Берлином пересечем фойе. Нервничаю, когда не имею с собой хотя бы минимального арсенала. Да где ж он, блять, ходит? Двери распахнулись ровно на последних секундах гневного возгласа, на который молниеносно последовал фирменный ироничный ответ с саркастичным подтоном: — Я уже здесь, милая. Чертовски хорош, привлекателен в этом костюме и свеж после душа. Костюм, кстати, сел идеально! Неужто нужно благодарить тебя, дорогая? — Ты решил сегодня перепробовать в обращении все прилагательные? — опасно сузив глаза, процедила Токио, постукивая ногтями по поверхности сумочки. — Не трепи мне нервы, они не стальные. А мерки мне прислал Профессор, так что все слова восхищения в ту сторону, пожалуйста. — О, и как я сразу не догадался? Лимузин сдвинулся с места, плавно выезжая за ворота дома Рейны Аларкон. Следом тронулись две черных Toyota с ее самураями. Одна из машин тут же выехала вперед, а вторая «села на хвост».

…

— Ты уже решила, кем представишь меня сегодня? — будничным тоном осведомился внезапно Берлин, хотя до этого они провели почти полчаса в машине в прекрасном, восхитительном молчании, во время которого Токио ехала, прижавшись лбом к стеклу и умоляя все известные ей высшие силы, чтобы сегодня ничего не запоролось, а сам Андрес прижимал к себе антикварность, стоимостью в частный самолёт с таким видом, словно оставь их наедине в одном помещении, и пару оргазмов тантрических его настигло бы его влёгкую. — У меня есть целый список — дворецкий, чистильщик обуви, мой личный телохранитель… Выбирай, что хочешь. — О, сеньорита Токио, хватит играть эту дешёвую комедию. У нас серьезная встреча. — В ходе которой я, как ты правильно подметил, буду комедийно выглядеть, говоря всем о том, что ты — мой жених. Быть может, ограничимся кузеном? — По отцу? — Нет. — По матери? — Нет. — Да что с тобой не так? — Я не хочу так оскорблять своих родителей и их гипотетических родственников! — Мне что, позвонить Профессору? — Чуть что, сразу папочке жалуешься? — фыркнула Силена, сложив руки на груди. — Ладно. Они не будут особо допытываться, не такие это люди. Но… никаких лишних подробностей! Ты свалишь к себе, а мне потом последствия разгребать! Кстати, если что, это я тебя бросила — оповещаю заранее. — Чего? Я всегда ухожу первым! — Ну вот, считай, что наконец-то эта несправедливая традиция будет прервана. Все, ни слова больше! Тот сжал челюсть так сильно, что, кажется, было слышно скрежет зубов. Оливейра перевела на него взгляд и еще сильнее нахмурилась. Нет, совершенно непонятно, чем объясняется его такая бешеная популярность? Стиль управления у него — вальяжно-себялюбивый, сначала — удовлетворение собственных нужд, а уже после — занятие общими делами. Решает харизма? Тоже сомнительно. На одних харизме и обаянии далеко не уедешь. Его страхует Палермо, который скрывает свой гениальный интеллект? Возможно, на фоне слепого обожания Мартин и выдает божественные умственные деяния, но… Каким же чертовым образом в конце каждого месяца всегда лидирует Фонойоса? Почему она, научившаяся управляться не хуже, стабильно вторая или даже третья? (иногда ее теснит Найроби, но в такие моменты Токио до мурашек нравится слышать радостные вопли подруги, у которой из развлечений — печатные станки да зебры с жирафами, спокойно прогуливающиеся на заднем дворе… Одного из жирафов она, кстати, назвала Андресом). Одно известно точно — Профессор ОЧЕНЬ лоялен к Берлину. — Токио, подержи вазу, мне надо галстук поправить, — тем временем попросил Фонойоса, и, словно священный Грааль, передал спутнице подарок министру. Она пару раз сделала вид, что кидает ее на пол, даже демонстративно выпуская из рук на пару миллиметров полета, но его суровый взгляд в ответ подействовал успокаивающе. Ваза, в конце концов, не виновата. — Я ознакомился с его досье, кстати. Надеюсь, информация верна и он действительно ценит искусство. — О, ты даже не представляешь, как. После приема число твоих поклонников может увеличиться… Хорошо, что последние слова Силены потонули в оглушительном автомобильном сигнале. Они были на месте.

…

И снова понеслась обожаемая череда поклонов, которые в первые секунды встали поперек горла (единственным развлечением Токио стало регулирование степени сгибания спины Берлина посредством щипания рук, шлепания по ладоням и иных мелких садистских радостей). Они ждали министра, который задерживался, но, к сожалению, уже успели представиться парой. — Поздравляем Вас, Рейна-сама, сеньор Гальярдо, — немного смутившись от пристального взгляда Андреса, пробормотала руководитель одного из курируемых Силеной фондов помощи детям-сиротам Али Юмихура. Натянув на лицо счастливую улыбку влюбленной (какой кошмар) невесты (просто ужас), Оливейра все же ощутила, как дернулся глаз и спину окатило неприятными покалывающими ощущениями, потому как прекрасно предугадала, к чему все идет. Начинать озираться по сторонам в поисках путей для отступления уже поздно, да и ее ладонь на согнутом локте де Фонойосы оказалась чуть ли не намертво прижата к его боку. Найроби, конечно, свое обещание выполнила и деньги переслала, но это явно и не треть той суммы, на которую рассчитывает сейчас эта акула с лицом юной девственницы. «Не тяни, Али, ты и так загнала меня в угол». — Рейна-сама, близится дата обновления поступлений, но я бы хотела решить все сейчас, в менее официальной обстановке. Дело в том, что мы заключаем контракт… Вся дальнейшая речь женщины слилась в одно длинное «блаблабла», во время которой Токио настолько напряглась, что ощутила свой собственный пульс в ушах и недоумевающий взор Берлина ровно у ее виска. Блять, нужно срочно начинать брать уроки актерского мастерства! — … и, если Вам будет удобно, мы могли бы решить этот вопрос прямо сейчас. — С большим удовольствием, — с легким нервным смешком ответила Силена. Сообразив моментально, как это было глупо и палевно, она тут же встряхнулась, расправила плечи и фирменным снисходительным взглядом вкупе с самой очаровательной улыбкой одарила госпожу Юмихура, — но, к сожалению, сегодня утром в банке проводились какие-то сервисные работы, и онлайн-доступ к кабинетам все еще не восстановили. Так что… Похлопав Андреса по другой ладони, лежащей на его животе, Токио повернулась с самой нежной и заискивающей улыбкой, вылив в эту фразу, кажется, весь годовой запас своих слащавых интонаций: — Если мой дорогой Фердинанд сделает это за меня, будет чудесно. Просто он ведет дела лишь с немецкими банками, а у них там везде и всюду — швейцарская точность. Если Вы понимаете, о чем я, Али-сама. Настала очередь Берлина пытаться скрыть свой охреневающий взгляд. «А что ты думал, МИЛЫЙ, тебе все здесь бесплатно достанется?» Но этот мужчина явно был лучшим в искусстве притворства, потому как в мгновение ока обратился в саму заботу и очарование, слепя белозубой улыбкой. — Я с удовольствием оформлю перевод ради благого дела! Давайте отойдем чуть в сторонку и обсудим все детали. Рейна, дорогая, ты с нами? — в глазах Фонойосы бегущей строкой шло прямое послание Токио: «отдашь мне все до последнего евроцента». — Нет, мне нужно ненадолго отлучиться. Прошу меня извинить. Секундой ранее она завидела в дверях еще двух своих японских деньгососов и поняла, что надо ненадолго пропасть из виду (а там, глядишь, доедет министр и все переключатся на него), поэтому тут же отправилась в сторону фойе. — Кэйташи, револьвер, — повернувшись к нему спиной, ожидая, пока помощник вложит в потайной карман оружие, Силена едва слышно прошептала, — как обстановка? — У меня тихо, — по-испански проскрипел мужчина. — Только вот Ючи, кажется, заметил что-то… — Что именно? Обернувшись в сторону «жениха», который все еще стоял с Али, она, вроде, не нашла ничего необычного. Берлин, как Берлин. Все так же бесит и раздражает одним своим видом. — Он как будто чем-то обеспокоен. — Да вроде бы, все как… Стоп! В какой-то момент черты лица Фонойосы застыли, словно маска, и он уперся взглядом в угол, который отсюда виден не был. Али что-то ему говорила (конечно, как она могла упустить такой денежный мешок), но он просто выпал из беседы. И это насторожило. Очень серьезно. Токио отвернулась к помощнику, дотронулась до наушника в ухе, активируя связь: — Ючи, куда он смотрит? Кто там? — Не понимаю. Но в том направлении сейчас стоят Ваши партнеры из автоконцерна и… Какая-то девушка с рыжими волосами. — Японка? — Нет. Впервые ее вижу. Силена сжала руки в кулаки, царапая ногтями кожу. Черт, ведь предчувствовала неладное! Ебучий Фонойоса! Она могла разобраться с кем или чем угодно, будучи Токио, но рисковать репутацией Рейны Аларкон — значит подвести не только себя, но и своих людей, и Профессора. Эти приемы и в одиночку-то переносились тяжело, и напряженно, а сейчас приходилось следить не только за собой, но и за Андресом. — Ючи, наблюдай за ним очень пристально. Если эта рыжая еще раз появится, Кэйташи садится ей на хвост. А я пока пойду и прижму за яйца этого ублюдка. Не думала, что в нашем приглашении на двоих значилось еще и «+1».

…

Сеньор Гальярдо уже издалека заметил ее приближение, натянув на лицо восхищенную улыбку блаженного придурка. Однако ладонь, сжимавшая ножку бокала с шампанским, была заметно напряжена. «Сукин ты сын». — Милая, ты вернулась! Что-то долго. Я уже успел расстаться с целым состоянием, параллельно задаваясь вопросом, а что же случилось с твоим? — Дорогой, ну как же совместный бюджет? Тебе ведь по душе статусные и занятые женщины, вот он — мой способ оставаться своей в этом обществе. Андрес убрал бокал на поднос проходившего мимо официанта и протянул руку Силене, приглашая ее на танец под включившуюся медленную мелодию. — Что со счетом, Токио? — Сервисные работы, Берлин. Сегодня я полностью твоя содержанка, ты рад? Фонойоса очень сильно пожалел, что обещал Профессору перед поездкой вести себя спокойно и не ссориться с этой девчонкой. — Счастлив. Быть может, свяжемся с Халилем, он поможет? — Не стоит. «Держись, только не подавай виду». — Я ведь переживаю за тебя, Токио. Конец фразы оборвался инстинктивным напряжением мышц, и взглядом вдаль поверх головы девушки. — Шею свернешь, милый. Возраст уже не тот, будет сложно лечить. Кого ты там увидел? — Никого, все в порядке. В проеме двери объявился распорядитель приема, который объявил о долгожданном прибытии Харуки Мирамари. Ну почему, почему все всегда случается настолько не вовремя?

…

Берлин и правда стал центром вечера, а их помолвка (где ж ваше консервативное воспитание, уважаемые жители Японии?) — главной новостью. Оливейра тысячу и один раз пожалела, что они не обговорили историю их знакомства заранее, и теперь приходилось импровизировать, при этом стараясь не выглядеть по-идиотски. — И вот после этого я понял, что жить без нее не могу, — подытожил Гальярдо очередной поток слащавых речей. Рейна, занятая в тот момент наблюдением за Ючи, вздрогнула, мысленно выругавшись, что снова упустила суть очередного вранья. Оставалось надеяться, что в этих фантазиях на ходу он не превратил ее в очередную сумасшедшую фанатку, которая брала кумира измором. — Его речи — услада для ушей. Обожаю его слушать! — кивнула Аларкон несколько раз, принимая очередные поздравления. «Сеньорита, я только что увидел, как эта девушка спустилась со второго этажа», - раздался в ухе скрипучий доклад Ючи. Она мгновенно похолодела, начав лихорадочно размышлять. Что эта рыжая забыла на втором? Все необходимые комнаты для гостей — здесь, в пешей доступности, дальше нужных территорий никого не пропускали. На мгновение прикрыв глаза, Токио вызвала в памяти план дома министра, который изучала буквально накануне. Ровно над залом, в котором они находились сейчас, была личная галерея Харуки с уникальными и баснословно дорогими экспонатами — основная гордость чиновника. Берлин очевидно вел себя странно, хоть и изо всех сил старался виду не подавать. Оливейра вспоминала его личное дело, подробностями которого при личном созвоне как-то скупо поделился Профессор. Что же там было? Не рэкет, не ограбления с мокрухой… Блять. Кража антиквариата. — Постой-ка, — стальной хваткой обвив запястье Берлина, Токио утянула его в сторону. Как же ей хотелось в этот момент разрядить в него всю обойму! Но, увы. — Быстро говори, кто здесь был? Мне доложили, что ты наблюдал за какой-то рыжеволосой сучкой. Кто она? — Я не понимаю. — Хватит, — оборвала она почти утробным рыком. — На втором этаже этого поместья находится охренительно дорогая коллекция антиквариата, которую министр всю жизнь собирает, и, твою мать, как же я не предугадала, что у тебя, психопата конченного, случится рецидив? Говори, иначе моим парням придется скрутить тебя у всех на глазах. Готов расстаться со статусом и авторитетом? — Я не причем, — ощетинился Андрес. — Из нас двоих больших психопат — это ты. Я не уверен, она ли это, но… — Но? Блять, быстрее, Фонойоса! Кто это? — Моя бывшая жена Татьяна. Оливейра отпустила его руку и прикусила губу, сдерживая поток самой черной брани, осевшей у нее на языке. — И? Что она здесь забыла? Имущество не доделили, алименты не платишь? Ну? Внезапно над их головами словно что-то лопнуло, и резко погас весь свет. Машины на улице завыли на разные тона в унисон с раздражающим писком пожарной сигнализации. Управляющий призвал всех сохранять спокойствие и проследовать на выход. Берлин в этот момент едва заметно ухмыльнулся, подтвердившись в своих догадках. А Токио тем временем утянула Андреса за колонну, припечатала его к стене и схватила за лацканы пиджака, притянув ближе. — Думай, Берлин. Думай. Иначе мы окажемся в полной заднице. Судя по хмурому выражению лица мужчины, эта задница, в принципе, уже наступила. Губы девушки вздрогнули, а на глаза сами собой навернулись предательские слезы. — Что она украла, Андрес? — Не могу сказать точно, — проговорил он обреченно, отстранившись. Его дыхание заметно участилось, и кисти рук задрожали. Сжав пальцами переносицу, мужчина выпалил на одном дыхании (и в тишине эта фраза прогрохотала ударом молнии): — Но думаю, что катану. Катану с «изумрудом Рокфеллера». Токио показалась, что она ослышалась, поэтому неверяще качнула головой и уставилась на Берлина, словно в ожидании теперь уже правдивого ответа. Но время шло, а молчание все сильнее оседало на плечи, придавливая к полу. Она тихо рассмеялась, прикрыв рот ладонью. — Нет-нет-нет, только не это, Берлин, нет. Грудь сдавило стальными тисками паники. — Ищи ее, Берлин, из-под земли достань, если понадобится! Ты знаешь, кто подарил Мирамари эту катану? А твоя конченая бывшая знает? Нет? — Кто? — Кумитё Синода — второй по важности человек. Угадай, где? Ну же, ублюдок, угадай! У якудза, Берлин, у якудза, понимаешь? Голос Силены дрожал. Андрес явно ахренел катастрофически. Она обязательно еще осадит себя за эту слабость на глазах у Фонойосы, просто не сейчас. Столько работы, столько усилий по налаживанию нейтралитета с якудза, столько очных встреч, закончившихся перестрелками и жертвами… Все это, словно в мелодраме, промчалось перед глазами, нависая угрозой над всей жизнью Оливейра в Японии. — Ты куда? Ноги сами понесли к выходу. Нужно быстрее уходить, чтобы наконец вдохнуть полной грудью, а не рухнуть прямо тут от бессилия. Охранникам понадобится совсем немного времени для обнаружения пропажи, якудза узнают об этом вторыми, прошерстят список гостей и сложат два и два. Остается лишь запускать обратный отсчет до момента появления посыльного от кумитё на пороге дома Аларкон. — Охрана же ясно сказала «на выход»! — огрызнулась Токио и взмахнула рукой, когда Берлин явно для вида попытался за нее взяться. — Прямо сейчас начинай связываться с Профессором, пусть хоть всю Южную Азию к спутникам для слежки подключает, и ищите свою Татьяну! Думай, вспоминай, анализируй — где она может быть сейчас? Кэйташи, — обратившись к охраннику через «ухо», она на мгновение судорожно выдохнула, когда они, наконец, вышли на улицу. — Отправь наших в аэропорт, на вокзал, пусть патрулируют каждый выезд из города! Не дайте этой воровке сбежать! — Это бесполезно, — хмыкнул Андрес. — Бесполезно, говоришь? Тогда начинай составлять завещание, потому что обратно к себе ты вернешься в паре-тройке цинковых ящиков! Все, вперед! Поедем раздельно. Фонойоса еще что-то говорил в спину (на самом деле, чересчур много говорил), но Силена, подобрав платье, уже бежала по ступеням вниз. Невозможно постоянно насиловать себя, пытаясь изо всех сил соответствовать выстроенному образу. Однажды все разрушится, и ты останешься один на один с миром, который будет ждать от тебя то, чего ты дать не способен. Не сосчитать, сколько раз Токио хотела бросить все к дьяволу, собрать вещи и «вырваться из заточения». Всегда вовремя останавливал образ Профессора и его слова, из, кажется, сильно далекого прошлого: «Хватит ли тебе смелости начать новую жизнь»? Он дал ей все для этого, но ведь не обещал, что путь, которым она пойдет, будет легким. Начистоту — он был единственным, кто рискнул протянуть руку помощи заблудшей душе, уже тогда думавшей, что весь остаток жизни ей придется провести, убегая и пытаясь уберечь свою свободу. Начистоту — он был тем, кого она любила и ненавидела одновременно. Он был ее отцом и тюремщиком. Он был ее ангелом-хранителем и дьяволом в одном лице: он оберегал ее, но и осуждал. Но он не знал, не знал, он не находился в ее шкуре! Профессор — тот единственный, кому она могла признаться в том, что все покатилось к черту. Наверное, именно сейчас следовало через себя переступить и сделать именно это.

…

Перед выходом в несколько полос выстроились автомобили высокопоставленных гостей, среди которых явно выделялся один — он сиял металлическим черным блеском, разбавляя собой разномастные цвета других тачек. Что за хрень? На въезде такой красотки точно не было, это же раритетная Nissan Laurel (года эдак 97, она ведь ее на всех аукционах искала!). Ладно, машина выделилась, но вдогонку поразило еще и то, что дверь ее уже была открыта в приглашающем формате. Сзади послышались щелчки затворов фотокамер, журналисты начали покрикивать, призывая тех или иных личностей повернуться в профиль или развернуться с переворотом, или же что-то еще, — Берлин, к слову, успел даже попозировать, пока шел следом за «невестушкой». Но сама она смотрела на Анибаля Кортеса. Того самого нагло обокравшего ее хакера, который стоял, упираясь в бок красотки на колесах и улыбался Токио так ярко и солнечно, что вспышки показались полной хренью по сравнению с этими киловатт энергии в одном человеке. Стоял и, черт его дери, был таким ахренительно красивым, что хотелось защипать себя до дрожи, чтобы проснуться (как иначе, если не сном, объяснить мальчишку в дорогущем черном деловом костюме и с уложенными кудряшками за рулем раритетной тачки?). — Рейна! — послышался окрик Берлина, который ударил ее в спину и заставил очнуться. Анибаль медленно приподнял брови, мол, долго ты там еще думать-то будешь? И Токио сделала последние шаги вперед, словно оковы с себя стряхивая. И легче стало на душе, и тревоги куда-то запрятались. Усевшись на заднем сидении, через стекло она увидела разъяренного Фонойосу, которому показала напоследок средний палец и нажатием на кнопку скрылась за тонированным оконным стеклом, расхохотавшись. Давно не было этого чувства… Чувства свободы? Анибаль тем временем с той самой фирменной улыбкой до ушей, занял место водителя и, настроив зеркало заднего вида, в котором словил отражение Токио («твою мать, какая ж ты ахуительно красивая»), спросил: — Готовы ехать, сеньорита? — Да. Главное — не останавливайся. — Только тогда, когда доедем до места свидания.