Collateral Damage

Она не должна была говорить ему об этом так. Ужасно глупо. В тот момент, когда Джиллиан вошла в дверь своего дома после встречи с Бернсом, она позвонила Кэлу, готовая, наконец, поговорить с ним. Ее намерение состояло в том, чтобы пригласить его к себе, поведать ему причину, по которой ей нужно было освободить немного времени для себя, а не обновить ему фразу по телефону. Но было так приятно слышать его голос и, более того, его облегчение от того, что добровольный период разлуки закончился, что все, что потребовалось, — это намек Кэла на то, что он не может дождаться, чтобы увидеть ее и узнать все, чтобы заставить ее выпалить эти слова: — У меня случился выкидыш. Учебник «Психология 101». Независимо от того, насколько она была готова столкнуться с его чувством вины, она сказала ему об этом по телефону, чтобы ей не пришлось видеть его первоначальную реакцию лично. Это было глупо и крайне непрофессионально. Она психолог, этого не должно было случиться. Однако она не могла отказаться от слов, за которыми последовало его многозначительное молчание. — Боже, Кэл. Прости меня. Я не хотела говорить тебе по телефону… Он прервал ее: — Я подхожу. — Затем он положил трубку. — как раз в тот момент, когда ее осенило осознание того, что, учитывая ее область знаний, боль, которую она услышала в его голосе, будет преследовать ее даже больше, чем выражение его лица.

***

Когда Джиллиан слышит, как снаружи с визгом шин подъезжает машина Кэла, она приоткрывает входную дверь и возвращается внутрь, ожидая, что он прибежит, запыхавшись, и обвинит ее в том, что она так долго скрывала информацию. Но он этого не делает. Его шаги решительны, но медленны. Кэл останавливается в нескольких шагах от нее. Она не может сказать, злится он или обижен. Возможно, и то, и другое, но Джиллиан не может читать его так, как он — ее. Говори, в отчаянии думает она, так, чтобы тон твоего голоса выдавал, что ты чувствуешь. — Ребенок был не от меня. Выдержка. Во всяком случае, он старался. Откровенно говоря, это мог быть его ребенок. Но беременность протекала на такой ранней стадии, что анализ крови, вероятно, не подтвердил бы ее. У Кэла есть ребенок. Он знает о таких тонкостях, пусть ему нужно сначала прояснить факты. Хотя Джиллиан слышала, как его голос слегка дрожал: ему трудно сдерживать свои эмоции. В любом случае, она позволит ему справиться с этим так, как ему нужно. Итак, сначала факты, потом эмоции. — Не от тебя, — подтверждает она. — Алек знает? — Нет. Разумеется, Джиллиан думала об этом, но в конце концов решила не говорить, потому что это не привело бы ни к чему хорошему для них обоих. Сказать ему, что она беременна, было бы необходимостью, но рассказывать ему о потере плода казалось жестоким и бесполезным. Кэл засовывает руки в карманы джинсов, раскачиваясь взад-вперед, избегая зрительного контакта. — Итак, эм, как это произошло? И вот оно. Напряжение в его голосе настолько сильное, что кажется, будто каждое слово может резать на кусочки. Он знает, но ему нужно услышать это от нее. Не говоря уже о том, что он спросил, как это произошло, а не почему, ведь у каждого «почему» есть причина, кто-то, кто несет ответственность, тогда как каждое «как» — это просто случайность. Джиллиан сожалеет, очень сожалеет и рада, что ждала до сих пор. Она бы не смогла вынести его боли и вины несколько дней назад, когда ее рана была свежа и болезненна. Кэл не спросил ее, знала ли она, что беременна, доверяя ей, что она сказала бы ему, — а это уже неплохо. — На этой ранней стадии беременности многое может пойти не так, — заявляет Джиллиан, нащупывая слова, которые ей действительно нужно сказать, — но в моем случае выкидыш был вызван падением. — Она должна заставить себя не смягчать факты. Рассказать Кэлу что угодно, кроме суровой правды, в конечном счете принесет больше вреда, чем пользы, как бы заманчиво это ни казалось сейчас. Кэл не отвечает, замерев на месте, и продолжает изучать пол. Затем он встречается взглядом с Джиллиан, его лицо искажено маской вины, когда он откидывает голову назад. То, как он при этом сутулит плечи, делает этот жест еще более странным, как будто он хочет раствориться в своем теле. — Я не знаю, что сказать, — признается он так тихо, что она едва может разобрать его слова. — Все в порядке. Тебе не нужно ничего говорить. Джиллиан благодарна ему за то, что он не сказал, что ему жаль, что он инстинктивно знал, что не стоит использовать эту пустую фразу, которая по тяжести не соответствует ее боли и его вине. Она позволяет тишине затянуться после ее ответа, даже если для них обоих она некомфортна. Нет слов, которые могли бы сгладить ситуацию. Зияющая рана, которая появилась у нее в сердце несколько дней назад и которая медленно начала заживать, сейчас открылась у Кэла. Она вздрагивает, когда его тело внезапно выходит из оцепенения. Кэл разворачивается и идет к ее входной двери. Джиллиан так удивлена, что реагирует не сразу. Она этого не ожидала. Но как раз в тот момент, когда она решает последовать за ним — потому что он не может всерьез подумать о том, чтобы уйти… или может? — она слышит, как он открывает дверь и с силой захлопывает ее. Потом еще раз, и еще, и еще. Он не ушел. Ему нужен был только выход для своих чувств. Это напоминает ей сцену в тюрьме, когда он сделал нечто подобное, притворившись что он напал на нее, чтобы спасти ее. Он ударил в дверь кулаками, как будто хотел ударить и наказать себя. То, как он ведет себя сейчас, подразумевает, что он еще больше взбешен. — Мы не знали, — говорит Джиллиан ему в спину. — Никто из нас не виноват. Это просто случилось, и мне нужно было некоторое время, чтобы разобраться с этим самостоятельно, прежде чем рассказать тебе, потому что я знала, что ты будешь винить себя. В конце концов Кэл поворачивается к ней лицом. — Это была моя вина. Я виноват и понятия не имею, как ты можешь не винить меня. Ты хочешь быть матерью. Его последняя фраза заставляет ее затаить дыхание. Они не поднимали тему детей, не говоря уже о том, чтобы завести их вместе, но он, должно быть, уловил это когда-то, когда была затронута эта тема. Это правда. Тем не менее, она не винит его. Недели спустя, когда у них состоится еще один разговор на эту тему, Джиллиан будет удивляться, почему ей не пришло в голову рассказать Кэлу об остальном прямо тогда и там о дамокловом мече в виде дополнительных анализов, которые необходимо сделать, чтобы выяснить, причинил ли выкидыш такой большой ущерб ее организму, что она никогда не сможет иметь детей. Однако сейчас она теряет из виду общую картину, даже не осознавая этого. Глубоко в сердце и разуме есть свои правила. — Ты прав. Я хочу когда-нибудь иметь детей, я хочу быть матерью. И все же я тебя не виню, — уверяет она его. — И я буду повторять это так часто, как тебе нужно, чтобы услышать меня. Кэл не двигается, кажется, он застыл в шоке. Джиллиан понимает его, знает, что ему понадобится время, чтобы справиться с этим, так же как ей нужно было время несколько дней назад, и она до сих пор не пережила это. Подобные вещи не проходят в течение пары дней или недель, если вообще проходят. Но он должен пойти ей навстречу. Кэл винит себя. Однако это не меняет того факта, что в конечном счете это была ее потеря. Это не может быть только из-за него. Она утешит его, если он утешит ее. Она не поможет ему, пока он погрязает в жалости к себе и игнорирует ее, как она делала это слишком много раз с Алеком в прошлом. Она, вероятно, даже не подумала бы о таких вещах, если бы не ее нездоровые отношения с бывшим женихом. Как бы то ни было, обжегшись на молоке, дуешь на воду. Она не может выкинуть из головы образы того, как она утешала и подбадривала Алека, когда он по какой-то причине чувствовал себя подавленным, в то время как он редко отвечал ей взаимностью. Джиллиан знает, что Кэл — это не Алек, но ей нужно быть уверенной. Не важно, сколько боли это ей причинит, в противном случае она попросит его уйти и… — Как ты? — спрашивает Кэл. — Тебе больно? Джиллиан не понимала, как глубоко недостаток привязанности Алека ранил ее в прошлом, пока не услышала вопрос Кэла. Простые слова, и в то же время такие многозначительные. Она сглатывает и пытается сосредоточиться, не хочет, чтобы он неправильно истолковал ее реакцию. — От выкидыша? Нет. Эмоционально — да, но с каждым днем становится все лучше. Она делает шаг в его сторону. На словах он уже пошел ей навстречу. Как будто инстинктивно понимая, о чем идет речь, Кэл тоже делает шаг в ее сторону, вероятно, читает ее, чтобы найти выход из этой сложной и напряженной ситуации. Джиллиан не возражает. Они должны принять всю помощь друг друга — она полагается на его голос так же, как он полагается на ее лицо. Кэл протягивает руку, чтобы осторожно коснуться ее руки. — Спасибо. — За то, что не винишь его, даже если он будет продолжать винить себя, они оба это знают. — Не нужно меня благодарить. Чего бы это ни стоило. — Джиллиан произносит слова Кэла, сказанные ей прямо перед тем, как он сказал ей, что любит ее, — это напоминает об их взаимных чувствах. У них сильная связь. Учитывая то, что произошло, особенно последние события, они не стояли бы здесь, вместе, без этого общего прошлого. — Ты забыла назвать меня дорогой, — говорит Кэл, узнавая свои слова. Его губы пытаются улыбнуться, но пока не решаются на это. — Будь осторожен с тем, о чем просишь, — отвечает она, и, когда не боится улыбнуться, Кэл присоединяется к ней. — Хочешь чаю? У меня есть твой любимый. Конечно, у нее есть.

***

Он так много хочет ей сказать: от хороших новостей о том, что расследования не будет, до всего, что привело к его безумному плану, за исключением того, что она была его причиной. Кэл намерен оставлять ее в неведении об этом маленьком, но важном факте, они и так достаточно вины возложили на себя. Но сейчас он ей ничего не скажет. Не сможет. Нет, пока его мысли и чувства не пришли в порядок. Кэл благодарен Джиллиан за то, что она не винит его. Она на самом деле не винит — он видел это по ее лицу, даже если все еще не может в это поверить. Но когда он закрывает глаза, все, что приходит к нему, — это образы того, как она падает и сильно ударяется о землю, хотя на самом деле он этого не видел. Джиллиан прижалась к нему на диване и, кажется, настолько счастлива, насколько это вообще возможно, учитывая сложившуюся ситуацию. Она не наивна, она знает, что он борется со своим чувством вины. Они оба так или иначе борются. Она может исцелиться раньше него, а может и нет, учитывая, что у нее было еще пять дней, чтобы смириться со знанием о своем выкидыше, но у них не соревнование, кто страдает больше. Их чашки с чаем стоят на кофейном столике. Кэл наблюдает за паром, пока не чувствует, как наступает желанное оцепенение, ее теплое тело рядом с ним навевает на него сонливость. Это лучшее, на что он может надеяться в такой день, как этот. Несмотря на немного улучшившееся настроение, в котором они пребывали в конце их разговора, это длилось недолго. Он был обеспокоен и не ожидал ничего другого. Имея мать, которая покончила с собой, Кэл — эксперт, когда дело доходит до чувства вины — оправданной или нет. И оно не проходит просто потому, что Джиллиан не винит его. Поэтому, когда Кэл рассказывает ей пару дней спустя о прерванном расследовании и деталях своей ловушки, он не признается, что кошмары совсем замучили его, что он просыпается каждую ночь, слыша, как она кричит, когда падает. Кэл убежден, что справится. Он преодолел все, что жизнь подкидывала ему. Быть с Джиллиан — это большее, на что он надеялся, боясь, что последствия взрыва разлучили их навсегда. Он не облажается.

***

Когда Джиллиан приходит домой после работы, Кэл знает, что именно сегодня она хочет поговорить с ним. Ее напряженное тело, ее натянутая улыбка. Он приготовил ужин, и она хочет продержаться до конца — Кэл это видит. Но когда она чуть не роняет солонку, доставая ее из кухонного шкафчика, он перестает притворяться невежественным. Это бесполезно. Она знает, что он знает. — Нервничаешь, милая? Хочешь поговорить со мной о чем-нибудь? Прошло три недели с точностью до одного дня с тех пор, как Джиллиан рассказала ему о своем выкидыше. На первый взгляд все возвращается на круги своя. Они оба работают каждый день. Она ходит в офис, он занимается исследованиями, в основном, из дома. Они остались в его квартире, чтобы проводить там большую часть времени вместе просто потому, что она больше. Джиллиан начала обустраивать собственный кабинет, чтобы приносить с собой часть документов и не оставаться в офисе допоздна. Время, которое они проводят вместе вне работы, полно осторожного оптимизма, желания двигаться вперед и оставить позади все, что произошло в прошлом и может оказать на них давление. Джиллиан терпела, что Кэл обращается с ней гораздо бережнее, чем ей хотелось бы, как будто она хрупкая и в любой момент может разбиться на тысячу кусочков прямо у него на глазах. Он знает, что она ждала, когда его поведение изменится, когда его чувство вины уменьшится, но этого пока так и не произошло. Хотя он отчаянно пытался. Так что все вернулось на круги своя — это лишь сверху. А ниже — тектонические плиты, которые постоянно смещались, и теперь вот-вот произойдет землетрясение. — Мы не можем продолжать так, Кэл. Я не могу. Одна из многих вещей, которые он любит в ней: Джиллиан скрывает свои чувства наедине. У нее нет проблем с эмоциями в его присутствии, в то время как у него все наоборот. Кэл склонен ожесточаться в эмоционально сложных ситуациях — как внешне, так и внутренне. Это усвоенная модель поведения, основанная на самоубийстве его матери, попытка его подсознания защитить себя от надвигающихся эмоциональных последствий. Осознавать причину своего поведения и быть в состоянии изменить ее — это два совершенно разных вопроса. Он любит Джиллиан — с каждым днем все больше, — в то время как с ее точки зрения это, вероятно, выглядит так, как будто он отступает. Как психолог, она, скорее всего, предполагает, что это послужило катализатором, поскольку знает о смерти его матери, а как эксперт по голосу, она наверняка способна услышать его любовь к ней, даже если он ведет себя наоборот. Однако для женщины этого недостаточно. Не тогда, когда она неделями ждала знака того, что грядут перемены, и каждый день слышала одно и то же. Его чувство вины затмевает все и медленно, но верно душит их отношения. Джиллиан стоит перед ним, заламывая руки в попытке найти правильные слова. Кэл не может не представлять себе, как ее тепло распространяется и течет по комнате, тянется к нему, но отвергается его жесткостью, как будто его тело окружено острыми скалами, готовыми отрезать ее добросердечие. Не очень приятный образ. — Я знаю, — в конце концов соглашается он. Нет смысла отрицать. Это не может так больше продолжаться. — Ты… — Она делает паузу. — Ты не думал о том, чтобы обратиться за помощью? Кэл не отвечает, слишком погруженный в свои мысли. Он знает, что Джиллиан посещает Дейва Бернса, больничного психолога, но сейчас гораздо реже, чем поначалу, — вероятно, их сеансы скоро вовсе прекратятся. У Кэла нет предубеждений насчет обращения за профессиональной помощью, если это необходимо, но сам он никогда не ходил к психологу. Самоубийство его матери, задания под прикрытием — его жизнь неоднократно подвергалась опасности, и все же, если не считать обязательного консультирования по поводу посттравматического стрессового расстройства, Кэл никогда не обращался за помощью. Все его существо борется против этого. Как Джиллиан может быть такой доброжелательной к нему и сильной? И как он может вести себя жестко, но быть настолько слабым? — Дело не в том, что ты слаб, Кэл, — пытается она убедить его, словно прочитав его мысли. Джиллиан подходит к Кэлу и нежно гладит его по лицу, при этом наклоняя голову набок, как она это делает, когда ее внимание сосредоточено только на нем. — Ты сильный человек, но у каждого сильного человека есть слабости и… Не хочу показаться самонадеянной, но я думаю, что я твоя слабость и ты должен научиться прогибаться, чтобы не сломаться. Это звучит так просто. Обратись за помощью, поговори с кем-нибудь, и все наладится. Но есть кое-что еще. Еще одна причина, по которой он до сих пор не мог простить себя, помимо его упрямого «я», которое по умолчанию отказывается прислушиваться к разумным доводам. Джиллиан не винит его в своем выкидыше, она совершенно ясно дала это понять, и у Кэла нет причин сомневаться в этом. Тем не менее он помнит те короткие моменты, когда она была… другой. Лишь малейшее отклонение от того, что было бы нормально — нерешительность, которая заняла на долю секунды больше, чем следовало, тень, промелькнувшая по ее лицу, прежде чем она улыбнулась ему. Кто-то, не обладающий глубокими познаниями Кэла в области микровыражений, не заметил бы этого. Хотя Джиллиан не винит его в своем выкидыше, она обвиняет его в чем-то, и он не знает, в чем именно. В то время как Джиллиан ждала, когда он смирится со своей виной, Кэл ожидал, когда она поддержит его, чтобы и он мог с этим смириться. — Не пойми меня неправильно, милая, — говорит он. — Я бы никогда не стал преуменьшать твою потерю, никогда, ты это знаешь, но, возможно, тебе немного легче справиться с ситуацией, несмотря ни на что, потому что это была не твоя вина, а моя. — Он жестикулирует, подчеркивая свои слова, пытаясь объясниться, и надеется получить реакцию от Джиллиан. Ее глаза темнеют. — Что заставляет тебя думать, что я не верю, что это была моя вина? У тебя нет исключительного права на чувство вины. — О чем ты говоришь? — На Кэла действует факт незнания того, что она винит себя. Как он мог не видеть этого, в то время как он видел, что она обвиняла его? Исключительное право на чувство вины. Эти слова ранят его, но, по-видимому, они правдивы, как бы сильно ему это ни не нравилось. Неужели он настолько предсказуем? Или она настолько хороша? Вероятно, по чуть-чуть каждого из них. Он был так сосредоточен на своей вине, что не видел ее вины. Это была не твоя вина, а моя. Его слова были предназначены для того, чтобы заманить ее в ловушку и заставить раскрыть то, в чем она его обвиняет, хотя Кэл предполагает, что Джиллиан даже не делает этого сознательно. Ее ответ был не тем, что он искал; однако есть кое-что еще, что она до сих пор скрывала, и он должен знать. Если она расскажет ему об этом, возможно, одно приведет к другому, и она расскажет ему все. Однако сейчас Джиллиан, похоже, не склонна ему что-либо рассказывать. Она делает глубокий вдох. — Мы должны быть честны друг с другом, — убеждает он ее. Еще один глубокий вдох. — Я чувствую себя виноватой за то, что не знала, что я была беременна и влюбилась в тебя. Если бы я знала, все, вероятно, пошло бы по-другому. Она бы не переспала с ним. Это первое, что приходит Кэлу в голову. Он помнит тот вечер; образы точны во всех деталях. То, как она ослабила пояс своего облегающего платья и предложила ему себя. Джиллиан не сделала бы этого, если бы знала, что беременна от другого мужчины. Не потому, что она не хотела бы его, а потому, что она изменила бы свой порядок приоритетов. Она права. Все пошло бы по-другому. Возможно, они все еще были бы вместе, но это заняло бы больше времени. Достаточно долго, чтобы она не стала мишенью угроз Шона Хейджа. Или, возможно, Шон Хейдж вообще не нашел бы его. Кто скажет? Эффект бабочки. У Кэла кружится голова, когда он сталкивается с такими возможностями. Однако бесполезно задним числом чувствовать себя виноватой в вещах, о которых она не знала заранее, мучая себя тем, а что если, когда все, что есть и когда-либо будет, — это настоящее. — Так как же ты справляешься с этим, со своей виной? — спрашивает он. Джиллиан выдерживает его взгляд. — Моя любовь к тебе перевешивает мою вину. Кэл этого не ожидал. Объяснение настолько простое, насколько и понятное. Мы взвешиваем аргументы, составляем списки «за» и «против», но, в конце концов, решающим фактором является любовь. Джиллиан переплетает свои пальцы с его, и Кэл подносит ее руку к губам, целуя ее. Выражение ее лица открытое, любящее; она не собирается ничего скрывать от него, и все же она это делает, и он должен выяснить, что это такое. — Что-нибудь еще? — спрашивает Кэл. Он ненавидит то, что ему приходится нарушать момент их близости. Они уже давно не были так близко. Он уверен, что она собирается сказать «нет». Кэл улавливает тот самый момент, когда выражение лица Джиллиан меняется с нежности на страдание. Она поняла что-то, что выводит ее из равновесия. Джиллиан могла бы подумать, что все в порядке, когда дело доходит до ее чувств к нему, но ее внезапное осознание помешало этому. — Что? — настойчиво спрашивает Кэл. — Скажи мне. Джиллиан отчаянно пытается скрыть от него свои мысли и чувства. Ее покерфейс почти идеален, но у нее нет шансов против навыков Кэла, даже если они исчезают из-за нее. Чем ближе они подходят к той самой теме, тем больше она становится его слепым пятном. — Ты должна сказать мне, — снова пытается Кэл, делая шаг вперед, чтобы ей пришлось отступить назад и они не оказались в личном пространстве друг друга. Она этого не делает. Дрожь пробегает по телу Джиллиан. — Это не важно, — шепчет она. Теперь это ложь. Очевидно, у нее есть свои причины, по которым она не хочет ему говорить, но маловажность не входит в их число. Совсем наоборот. Кэл фыркает, хотя это излишне. Джиллиан знает, что, в отличие от остальных, она не может лгать ему. Она качает головой и в конце концов отступает подальше от него — или, точнее, пытается это сделать, потому что он не позволяет ей, мягко хватая ее за руки, чтобы держать на близком расстоянии. — Не дави на меня, Кэл. — Сейчас она в таком отчаянии, что он понимает его, и оно выходит далеко за рамки необходимости защитить себя. Она хочет защитить его, не хочет еще больше разжигать его вину. Вот почему она отказывается говорить. — В чем дело, Джилл? Не сдерживайся, милая. Если ты не скажешь, нам это дорого обойдется. Она сглатывает, выпрямляется и вытирает единственную слезу. Что бы это ни было, она заблокировала эмоции так, что даже сама не заметила, насколько глубоко ей больно. Затем она снова выдерживает его взгляд, как тогда, когда сказала ему, что ее любовь к нему перевешивает ее вину, ее пальцы сжимают его так крепко, что ему почти больно. — Через пару недель нужно сдать некоторые анализы, чтобы узнать, смогу ли я по-прежнему иметь детей. Джиллиан говорит больше, чем намеревалась. Что-то о том, что она убеждена, что все будет хорошо и что ему не стоит беспокоиться. Кэл, однако, слышит только фрагменты, понимая, что она говорит больше для того, чтобы успокоить его и себя. В том, потребуется ли провести дополнительные обследования, врачи не уверены, и это означает, что существует реальный риск того, что его действия привели не только к выкидышу, но и к тому, что она никогда не сможет иметь детей. Это сделал он. И Джиллиан так сильно хотела не винить его, что ее подсознание предпочло скрывать эту информацию как можно дольше. В каком-то смысле она была права, поступив так. Чувство вины, которое он испытывал раньше, было просто цветочками по сравнению с тем, что Кэл чувствует сейчас — темная волна, затягивающая его под воду. Он не уверен, сможет ли когда-нибудь снова подняться, чтобы глотнуть воздуха. — Кэл? — Джиллиан касается его лица обеими руками, чтобы заставить его сосредоточиться, продолжая говорить с ним, но прямо сейчас он не может выносить ее прикосновений, не может понять, почему она вообще захотела прикоснуться к нему. Он резко отталкивает ее руки, отмечая обиженное выражение на ее лице только как побочный эффект. Темная волна продолжает затягивать его под воду. Ее откровение должно было заставить его почувствовать себя лучше. Кэл хочет двигаться дальше. Возможно, он не сможет простить себя, однако он хочет иметь возможность справиться со своей виной, чтобы видеть дальше нее. Но это… Как он должен с этим справиться? Точно так же, как он не позволил бы ей уйти несколько минут назад, она делает то же самое сейчас. Джиллиан сокращает расстояние между ними и прижимает Кэла к себе, прежде чем он захочет оттолкнуть ее. Она не плачет, хотя он чувствует, как дрожит ее тело. Его руки сами по себе обнимают ее за спину. — Не позволяй этому разлучить нас, — шепчет она ему на ухо. Кэл задается вопросом, говорит ли она это для того, чтобы убедить его или себя саму. Так или иначе, ее жест сумел вернуть его сюда и сейчас. Их близость достигает того, чего не смогли бы достичь простые слова, по крайней мере в данный момент. Они оба успокаиваются, и начинается принятие. Они не могут изменить ужасные вещи, которые уже произошли с ними и, возможно, произойдут в будущем. Однако это принятие сопровождается уверенностью в том, что эти вещи не должны их определять. В основе их отношений лежат не потери или боль, а доверие и сила. Моя любовь к тебе перевешивает мою вину. Джиллиан Фостер — мудрая женщина. Он может считать, что ему повезло, что она рядом с ним. Возможно, он сможет научиться у нее, как прощать себя. — Я не позволю. — Говорить об этом нелегко. Мысли Кэла все еще метались, но слова вырвались сами собой как инстинктивный ответ на мольбу Джиллиан. Не важно, насколько это плохо, не важно, насколько мерзко он себя чувствует прямо сейчас — позволить тому, что произошло, разлучить их, — это единственная цена, которую он не готов платить, даже если пока не знает, как с этим смириться. Кэл чувствует, как напряжение покидает ее тело, тепло и ласка смягчают ее жесткую позу. Джиллиан откидывается назад, чтобы посмотреть на него. — Я не понимала, как сильно это повлияло на меня. Я считала, что это твое чувство вины изматывало нас. — Для танго всегда нужны двое, милая. — Если бы он не был тем человеком, которым является, ее подсознание не убедило бы ее скрывать от него информацию в течение нескольких недель. Несколько минут назад, когда эта темная волна играла с ним, Кэл испытывал искушение сказать Джиллиан, что она была главной причиной, по которой он придумал ловушку и был готов пожертвовать своей жизнью ради выполнения плана. Что он был готов позволить Эмили расти без отца, потому что предпочел ее, женщину, с которой познакомился всего несколько недель назад, своей дочери. Темнота вокруг него была такой густой и непроницаемой в этот краткий миг, что единственным выходом, казалось, было рассказать ей и заставить ее вину и боль сравняться с его собственными. Но их физическая и эмоциональная связь если не стерла эти мысли, то отодвинула их на задний план его сознания. Кэл не скажет Джиллиан, не сейчас. Это только усилит ее страдания, а она этого не заслуживает. Когда-нибудь он, возможно, не удержится и расскажет ей. Возможно, Джиллиан спросит его более конкретно о его плане и уловит ложь в его голосе, или, возможно, она даже сможет прочитать его к тому времени. Но не сегодня. Что касается их откровенности друг с другом, то сказанное ими друг другу, — это все, что можно сказать. Кэл нежно целует Джиллиан, прежде чем заключить ее в объятия. Вот какой он человек — яростно защищающий людей, которых любит, и неумолимый по отношению к самому себе. Джиллиан собирается изменить его навсегда, но это не произойдет в одночасье. Эти черты характера буквально заложены в его генах. Спасение ее жизни не обошлось даром. Люди, которых он убил. Ее травмы. Кэлу приходится напоминать себе, что она жива, — в этом-то и был весь смысл. Если есть один человек, наиболее способный защитить ее, даже если придется скрывать от нее тайну для ее же блага, то это он. Так что в извращенном смысле дела обстоят именно так, как и должны.