Like Mother, Like Daughter

Элинор не плакала на похоронах матери — слезы кончились гораздо раньше. Да и церемонии толком не было: слишком много мертвецов, надо было успеть всех похоронить, пока вонь не стала совсем невыносимой. Многих так и закопали в общей могиле. Гроб для жены губернатора все же сколотили, хотя и наспех; он вышел кривым, но никому не было до этого дела. Кажется, даже отцу, хотя по его лицу всегда было сложно что-то прочесть. Священника убили испанцы, и отец сам читал молитву. Элинор помнила, с каким усилием он произносил слова и как она задирала голову к небу — невыносимо голубому, — но там было пусто. Несколько лет спустя к ним прислали пастора Ламбрика, но Элинор никогда не посещала проповеди, которые он читал в маленькой церкви в глубине острова. Та ниточка, что связывала её с Господом, истончилась, утратила значимость. Молитвы не помогают, твёрдо усвоила она.

***

Пока она и Вудс стояли перед алтарём и Ламбрик произносил все положенные фразы, Элинор так и ощущала спиной колючие взгляды собравшихся. Не впервой. И все же у неё было поганое чувство, будто песка за шиворот насыпали — была у детей в Нассау такая игра. Некоторые ухитрялись сыпануть и в штаны — она сама любила изводить этим сынишку кузнеца. «Скорей бы закончилось, и убраться отсюда». Не такие мысли должны посещать невесту в день свадьбы, но у неё было мало поводов для радости в последнее время: Флинт и его люди хорошо постарались, сея смуту в Нассау. А ещё был Тич, которому не терпелось заполучить её голову. «Можете поцеловать невесту», — произнёс пастор Ламбрик как-то неуверенно. Элинор была не из тех, кого смущают поцелуи на публике, но сейчас ей стало не по себе, а из головы все не шел проклятый Тич, не к ночи будь помянут. Во время битвы у острова маронов люди Чемберлена насчитали у него шесть кораблей, «Месть» — самый большой. Два из них с тех пор удалось захватить. Но и Чемберлен покинул Нассау, прихватив своих людей — сослался на то, что война с Испанией требует его присутствия в другом месте, скотина трусливая. А пираты, меж тем, уже захватили часть острова. «Мои шансы расстаться с жизнью всё увеличиваются». Элинор повернула голову и вздрогнула. Её мать — давным-давно мёртвая — стояла у стены церкви, там, где заканчивались скамьи, и смотрела на неё. Неужели это знак, ответ на её мысли? Должна ли покойница кричать или плакать, или осуждающе качать головой? Элинор не знала, оправдала ли её надежды. Хотела ли мама, чтобы дочь выросла хорошим человеком или выживание волновало её куда больше — как почти всех в этом диком месте? Изабель Гатри помахала рукой и грустно улыбнулась. Кажется, Элинор так резко переменилась в лице, что Вудс даже обернулся, пытаясь проследить за её взглядом. Но там, где она только что видела призрак — призрак ли? — была лишь церковная стена. — Что случилось? Ты как привидение увидела, — спросил он шёпотом, коснувшись быстрым поцелуем её губ. Кажется, не только у нее сегодня не было настроения разводить нежности на публике — настолько этот поцелуй был не похож на то, как Вудс обычно к ней прикасался. Элинор только молча покачала головой. Она и сама уже не была уверена, что именно ей привиделось. Возможно, лишь игра света и теней, порождение измученного тревогой воображения. «Если мне не померещилось, значит ли это, что я скоро умру? Или она пришла пожелать мне счастья?» А вот папенька её, мерзавец этакий, даже в день свадьбы дочери не изволил явиться. Эта дурацкая обида на покойника помогла Элинор снова почувствовать себя нормально. — Всё хорошо, — ответила она Вудсу. — Точно? — Да, — соврала она, наощупь сжав его руку. Он ответил ей нежным пожатием. «Наконец-то можно пойти домой».