Burn Me Down

Nathan Sykes - Burn Me Down

От палящей духоты дрожал воздух, а у Берка губы словно заледенели. Они жили всего в пятидесяти километрах от пустыни, раскаленной, словно газовые гиганты в космосе. Золотые клубы песчаной пыли гуляли повсюду, проносились прямо по улицам, густые, точно грозовые тучи, и такие же опасные. Песчаная пыль могла похоронить заживо целый город, но сейчас она лишь вкусно скрипела под ногами. Холмов было не разглядеть, они словно пропали без вести. Иногда в землю вгрызалась жухлая трава — корм для кроликов, местами можно было рассмотреть высокие эвкалипты, источники силы и жизни. Ветер в Конье не пригонял прохладу, он нес с собой клубы пыли, темной, если по небу плыли предвестники дождя, золотой, если день был жарким, как сегодня. Жвачка в кармане Берка превратилась неприятную, липкую массу, но пальцы зябли, как при сильном морозе, когда хочется свернуться в позу ребенка и лежать под кучей одеял. Здесь, в Конье, такого никогда не было. Прохлада наступала в те дни, когда без перерыва шел дождь. После этого под ногами чавкала жидкая грязь, и обычно бледная трава, напитавшись влагой, немного все же поднималась ввысь. «Как же холодно. Мое тело еле движется, суставы окоченели. Я чувствую, как жара испаряет из моего тела влагу, но она холодная. Я никак не могу согреться. Моими ладонями можно замораживать воду. Хочу домой. Растопить камин и хоть немного погреться. Это невыносимо, невыносимо...».  Нужен был ему совсем не камин или обогреватель. Тепло объятий могло бы согреть его так, как никогда не согрел бы самый теплый плед, связанный из первоклассной овечьей шерсти. Конечно, такое чудо смогли бы сотворить далеко не каждые объятия, но если не они, то уже ничто не могло бы помочь. Берк обнял себя, пытаясь хоть как-то согреться: кожа скользила от пота, точно он касался противной жабы, ткань одежды впитывала влагу, словно старая кухонная тряпка, и ему не по себе, а еще липко, как если бы он пробежал марафон и продолжал бы сидеть в этой пропитанной потом одежде. Еще каких-то пятьсот шагов, и он оказался бы дома. Сел бы в зале и мог растопить камин, и стал бы надеяться, что на этот раз не простудится. Сковывающий холод не давал парню делать широкие шаги. Песок, бьющий по лицу, ощущался стеной. Он попытался войти тихо, не скрипя ни одной половицей. В уютной гостиной никто не заметил, как Берк вошел — это хорошо. В это время, когда солнце не пытается притвориться, что пора спать, всегда включен кондиционер, и Озкайя не выдержал бы и минуту в компании этого прохладно жужжащего аппарата. От холода в его жилах стыла кровь. Берк передвигался медленно, чтобы не расходовать лишнюю энергию, не создавать для себя сквозняк, но его всё равно трясло почти без перерыва, словно изображение сломанного телевизора. Недавно его близкий друг Дорук нашел пару, истинную пару, и больше не мерз. Ему даже бывало жарко, он открывал настежь окна, увешанные сеткой от насекомых, и холод, что раньше был знаком ему не понаслышке, больше не мучил довольного жизнью Атакула. Теперь он был счастлив, чувствовал температуру, как и все (нормальные люди), а Берку сочувствовал лишь по старой памяти, словно недавно не был в похожем положении. Правда, Доруку никогда не было так холодно, как Берку. Он ни разу не надевал сразу несколько свитшотов, из его рта никогда не вырывалось облачко пара, как в самую лютую стужу. Его зубы ни единожды в жизни не стучали друг об друга, потому что его соулмейт жил в Стамбуле, как и сам парень, и Дорук столкнулся с ней совершенно случайно, когда отец предложил подбросить его в колледж. Берк в это время обучался еще в Лондоне и не успел присоединиться в начале учебного года к своему классу. Но в туманном Лондоне он постоянно мерз, поэтому родители вернули сына в Турцию и отправили в Конью, чтобы у него была возможность хоть немного согреться, но и там он не нашел спасение. Поэтому он казался особенным всем друзьям и знакомым, даже собственной семье, однако сам он знал правду. Его родственная душа несправедливо далеко.   ***   В Трабзоне жили почти такие же счастливые люди как в Конье или на побережье Средиземного моря, Айбике была уверена. Здесь были одноэтажные дома с террасами и люди знали друг друга если не в лицо, то со слов родственников и соседей. Этому устою, казалось, не суждено было сдвинуться с места и через сотню лет, поэтому Айбике немного завидовала этому устоявшемуся обычаю. Она никогда не была в других местах Турции, но часто думала о Конье и никогда не переключала телевизор, если по нему показывали про Дюны Карапынар — иногда ей казалось, если она не может согреться на побережье Черного моря, где заморозки большая редкость, то уж в Конье, под палящим солнцем, точно сумеет. Это была ложная надежда. Только если бы там волшебным образом не жил ее соулмейт, но Айбике не тешила себя напрасными надеждами. Особенно, когда теплыми летними вечерами куталась в плед, наблюдая за тем, как бескрайнее небо медленно прожигает властолюбивое солнце. Иногда валуны нагревались так сильно, что можно было готовить на них еду. Девушка касалась их руками, задумчиво смотрела на покрасневшие пальцы и не чувствовала ничего, кроме дьявольского холода, выкручивающего ее нутро, как если бы она провалилась под лед. Часто ее бил озноб посреди чудовищной жары. Почти всегда. «Если я включу отопление, провода просто оплавятся. Произойдет короткое замыкание, и я потеряю единственную возможность немного прогреть комнату. Может, даже случиться пожар, если я перегружу систему. Но, черт возьми, как же холодно! Невыносимо, нестерпимо холодно».  Айбике плотнее закуталась в плед, задумчиво рассматривая высокое безоблачное небо. Ястребы кружили по нему, высматривая добычу, и она загадала желание. Если хотя бы один спикирует вниз, она найдет то, что ищет. Искала Айбике не что-то, а кого-то, но в последнее время ей казалось, будто в Трабзоне она не отыщет его никогда. Если бы ее соулмейт жил где-то поблизости, Айбике было бы просто немного прохладно, как и некоторым ее знакомым, но время от времени она чувствовала, как волосы словно покрываются корочкой льда и хрустят, когда она касалась их рукой. Такого больше ни у кого не было. Дверь скрипнула на петлях, и на террасу медленно вышла ее сестра Асие, которая приехала погостить к ним. На ней было летнее желтое платье, не скрывающее белые ноги, что еще не успели загореть. Она в жизни не мерзла, разве что зимой, когда они не успевали вовремя включить отопление. Недавно Асие встретила своего соулмейта, с которым они жили в Стамбуле, только в разных его частях. Айбике была за нее очень рада, хотя и дрожала от холода, когда слушала историю их знакомства.   – Не могу на тебя смотреть, когда ты сидишь в пледе в такую жару, – сказала Асие, обмахнувшись ладонью, как веером.   Айбике задумчиво осмотрела концы своего пледа — они совсем истрепались, цвет бахромы по краям напоминал молоко, хотя в день покупки был нежно-бежевым. Девушка нуждалась в своем пледе каждый день в году, хотя обычно старалась не привлекать внимание и просто носить свитер с высоким горлом.   – Мне очень холодно, сестренка, – вздохнула Айбике, прижимаясь виском к деревянному столбу на крыльце. Он был теплым, но Эрен могла лишь догадываться об этом.   – Может, к доктору сходить? – спросила сестра участливо.   Айбике медленно покачала головой, прекрасно зная, что ей посоветуют. Озноб бил ее так сильно, что она еле заметила, как голодный ястреб спикировал вниз. Какое-то животное в высокой траве было повержено, и это значило, что желание Айбике обязательно сбудется. По крайней мере, она в это верила.   ***   – Куда ты собрался? – спросила Айла, наблюдая за тем, как ее сын мечется по комнате, точно белка в колесе, лихорадочно швыряя вещи в чемодан. – Берк! Берк, посмотри на меня! – повысила голос она, но сын даже не обернулся. – Зачем ты собираешь вещи?   – Я уезжаю, – на ходу бросил Озкайя, опустившись на колени, чтобы достать из-под кровати коробку с обувью. Он хотел найти что-то более удобное, чем кеды. – Я устал мерзнуть, мне одиноко и холодно, и все, что я хочу это найти человека, с которым смогу согреться. Внутри.   Устал Берк уже давно, но именно сейчас понял, что его больше ничего не держит. Любил ли он семью? Конечно. Родителей тяжело было не любить. Но, черт возьми, младший Озкайя не собирался быть с ними до конца своей жизни. Он давно стал самостоятельным человеком со своими приоритетами, мыслящим иначе, и ему хотелось любви. Любви с человеком, чье присутствие будет вызывать трепет. Чьи поцелуи будут волнительными, а не леденящими душу, как прикосновения к окоченевшему мертвецу.  Одно Берк знал точно — сидя в пустыне, он никогда не найдет такого человека.   – И куда ты собрался? – повторила Айла чуть спокойнее.   Берк остановился, напряженно замерев, точно услышал неясный грохот за далекими, невидимыми глазу холмами. Он видел, так застывают животные перед песчаной бурей или ливнем, прежде чем броситься со всех ног от опасности, поднимая столбы пыли. Он собирался поступить также — бежать от холода, разрушающего душу и тело, к той, кто может согреть его одним лишь присутствием.   – Не знаю, сначала в Стамбул, – наконец, проговорил парень, посмотрев на полусобранный чемодан, чтобы не растерять решительность, и снова принялся за дело. – Буду ориентироваться по ощущениям. Где-то она должна быть, – помолчав, добавил Берк, забросив в чемодан очередной свитер. – И ей так же холодно, как и мне. Это придавало ему уверенности. Берк никогда не собирался греться один, это было бы слишком эгоистично. Он согрел бы свою любимую, сам укрыл бы ее от стужи, объятиями, своим телом, словами, дыханием, любовью. Она уже была для парня самым родным человеком — замерзая даже в самую теплую погоду, они были одинаково одиноки и несчастны. Они нуждались друг в друге больше, чем кто-либо из их окружения. Даже если его вторая половина была родом из далекой Антарктиды, полностью покрытой толстой коркой льда, Берк был уверен: она прекрасно понимает, что ее холод не естественного происхождения. Он идет изнутри.   – Сынок, остановись, – Айла бросилась наперерез и закрыла спиной высокий шкаф, где лежали утепленные куртки. Берк посмотрел на неё измученными глазами, и женщина, тяжело вздохнув, взяла его за щеки двумя руками. Они были холоднее льда, её ладони даже кольнуло. – Тебе, действительно, так холодно?   – Невыносимо, – устало ответил Берк.   Измученное лицо выглядело, как никогда, бледным. Однако надежда всё еще пробивалась через затравленные глаза, несломленная, живая, запредельно честная. Надежда на любовь, на счастье, на настоящее тепло, разливающееся по венам. Руки у Айлы невольно свело, словно она опустила их под ледяную воду.   – Хорошо, в таком случае я оплачу все расходы, – выдохнула женщина.   – Спасибо, мама, – прошептал Берк, крепко обнимая маму.   Ей хотелось отстраниться: обнимать сына — всё равно, что прижиматься к айсбергу, но женщина не смогла себе этого позволить и стиснула сына еще сильнее в своих объятиях.   ***   Посмотрев на полный рюкзак, Айбике взяла еще небольшую спортивную сумку. Она собиралась ехать налегке, в рюкзаке были всего лишь теплые вещи на смену. Никаких книжек, даже самых любимых, ноутбук остался на столе. У нее был куплен билет на автобус до Стамбула, там она должна проверить свои ощущения. Если бы ей становилось всё холоднее, она направилась бы на побережье Средиземного моря или Конью, чтобы наконец уже проверить свою теорию – можно ли согреться в пустыне?   В окно царапался настойчивый лунный луч. Его холодный свет заставил зубы девушки стучать друг об друга, хотя скорее всего виноват был внутренний холод. Ее соулмейт был слишком далеко, так что у Айбике могли замерзнуть внутренности. Иногда ей казалось, что внутри нее целая морозильная камера, и тогда она старалась оказаться прямо под палящим солнцем. Она бы не растаяла. Не согрелась бы даже чуть-чуть. Просто так было немного легче, словно солнце соединяло ее со второй половиной. Светило для них двоих. В коридоре она не остановилась, ладонь опустилась на ручку двери, враз охлаждая её, и Айбике не пыталась бросить взгляд на семейные фотографии. Она не знала, как скоро вернется домой и вернется ли. Губы оледенели, Айбике слизала изморозь языком, и влага во рту напоминала фруктовый лед. Она не будет скучать по этому чувству, никогда.   – Даже не попрощаешься?   Голос брата всё-таки заставил ее обернуться. К чувству холода прибавилась вина, но даже она не могла сравниться по силе с порывом леденящего внутреннего ветра, что властвовал над Айбике круглый год, незаметный для людей, но ощутимый для нее самой. Как будто ее прокляли, и это было проклятие Снежной Королевы. Ее личная ледяная ноша.   – Я... не хотела никого волновать, Огулджан, – ответила девушка, пытаясь рассмотреть в темноте знакомый силуэт.   – Мы ведь все видим, что с тобой происходит, – ответил брат, покачнувшись, словно маятник. Ночная жара душила его, а девушка дрожала от холода, хотя надела сразу несколько свитеров. – Послушай, что бы ни случилось, мы тебя всегда здесь ждем и очень любим, систер.   – Я знаю, – быстро произнесла Айбике, думая о последнем автобусе. Ей хотелось сказать брату так много, но времени на это уже не было. Она просто не смогла бы объяснить всё так быстро — это была вся ее жизнь, заледеневшая, точно лед в Северно-Ледовитом Океане. – Поцелуй за меня маму и папу, и...   – Так просто ты не отделаешься, – прорезал тишину голос их кузена Омера.   Пришлось поцеловать на прощание всех членов семьи, карауливших ее в гостиной, но Айбике была даже рада, что так получилось. Она не хотела никого бросать. Просто чувствовала, что умрет от холода или внутреннего одиночества, если останется в Трабзоне.   ***   В самолете Берк всё еще дрожал, словно включенная на полную мощность музыкальная колонка, и не мог насладиться видами из окна, но уже по мере приближения к пункту назначения он почувствовал, что озноб бьет его чуть меньше, чем обычно, однако кожаную куртку не снял. Всю дорогу она пила горячий-горячий американо, и ей показалось, будто стало чуть менее холодно. Вид из окна менялся с огромной скоростью, мимо проносились сотни лиц, растворяясь тенями, совершенно не задерживаясь в памяти. Айбике всматривалась в людей через окно. Ее соулмейт мог быть среди людей, он мог оказаться любым из этих незнакомцев, если бы не холод, дробящий кости отбойным молотком. Она сделала еще один глоток. Ей почудилось, что кофе уже остыл, хотя от него шел легкий пар. В Стамбуле они оба с облегчением почувствовали, что больше путешествовать не понадобится. Однако слабо представляли, как будут искать друг друга дальше. Здесь, в Стамбуле, несмотря на то что у каждого из них были знакомые, родственники и друзья, они не знали, к кому обратиться, где искать подмогу, ответы на бесчисленные вопросы, однако Берк и Айбике уже чувствовали близость друг друга, а это придавало сил. Берк вышел на улицу погожим днем: светило солнце, но ему всё еще было прохладно. Правда, сравнить это с прежним холодом было сложно, поэтому он собирался провести на ногах целый день. Он решил прогуляться до порта, поразмыслить по пути, что делать дальше. Поговорившая с братом по телефону Айбике приняла решение сделать то же самое. Наконец можно было и достопримечательности осмотреть. Следующие прогулки она мечтала провести с любимым. Небольшие улочки и крытые красивой черепицей дома были невероятно красивыми — замечать местную архитектуру стало проще после того, как они приблизились друг к другу. Однако и Берк, и Айбике больше вглядывались в людей, чтобы скорее найти друг друга. Ниточка сматывалась. Казалось, они могут дергать за нее в обе стороны и зеркально поднимать руки и ноги. «Даже если я ее не встречу, – думал Озкайя, беспокойно обнимая себя, чтобы вновь не озябнуть. – По крайней мере, здесь не так холодно, потому что я уже приблизился к ней. Я смогу провести здесь еще немного времени, буду выходить на улицу каждый день, и тогда, может быть, повстречаю ее. Интересно, она местная? Или приехала сюда на отдых... Тогда она, должно быть, и сама удивлена, что теперь ей значительно лучше. Я ее грею». «Становится теплее, – подумала девушка, растирая шею ладонью, чтобы разогнать остывшую кровь. – И этого всё равно мало, чтобы понять, куда именно идти. Просто он тоже в Стамбуле, я приблизилась к нему максимально. Он тут, я сумела немного его согреть и согреться сама. Но что же делать дальше? Дать объявление? Я не знаю куда обратиться, а он может не знать турецкий, что, если он обычный турист здесь?» «Как глупо! Почти шестнадцать миллионов человек и еще туристы... На что я надеюсь? Путешественники приезжают каждый день — это бесконечный, беспрерывный поток. Ей может оказаться, кто угодно: и местная, и приезжая. Я вглядываюсь в каждое лицо и знаю, что это не она», – лихорадочно размышлял Берк. «Ни один из них. Нет, здесь живут очень милые люди, да и туристы кажутся весьма вежливыми и порядочными, но я знаю, что он другой. Не такой, как они, похожий и не похожий на меня», – уверяла себя Айбике, отворачиваясь от чужих лиц. «Она тоже приехала издалека. Я чувствую, как она движется ко мне. Иногда она долго думает, размышляя, куда ей отправиться, чтобы найти меня. Она знает, что я ищу ее и тоже отправилась искать меня», – решил Озкайя, и это немного приободрило его, как и легкое покалывание теплеющих рук.   «Он ищет и знает, что я его ищу, – осенило Айбике, и она даже рассмеялась, чувствуя легкое согревающее облегчение. – Он прилетел специально, чтобы найти меня, поэтому мы сейчас находимся в одном городе. Если я остановлюсь, он тоже остановится. Если я буду искать дальше, то и он не успокоится». «Я не хочу останавливаться, не сейчас, – подумал Берк, вдыхая прохладный воздух полной грудью, и снова стало чуточку теплее. – И, черт, я прекрасно знаю, где ее искать!». «Аллах, это так просто и всегда было просто! Мне надо было вырваться сразу, и он был бы здесь!». «Она там, точно там», – стучащее сердце не давало парню услышать свои мысли. Он просто знал, что думает так, и идея сама вела его, как верный проводник. Как компас, настроенный специально, чтобы найти его любовь. «Я иду», – на грани помешательства подумала Эрен, покачивая головой в сладостном предвкушении. Сознание кружилось или сам мир вращался вокруг нее, подталкивая ее к соулмейту. «Я знаю, что ты идешь, и я тоже иду к тебе», – Берку казалось, что он уже сходит с ума от безумия. Рассыпается на мелкие кусочки, но каждая его часть стремилась ко второй половине. Погода немного ухудшилась, с моря пришел ветер, а Берк вдруг понял, что ему хочется расстегнуть кожаную куртку. В тот момент, когда упругий порыв принялся расталкивать прохожих, Айбике стянула свою золотистую куртку и швырнула ее в первый попавшийся мусорный контейнер, почему-то она была уверена, что такой яркий предмет гардероба ей больше не понадобится. Берк видел, что кто-то идет с другой стороны набережной быстрым-быстрым шагом, и сам ускорил движение, точно кто-то подстегивал его ударами невидимой плети. Снизу обувь стучала о мостовую, сверху шумел его пульс, ритм был единым, слаженным, как работа механизма в новеньких часах. Теперь Айбике почти бежала и Берк почти бежал, словно кто-то поставил напротив друг друга магниты с разными полюсами и теперь наблюдал за тем, как они притягиваются обратно. Вокруг были тысячи прохожих, но они пытались рассмотреть лишь друг друга, потому что ничего не имело значения. Будто раньше в их сердцах существовал Ледниковый период — был только дикий, нестерпимый холод, как ночь в морозильной камере. Они замерли в шаге друг от друга, словно наткнулись на невидимую преграду. Никогда раньше они не были друг к другу так близко, но сейчас даже это расстояние казалось необычайно большим, точно пропасть с опасными чудищами, обитающими на дне. Берк дрожал, но впервые в жизни не от холода. Айбике оцепенела, но не потому что мороз сковал ее конечности. Они смотрели друг на друга, жадно, словно могли что-то упустить, и этими взглядами невозможно было насытиться. У них обоих были карие глаза. У него были волосы цвета меди, а ее необузданные кудри красиво обрамляли ее сладкое лицо. У Айбике были пухлые губы и милые ямочки на таких же пухлых щечках, кожа Берка выглядела так словно кто-то обрызгал его кисточкой, на которой была рыжая краска. Сейчас они одинаково боялись ошибиться и прекрасно знали, что никакой ошибки быть не может. Они приехали, чтобы встретиться, они совершили такой долгий путь ради этого момента. Они оба хотели украсть друг друга и сжать в объятиях, чтобы, наконец, убедиться — это оно, настоящее. Айбике протянула руку, она замерла рядом с щекой Берка, не касаясь. Между ее изящной ладонью и бархатной щекой циркулировал теплый воздух. Она тяжело дышала. Берк тоже. Она не знала, что сказать. Берк тоже. Они были двумя половинками одного целого, они так долго ждали этой встречи, словно между ними была вечность, и им нужно было сделать лишь шаг навстречу, чтобы убедиться в том, что это действительно так.   – Что ж, ради тебя стоило пересечь половину страны, – медленно проговорил Берк, не сводя глаз с лица Айбике. У него был приятный глубокий голос.   Айбике вдруг рассмеялась, чувствуя, что всё намного проще, чем она себе вообразила. На мгновение Айбике испытала легкое беспокойство, что ее поймут не так, но родственная душа не могла понять ее не так, и девушка увидела в его искристых глазах облегчение. Зеркальное ее собственному.   – Я хотела сказать то же самое, – произнесла Айбике, подхватывая, наверное, самую красивую улыбку на свете. – Айбике.   Сладкое звучание имени соулмейта совсем успокоило Берка. Он легко представил себе, как это имя становится частью его повседневной жизни. Такое же бесценное, как дождь в Конье, такое же естественное, как смена времен года. Озкайя хотел, чтобы у него был повод произносить это имя вслух тысячу раз каждый день.   – Берк, – мягко кивнул парень, продолжая с нежностью скользить взглядом по ее лицу. Ему хотелось обласкать глазами все его черты.   Айбике никогда не встречала людей в живую с таким именем, но оно не показалось ей чужеродным или неправильным. На самом деле, для нее это звучание в один миг стало родным. Она еще ни разу не произносила это имя вслух, однако ее язык, кажется, уже понял, что оно станет часто срываться невзначай во время разговора. Она была готова озвучить его снова.   – Красивое имя, – заметила девушка потеплевшим голосом.   – Ты тоже красивая, – кивнул Берк и, смутившись, опустил яркие, как яшма, глаза. Всего на миг, потому что ему тут же захотелось увидеть Айбике снова. – В смысле, имя.   Айбике снова улыбнулась. С моря кричали чайки, а она их не слышала. Дул ветер, а она его не чувствовала. Хотела снова и снова слушать, как Берк говорит своим вкрадчивым голосом.   – А что значит имя «Берк»? – спросила Эрен.   – Что-то вроде: «Поцелуй меня и все пройдет».   Смех снова невольно сорвался с губ Айбике. Она всегда отличалась веселым нравом, но рядом с Берком ей было по-настоящему легко, и — о, чудо! — сейчас она совсем не ощущала привычного, бьющего по каждой части тела холода, что был ее спутником буквально всю жизнь. Ее рука, наконец, легла на щеку Берка.  Горячо.  Впервые в жизни она по-настоящему почувствовала, что значит горячо. Ощущение было невозможным. Берк еле сдержал порыв полностью уткнуться лицом в горячую ладонь и запечься об нее, точно самый сладкий на свете кекс. Он чувствовал тепло кожи Айбике и свое тоже — это было незнакомо и потрясающе одновременно, словно в первые в жизни видеть море. Ему хотелось влиться в тело девушки через руку и навсегда остаться в удивительном тепле, мягком, точно мед, и таком же сладком. Лицо Берка приблизилось так медленно, словно они прорывались друг к другу сквозь застывшее время. Айбике впервые почувствовала, как что-то по-настоящему жаркое опаляет ее губы, заставляет их спечься, словно прикосновение каленого железа. Никакой больше изморози. И дрожь, не имеющая ничего общего с холодом, такая жаркая, как танцы на пляже, где воздух влажный и густой. Колени подгибались, словно кости исчезли после неудачного заклинания Златопуста Локонса. Берк и сам чувствовал ее дыхание, так же явно, как свое собственное. Ему хотелось вобрать в себя каждый вдох девушки, потому что это был первый горячий воздух, который он по-настоящему чувствовал. Жаркий ветер в Конье был просто легким бризом по сравнению с теплым дыханием Айбике. Берк не мог больше тянуть. Их губы, наконец, встретились, и в этот миг кудряшка поняла, что такое пожар. Берк уже не мог себя сдержать. Его руки, как прочные канаты, обвили талию девушки, и Озкайя не мог думать ни о чем — только о том, что Айбике (и каждая часть ее тела) принадлежит ему. Он властвовал над самым жарким существом в этой Вселенной. Таял, потому что за годы в нем скопилось много льда. Чем теснее он прижимался к девушке, тем яснее чувствовал, как огонь захватывает его тело, порабощая каждый сантиметр. Огонь, сияющий намного ярче, чем костры на ночных пляжах, чем поленья в печи, чем сами звезды в ночном небе. Огонь, не дрожащий на конце зажигалки, не искрящийся в виде бенгальского огня, но полыхающий в сердце. В двух сердцах. Айбике проскользнула языком в его рот, очерчивая свою территорию с настойчивой лаской, одна из ее рук нежно и живо перебирала шелковые волосы на затылке парня, делая его, как никогда, живым. Ее пальцы всё скользили и скользили по коже головы, и жар распространялся дальше. Он бежал по всему телу, не находил пристанища и возвращался обратно, становясь всё сильнее. Мощнее, чем палящий зной в пустыне.  Берк что-то промычал в губы Айбике, не отрываясь от ее влажного рта. Поцелуй всё горел, почти обжигая, и парень ни за что бы на свете не отказался от этого ощущения. Он мог бы умереть за этот пожар. Он мог бы умереть за человека, что подарил ему это чувство. Они открыли друг для друга вулкан, и этот поцелуй таил в себе силу пожирающей лавы. Не существовало ни губ, ни языков, только вспышки фейерверков. Непрекращающиеся салюты. Их руки скользили по напряженным телам друг друга, им нужно было чувствовать, касаться так тесно, как только возможно. Искры щелкали. Вот он — дрожащий от жара воздух, теперь циркулирующий в легких. Сладость этого мига не утихала, но они оба захотели вновь увидеть лица друг друга. Поцелуй довел до края их обоих, Берк и Айбике одинаково хотели видеть безумие в глазах друг друга, что стали родными всего за несколько минут. Отстранившись, Берк продолжал держать руки на талии Айбике, не зная, как разжать пальцы, а Айбике, наверное, набросилась бы на него с кулаками, если бы он вздумал ее отпустить. Сердце Берка стучало непрерывно, как молот в пылающей кузне, но и Айбике не могла успокоить пульс, бьющийся так неистово и дико.   – Я нашел тебя, – на выдохе сказал Берк, любуясь лицом своей любимой. Ее дыхание было непривычно горячим. Солнечные лучики в ореховых глазах Айбике уже стали для него любимым зрелищем.    – Я... – начала было Айбике, не отрывая взгляд от улыбки, ставшей ее сердцу запредельно родной. Ни разу в жизни она не могла себе представить, что будет чувствовать подобное, что если у нее кого-то отнимут, то она просто не сможет жить.   Берк снова поцеловал Айбике в губы, заставляя их обоих исчезнуть в самом неистовом, необузданном пламени. Ничего больше из прежней жизни не имело значения ни для одного из них. А в скором будущем они станут семьей.