Не дома

      Экспедиция была пустой формальностью. От пяти человек экипажа, где только двое имели учёные степени – и один был корабельным медиком, – ничего не ждали. Собрать показатели по основным параметрам, порыскать в поисках жизни – больше для веселья, и постараться не умереть.       Дэвид думал, это шутка. Планета со странным названием Земля была на снимках чем-то похожа на родной Эдем, даже от звезды находилась примерно на том же расстоянии, правда, от дома далековато, но на пути не предвиделось ничего опаснее скопления астероидов. Только не понятно было, почему раньше экспедиции туда не проводились, почему сейчас она была нужна – совершенно бесполезная. Попахивало чем-то тёмным, возможно, незаконным, и Дэвид так долго рассуждал о том, зачем ему лететь на Землю. Ведь внутреннее желание, сладкое тепло под сердцем от одной мысли, какой могла быть планета, не является достоверным компасом? Нельзя же быть таким легкомысленным.       Дэвид отчаянно хотел полететь. Что за жизнь без приключений?

***

      Сновидения на корабле стали частыми гостями. Дома ночью он видел лишь тьму или не успевал понять, что спал. Иногда забывал всё к утру, и на целый день оставалось чувство, что он упустил нечто важное. Но под гул мотора в голубоватой ночной подсветке Дэвид засыпал и находил себя в странных местах, не виденных никогда прежде. Пропахшие алкоголем и деревом бары, чужие квартиры с обоями, каменные улицы с доисторическими машинами и грязными лужами – он не узнавал с утра ничего, но находясь там, наблюдая за разливающим виски барменом и заглядывая за створки шкафа, он понимал, где находится, и знал, куда идёт. Даже знал зачем и что ищет – но никак не находил. Озирался удивлённо, говорил с кем-то, чьё лицо расплывалось в дымке и голос сливался с шумом города. Свой собственным звучал в голове эхом, словно настойчивая мысль, но не произнесённое вслух слово.       Дэвид знал, что он на Земле, но рассматривая её снимки и неточные модели, изучая информацию о ней давно прошедших лет, не верил. Может, там была пригодная для людей атмосфера и знакомые животные и растения – и не важно, почему её до сих пор тогда не колонизировали, но нигде не говорилось, что люди жили там раньше или сейчас. Хоть кто-то. Впрочем, это было единственно разумным вариантом.       Так почему же они летели туда вот так – налегке, спроваженные мягкой улыбкой начальства: «Вы же знаете эти игры, просто проверьте и вернитесь домой праздновать». Вопросы только распаляли любопытство и что-то ещё, что холодным свернулось в груди, оставалось в уголке глаза и недопитом стакане воды, отчего так тревожно было просыпаться и видеть постепенно уменьшающиеся расчётные часы полёта.       Оставалась несколько тысяч световых лет, когда Дэвид смог различить Землю перед собой не на экране монитора, а в живую, среди других планет и звезды. Кэт, та самая девушка, что отвечала за научные формальности, воодушевлённо рассказывала о расстояниях между объектами, о названиях – мифы, которые возникли, наверное, тогда, когда ещё не придумали время. Дэвид слушал внимательно, не удивляясь ни каким-то богам, окружавших Землю, ни прозаическому «Солнце». Они свои светила звали так же, но вот имена звёзд были другими. Кэт рассказывала так, будто это не люди придумали, будто скупые знания об этой части Вселенной достались им в наследство от кого-то другого, более старшего и мудрого. Как наставление.       Кэт рассказывала так, будто сама узнала это от бабушки в сказке на ночь. Дэвид подумал, что бабушка Кэт жила на Земле и застала те времена, когда статьи пестрели заголовками «Была открыта новая планета: 5 световых часов полёта» и «Звезда, освещающая нас, получила название».       Холодное смешалось с тёплым внутри Дэвида, и он всё больше замирал, смотря вперёд, чем следил за штурвалом. Настроил автопилот.       Входя в атмосферу раннее не посещаемой планеты, никто не волновался – кроме него. Так делали уже много раз, и надеясь на большее, чем сейчас, но улавливая краем глаза белые пятно – верно, облака – Дэвид жмурился от всё усиливающегося странного чувства прямо за грудиной. Эдемские облака никогда не были так чисты, небо не было голубым, и теперь они казались чужими. По трапу Кэт спустилась первая, бормоча по нормальную гравитацию и вполне комфортную температуру. Сквозь скафандр Дэвид не чувствовал ни тепла, ни холода, ни дуновения ветра и, осматриваясь, не понимал, почему эти ощущения вдруг стали такими важными.       На Земле он не увидел городов – ни тех, что были во снах, ни тех, что остались на снимках в музеях, а привычных глазу он и вовсе не ждал. Его окружала яркая зелень: деревья, кусты и травы, так странно похожие на домашние, но словно заполонившие планету всю. Он вертел головой, то всматриваясь в огромные кроны, то под ноги, различая одно маленькое растение от другого и стараясь не наступать на пышные листья. Корабль посадили на поляне, и Дэвид оглянулся на него – ужасного среди пейзажа. Металлический корпус с опознавательными оранжевыми и синими полосами, стекло и обтекаемая форма с неловкими углами турбин и подножек выглядели совершенно нелепо на фоне пушистого зелёного леса и нежно-голубого неба. Остальные члены команды озирались подобно Дэвиду, медленно разбредаясь по поляне.       Кэт сняла шлем и крикнула, что атмосфера пригодна для дыхания. Сказала, что незнакомые растения всё же лучше не трогать, не нюхать и тем более не пробовать на вкус. Дэвид так и не спросил, в какой именно области у неё была степень, но сейчас ему казалось, что не в образовании было дело. Капитан назначил встречу на закате и, убедившись, что все имели при себе пакеты первой помощи и запас воды и еды на полдня, отпустил.       Дэвид снял шлем и перчатки и проводил взглядом Кэт, уверенно шагавшую вглубь леса и мягко касавшуюся стволов. Будто они были ей хорошо знакомы. Он сам двинулся к прогалине между деревьями, надеясь выйти к воде или найти лучшее место для обзора. Хотел идти быстрее, но не мог спешить, засматриваясь на природу. Теперь он чувствовал, что солнце припекает на открытом месте лишь одну сторону лица, что ветер появляется лёгким порывом, как положенная на мгновение рука на плечо, что кто-то невидимый глазу гудит в траве, будто от напряжения, другой щебечет пронзительно громко – один, второй, третий, на разные лады. Дэвид заметил движение в кроне, как излишнее шевельнулись ветки и кто-то гаркнул встревоженно. Потом вылетела птица, не яркая, но с широкими крыльями. Таких он в Эдеме не видел. Ничего подобного он никогда не видел.       Лесов на родной планете не осталось – деревья переплетались с домами в причудливом узоре, оранжереи украшали крыши и маленькими островками плавали клумбы. Животным, чей вид не укладывался в голове, бесполезным, осталось место лишь в коллекциях и на снимках в архивах институтов. Дэвид знал о них только из курса в школе. Что-то видел на других планетах – конечно. Ему не престало удивляться чему-то новому. Только пролетевшая птица и тёмно-зелёный куст с малиновыми крошечными плодами казались ему до неуютного знакомыми. Неведомая сила заставила его протянуть руку, сорвать плод и положить в рот. Ягода... Он раскусил её, почти не задумываясь, и чуть кислый, терпкий сок брызнул на язык. Давным-давно он пробовал что-то похожее, но только не в Эдеме. Собрал ещё с десяток, и сунул в контейнер для образцов, что на всякий случай взял с собой. Отломил ветку, интуитивно избегая шипов на стебле, и положил в другой, медля расставаться с гладким тёплым ощущением листа. Может, дома получится вывести рассаду – Кэт могла бы помочь.       Дэвида не покидало ощущение, что он уже бывал здесь. Он не знал, что увидит за очередным деревом или куда приведёт его прогалина, только по карте и приборам мог сориентироваться, чтобы понять, как далеко океан или горы, но чувство, что он уже бывал здесь, было стойким и почти пугало. Дэвид не был ни на одной планете с зелёным лесом и голубым небом, где можно было бы дышать полной грудью и ощущать тепло на коже. Были с небом оранжевым, были с фиолетовой травой, были без солнца, были без воздуха, были холодные, были неплотные и будто бы живые. На Земле Дэвид был только во сне, но и там цветы прятались одиноко на подоконниках, животные сливались со стенами и небо покрывалось серым. Как два разных мира, которые никак не могут быть частями одного целого.       Впереди вырос лес, замыкая прогалину, но Дэвид решил не менять направление. В тени деревьев было прохладнее и звуков больше. Стрекот, шелест, жужжание, щебетание отдавалось эхом; шуршание собственных шагов. Свет проникал через маленькие пятна чистого неба между листвой, и мазками оставался на растениях, что росли у земли, в бутонах цветов, на кончиках травинок. Было больше запахов, свежих, пряных, томных – тёплой, мокрой земли и листвы, цветов. Дэвид вдохнул как можно глубже, стараясь запомнить аромат. Вдыхал и выдыхал, ощущая, как воздух проходит через нос, гортань и быстро оказывается в лёгких, наполняет их целиком, пьянящий, головокружительный, родной... На глазах невольно выступили слёзы, и будто бы очнувшись Дэвид заметил, что улыбался всё это время. Он сморгнул и двинулся дальше, качая головой. На глаза попадались деревья с тонкими листьями и, как оказалось, колючими – таких он ещё не видел нигде. Они пахли иначе, чем всё остальное, чем-то таким же колючим, как они сами, и Дэвид осторожно сорвал маленькую веточку и подобрал странную вещь, шершавую на ощупь – она могла оказаться плодом.       Он шёл всё дальше, вспоминая названия растений, которых не знал. Если всё казалось таким родным, то где-то в глубине памяти могло заваляться что-то ещё, более осязаемое, что можно было бы считать настоящим доказательством. Дэвид потёр лоб, на секунду отвлекаясь и пытаясь понять, почему таким необходимым было всё это, почему так легко он последовал за этим чувством? Не понял. Оглянулся ещё раз, пригляделся и заметил двоих в скафандрах, сидевших под деревом. Дэвид окрикнул их, не понимая со спины, кого из команды встретил. Не капитана, не медика – не был отличительных знаков и погонов. Никто не откликнулся, не пошевелился. Странно, что они были в шлемах, а подойдя совсем близко, Дэвид понял, что и скафандры были незнакомыми. Он обошёл людей за несколько футов, готовясь к обороне на всякий случай, но в стекле шлема увидел только черепа и вздрогнул от неожиданности. Огляделся снова в поисках кого-то ещё, крикнул о помощи, но лес ответил ему гудящей тишиной.       Дэвид надел шлем и перчатки и, подойдя к мертвецам ближе, присел перед ними на корточки, рассматривая их скафандры. Такие не использовались уже очень давно, но когда-то всё же были одними из самых популярных – так было сказано в тех же источниках, что рассказывали о сказках бабушки Кэт. Скафандры были целыми и чистыми, не было старых зарубок на стволе, ничего не лежало вокруг, что могло бы указывать на драку. Дэвид проверил карманы, но те оказались пусты, не было ни сумок, ни рюкзаков... Но как давно лежали здесь эти люди, что их тела успели сгнить до костей, а костюм не был тронут временем? Почему кости и нутро скафандра были такими чистым – без следов плоти и насекомых, что могли их повредить? От мертвецов не шло запаха.       Дэвид сделал запись на диктофон, ёмко рассказывая о пройденном пути и находке. Звать остальных он не стал. Поднялся, ещё раз осматривая мертвецов, пытаясь увидеть хоть что-то, что дало бы подсказку – где искать ответы. Неужели Землю всё-таки посещали раньше, нашли здесь нечто опасное, из-за чего записи засекретили, а теперь отправили экспедицию всё перепроверить? Что нашли: вирус, агрессивную атмосферу или вредоносные организмы, с которыми нельзя бороться? Во много раз превосходящую по техническому прогрессу расу, что не была настроена дружелюбно? Их отправили на казнь, думая, что они не вернутся? Или же это был ужасный памятник пугающей неизвестности космоса?       Только сейчас Дэвид подумал, что люди могли быть и не живыми, и последний вариант был самым разумным. И значит, где-то были поселение цивилизованных существ! Или их останки.       Мертвецы остались в такой позе, будто сели отдохнуть на несколько минут. Голова одного покоилась на плече другого, и можно было бы подумать, что это двое влюблённых, говорящих о всякой ерунде и мечтающие о доме. Или знающие о своей болезни и выбравшие провести последние секунды вместе, как ни в чём не бывало. Рядом росли бело-жёлтые цветы и пышные листья. Ромашки и папоротник. Дэвид задрал голову к небу, почему-то думая, что люди когда-то были живыми. Сосна, под которой они сидели, была высокой, и по веткам прыгала белка.       Дэвид снял шлем и перчатки, утёр слёзы и пошёл в том направлении, куда были обращены лица. Деревьев вокруг становилось всё меньше, они словно расступались перед чем-то величественным, важным... Дэвид вышел к обрыву. Край земли был песчаным, с сухой и колкой травой и галькой, ольха вцепилась корнями в землю, чтобы не упасть. Дэвид смотрел вперёд – на небо и лес, теперь действительно бесконечные, на пятно озера по левую руку и теряющиеся между деревьями дома с пустыми глазницами и лишённые крыш, полуразвалившиеся, хромые. Такие старые и одинокие. Дэвид оглянулся вглубь леса, уже почти ничего не видя перед собой; дыхание прерывало, и он прижал руку к ноющей груди. Он помнил это место другим, чуть более ярким и шумным, с песнями под гитару во дворах и жаром от асфальта, с толпами в праздники, с приоткрытыми летом окнами и тёплым светом фонарей по ночам. Дэвид опустился на колени.       Холодное, давящее чувство за грудиной было тоской.