Последний аркан

      Июль растекается по Нью-Йорку нежным, золотистым теплом: греет лучами солнца и дует теплым ветром. Селена жмурится от удовольствия, идя по Тиллари-стрит и наслаждаясь погодой. После долгих месяцев в мирах Таролога она счастлива вернуться в родной город. «Бридж Корпорейшн» управляет заместитель, так как на работу она не торопится. «Пора, наконец-то, отдохнуть». Остались позади мрачный, грязный Тотспел с его хмурыми жителями и страшными тайнами; прекрасная Долина Наваждения и ужасы войны; жуткий цирк уродов, полный людей и существ — забытых, никем не любимых. Селена очнулась в больнице, в одноместной палате, почти опутанная трубками аппаратов. Она была в коме больше полугода. В тот же день к ней пришли Деймон и Лола, бледные и встревоженные (Селена сразу поняла, что они вместе, но внутри ничего не дрогнуло). На следующий день ее навестила Мэри, и это стало приятным сюрпризом. Они разговаривали о других мирах: Селена притворилась, что все это ей снилось, хоть и знала, что это было по-настоящему. Она была не в своем теле. Она была в теле Лилит, в каждом мире из трех.       Но Мэри не помнила ничего. Селена все смотрела в ее красивые серо-голубые глаза, пыталась поймать хотя бы тень узнавания... все тщетно. Она извинилась перед Мэри за все и предложила вернуться обратно, в ее компанию. Хотелось начать все заново, с чистого листа. И, конечно же, найти Роба. Однако чем больше Селена об этом думала, тем страшнее ей становилось. У Мэри, Деймона и Лолы не осталось никаких воспоминаний: что, если у Роба тоже? Что, если они были лишь куклами, жалкими марионетками в руках Таролога? Иллюзиями. И только карта Таро в руках напоминает о том, что хотя бы Селена была реальна, как и миры вокруг.       На Бруклинском мосту шумно и людно: летом в городе много туристов. Какой-то парень на велосипеде чуть не сбивает Селену и бросает ей что-то грубое. Она молчит в ответ и лишь уходит с велодорожки. Ее внутренний лев больше не лежит ни у чьих колен, но покорен — ею же. Все так же смел и опасен, однако нападает гораздо реже. Только когда это действительно нужно.       Легкие вдруг наполняет сигаретный дым, Селена кашляет. И, подняв голову, она с изумлением видит его. Он курит, опершись о перила моста, и задумчиво глядит вдаль, на серебристый Ист-Ривер. Думает он или вспоминает? «Вспоминает ли меня?» Сердце Селены болезненно сжимается. Она подходит к Робу и осторожно касается его плеча.       — Детектив...       Роб оборачивается. В его взгляде — смесь удивления и тщетно скрываемой радости. Селена редко видела такие эмоции на его лице. Обычно Роб хмур и прямолинеен, порой даже груб. Как и ей, ему проще скрывать свои чувства, молчать о них. Что же изменилось?       — Селена.       Она впервые за долгое время слышит свое имя из его уст — свое настоящее имя, а не уже ненавистное Лилит. Это непривычно и даже странно, но очень приятно. Она хотела бы, чтоб он произносил его как можно чаще.       — Я была в коме, — Селена хочет говорить твердо и четко, но от волнения начинает почти тараторить. С ней раньше никогда такого не было, — все эти месяцы после ярмарки, на которой ты схватил варщика. Я хотела найти тебя, поговорить... Не знаю, как рассказать тебе все и заставить вспомнить: не хочу, чтобы ты считал меня сумасшедшей... Это не так. Все было реально. И ты, да, я надеюсь, что и ты тоже был реален. Ведь если нет, я... я этого просто не вынесу.       Ногти до боли впились в кожу ладоней, оставив фиолетовые полумесяцы. Селене кажется, что даже на войне ей не было так страшно, как сейчас. Если не помнят Деймон, Мэри, Лиам и Берт — не страшно. Но Роб должен помнить. Ее сердце и душа тянутся к нему, только к нему одному. Всегда будут тянуться, во всех мирах и вселенных.       Роб медленно качает головой, глядя на нее. Селена ждет, затаив дыхание и прикусив губу.       Сейчас все раскроется.       — Если ты боишься, то расскажу я, — неуверенно, почти нехотя произносит Роб. — Знаешь, я редко вижу сны. Но после дня города сны снятся мне каждую ночь. Иногда я помню все до мельчайших деталей, а иногда только обрывки. Помню мрачный отель со множеством картин на стенах; тело молодого человека с длинными светлыми волосами; огонь, пожирающий все вокруг. Помню, что у меня были заостренные уши, как у эльфа, и такие же были у тебя. Помню, как плыл на корабле по бурной реке, сквозь холодную ночь и туман... только чтобы встретить кровь, ужас и войну. Помню цирк уродов и жестокого хозяина, загадочного человека в маске; как ты боролась с ненавистью к миру, но сначала надо было побороть ненависть к себе. Я помню, Селена. Как ты улыбалась, когда мы бежали под дождем в Тотспеле, как мы вместе провели ночь перед твоим отплытием, как я вытащил тебя из огромной клетки и успокоил... Как ты все это объяснишь? Ты была в коме, я слышал, там может присниться все, что угодно. Но со мной все было в порядке. Не ты сошла с ума, Селена, а я.       Облегчение захлестывает Селену волной цунами: она хватается за перила, чтобы не упасть. «Он помнит... Он все помнит!»       — Ты не сошел с ума, Роб, а если и так, то мы оба сумасшедшие, — отвечает она и слабо улыбается. — Все, что ты видел, было взаправду. Таролог использовал тебя, да, но позволил тебе все запомнить, как и мне. Я обрела искупление. Меня больше не нужно наказывать и проклинать.       Лицо Роба светлеет, в серых глазах светится надежда.       — Я не понимаю, как и зачем... Но рад, что не сошел с ума, — криво улыбнувшись, затягивается сигаретой. — И что дальше?       Селена вытаскивает из кармана шорт карту Таро. В последние дни она все время носит ее с собой, как будто боится, что обо всем забудет. На древней, но все еще красивой карте изображена сама Селена — на фоне безмятежного голубого неба. «Мир».       — Таролог дал мне ее перед тем, как вернуть обратно, — говорит она тихо. — Это последний аркан, Роб.       — Значит, это конец? — спрашивает он напряженным голосом.       — Конец, — выдыхает она.       Селена встает рядом с Робом, беря его за руку и переплетая их пальцы. Ист-Ривер на западе превращается в жидкое золото, пока июльское солнце медленно заходит в воду.