Сгорающая память

Когда жители Мондштадта думали, что Дилюк наконец-то закончил исчезать без предупреждения, они узнали, что молодой хозяин уехал, не оставив после себя ничего, кроме короткой записки. Работники винокурни "Рассвет" ничего не объяснили и отказались говорить, что было в записке. "Я чувствую, что должен извиниться перед всеми вами за свое внезапное решение. Пожалуйста, позаботьтесь о винокурне "Рассвет", пока меня не будет. Я вернусь раньше, гораздо раньше моего последнего отпуска. Мне нужно время, чтобы подумать и пересмотреть некоторые свои действия. Я хочу от всего сердца поблагодарить всех вас за понимание" Но то, что было у него на уме, настолько тревожило его, что ему нужно было удалиться от общества и подумать в одиночестве. И это смутило даже Аделинду. Она знала, что у Дилюка все ещё есть проблемы и эмоции, с которыми трудно справиться, но что спровоцировало его на такое решение, было большой загадкой. Как и все остальные, она начала думать, что это как-то связано с Кэйей. Он появлялся часто, но просто для того, чтобы подразнить его и в конце концов поссориться. Он делал его дни еще хуже, чем они есть, а потом обвинял Дилюка в вспыльчивости. В обычных условиях это можно было бы считать нормальным. Братья дразнили друг друга, и младший всегда заходил немного далеко. Но между ними больше не было такой связи, и все начали думать, что Кэйа просто нарочно раздражает его. И хотя это полностью не объясняло, почему Дилюк ушел, давление Кэйи, несомненно, играло большую роль. И люди не стеснялись тыкать ему в лицо эту возможную правду, и делали это даже некоторые из его друзей. Некоторые из них были пьяны, некоторые были под впечатлением шуток, а некоторые были серьезны, потому что им надоело, что Кэйа задает одни и те же вопросы. "Интересно, что сейчас делает Дилюк?" "Интересно, где сейчас Дилюк?" "Есть ли у кого-нибудь идеи, где может быть Дилюк?" "Интересно, чем он так сильно занят?" "Когда мы в последний раз видели Дилюка?" "Сколько времени прошло с тех пор, как он ушел?" "Ему ведь не угрожает опасность?" Донна, которая так сильно любила Дилюка и проводила дни, думая о нем, была особенно взбешена всей этой ситуацией. До такой степени, что она обдумывала все причины, которые могли заставить его снова покинуть Мондштадт. И Кэйа был одной из ее причин. – Просто пойми, он избегает тебя! Это ты виноват в том, что он не хочет возвращаться! А кто бы хотел? Никто не может винить мастера Дилюка, я бы тоже ушла, если бы мне пришлось иметь дело с таким, как ты! Теперь ты счастлив? И комментарии продолжались, даже когда люди поняли, что Кэйа не злится, а наоборот, он смеётся над ними и пытается закончить разговор. "Скорее всего, он гораздо счастливее, без определенного человека" "Ты специально так себя вёл, чтобы он снова ушел?" "Ты продолжаешь спрашивать одно и то же, потому что у тебя закончились вопросы?" "Почему бы тебе не вести себя так, как будто ты тоже ушёл? Интересно, как быстро вернется мастер Дилюк?" "Никто не может его винить, мы все знаем, как ты постоянно с ним разговаривал" "Интересно, что он думает, когда смотрит на тебя? Он часто вздыхает и еще больше хмурится. Все получили письмо, кроме тебя" "Он может быть в опасности, но он определенно думает, что это лучше, чем быть с тобой" Когда комментарии стали грубее и чаще, Кэйа начал больше работать на улице, объясняя это тем, что ему надоело сидеть целыми днями и подписывать бумаги. Он старался держаться подальше от города, насколько это было возможно. Но он никогда не показывал вида, что рыдает и на самом деле винит себя в этом. Он знал, что мог быть одной из причин, но не думал, что так сильно все испортил. Но сейчас он чувствовал только ненависть к себе. Бесполезный как никогда. Причина, по которой Дилюк ушел, и тот, кого все начали ненавидеть. Когда он сидел на камне в лесу, в полном одиночестве после утомительного ночного дежурства, всё, что он мог чувствовать, это свои дрожащие руки. Разочарование заполнило его разум, он не знал, что чувствовать. Ему хотелось разозлиться, наброситься на всех этих людей и спросить, в чем их проблема. Он хотел кричать, он хотел вопить, он хотел объясниться. Он хотел признаться, что дразнил Дилюка не потому, что хотел, чтобы тот ушел, а потому, что у него не было другого способа поговорить с ним. Получалось все наоборот, он хотел, чтобы Дилюк был с ним, а не вдалеке. Но он мог только улыбаться, ожидая, когда все они закончат свои, так называемые, шутки, и думать, как бы закончить разговор. У него не было сил объясниться, не было желания бороться, потому что у всех были свои мысли. Когда он позволил слезам упасть на колени, он вспомнил, что прошло уже два месяца с тех пор, как Дилюк ушёл. Похоже, что он не собирался возвращаться. И Кэйа никогда не сможет узнать, всё ли в порядке и Дилюком. Вдали от него, Дилюк, предпочитающий дикую природу своей прекрасной винокурне, явно был счастливее, хотя Кэйа отдал бы все, чтобы пожить в ней хотя бы месяц. Месяц. Кэйа думал, разрешат ли ему остаться там на месяц? Он приблизился к винокурне "Рассвет", его взгляд остановился на величественном здании, где он когда-то проводил время, играя с Дилюком. Теперь не осталось ничего, кроме горьких воспоминаний, ноющих в его сердце. И он на самом деле пошел туда и постучал в дверь. Видя, как взволнованно Аделинда открыла дверь, надеясь увидеть Дилюка, потому что никто другой не пришел бы сюда в такой час, Кэйа почувствовала себя неловко. Она постаралась улыбнуться, чтобы не выглядеть грубой, но было видно, как она разочаровалась, увидев вместо него Кэйю. Он пытался не принимать это близко к сердцу, правда, пытался. Но не смог. Его эмоции были сложнее, чем когда-либо, и усталость за день не помогала. Он не мог спать, не мог есть. Он перестал улыбаться, перестал разговаривать с людьми, если это не имело отношения к работе. И сейчас он как никогда отчаянно хотел удовлетворить свои человеческие потребности. Чтобы есть прекрасную стряпню Аделинды, спокойно спать в уютной винокурне, наполненной воспоминаниями, улыбаться малейшей детали и пытаться разговаривать со всеми. Он мог умолять, он мог предложить все, что у него было. Всего на месяц. Черт возьми, даже одного дня было бы достаточно. Ему не хотелось возвращаться в Мондштадт. Он хотел держаться подальше от него. Он боялся идти туда, но в то же время чувствовал, что если он останется снаружи, то случится что-то плохое. Слышать все эти сплетни и чувствовать на себе жалостливые взгляды. Слышать подобные вопросы с такими же ожиданиями. Кэйа любил Мондштадт, но ему очень не хотелось быть там. Он обнаружил, что сочувствует Дилюку. Кэйа был настолько проблемным, что даже отказался оставаться в этом великолепном здании. – Чем я могу вам помочь, сэр Кэйа? – О, здравствуй Аделинда. Не буду ходить вокруг да около, я хочу спросить тебя кое о чем, – он почувствовал, как на его теле выступил холодный пот, его голос стал ниже. – Конечно, у тебя нет причин беспокоиться о моих личных проблемах, но мне действительно нужна твоя помощь. – Я действительно могу вам чем-то помочь, сэр Кэйа? Голос ее звучал холодно, но она же не верит слухам? Аделинда никогда бы не подумала о нем ничего подобного, верно? Она бы никогда... – Я не хочу ехать в Мондштадт. Могу ли я остаться здесь на некоторое время? – его голос звучал так дрожаще, что Кэйа подумал, не начал ли он снова плакать. Когда Аделинда явно открыла рот, чтобы отказать ему, Кэйа захотел сказать ещё кое что. – Я обещаю, что не буду ничего усложнять. Я не буду просить ни о каких услугах, не буду создавать никаких проблем, буду слушать все, что ты скажешь, и даже могу помочь тебе. Я могу справиться со слаймами и хиличурлами, и ничего не потребую взамен. Аделинда вздохнула, но без признаков согласия. Она задумалась, но ее лицо говорило "нет". – Ну же, госпожа Аделинда, я знаю, что никто, кроме вас, не сможет понять меня лучше. Я хочу просто взять отпуск и отдохнуть. Я действительно не хочу возвращаться в город, но я слишком плохо себя чувствую, чтобы оставаться на улице. Пожалуйста, не могли бы вы подумать? – Послушайте, сэр Кэйа, если вы хоть немного помните меня, то вы прекрасно знаете, что я бы взяла вас к себе. Я бы даже не стала ждать ни секунды, правда. Но семь лет назад вам было запрещено входить сюда, а мастер Дилюк так и не изменил своего решения. Я не хочу нарушать его правила, поэтому не могу исполнить вашу просьбу. Кэйа выглядел опустошенным и с выражением разбитого сердца на лице. Брови слегка приподнялись, губы скривились, а глаза открылись чуть шире. Аделинда до сих пор помнила это выражение лица Кэйи, когда она сказала, что он больше не может есть печенье. – Мне очень жаль, сэр Кэйа. Если я могу вам еще чем-то помочь, не стесняйтесь, спрашивайте. Если нет, пожалуйста, возвращайтесь в Мондштадт. Кэйа знал, что не может больше уговаривать, поэтому просто пожелал им спокойной ночи и ушел. Как и посоветовала ему Аделинда, он возвращался в Мондштадт, хотя и не хотел этого. Но что-то в его сознании твердило, что он должен вернуться и снова постучать в дверь, умоляя её позволить ему остаться там только на ночь. Поклясться своей гордостью, что он уйдет, как только взойдет солнце. Сделать хоть что-нибудь, чтобы она впустила внутрь. И не потому, что ему не хотелось возвращаться в город, который он любил, но и в котором не хотел находиться. А потому, что все было как-то не так. Он мог поклясться, что чувствовал на себе взгляды прохожих. Он мог поклясться, что что-то было не так. Его чувства были обострены, но он не мог быть ни в чём уверен. И он знал, что у него нет ни права, ни причины возвращаться, чтобы просить милости у Аделинды.