Я отпускаю тебя

Текст работы

PALINA — Позови меня с собой

Только, как прежде любя,

я отпускаю тебя.

Т. Снежина

Она лежит и гипнотизирует потолок, словно надеется увидеть за ним небо. Свет от уличного фонаря прожигает сетчатку глаз, пытаясь лишний раз указать на ту патовую ситуацию, в которой находится Гермиона Грейнджер. Надоедливые мысли, от которых она отмахивается днем, ночью вскрываются нарывающими гнойниками, не позволяя уснуть. Осознание собственной ничтожности давит, не дает спокойно жить. Где она свернула не туда? После чего приходит понимание, что к бродяге с улицы ты испытываешь больше сострадания, чем к когда-то любимому человеку? Почему счетчик упоминания в твоих мыслях другого переваливает за трехзначное число и обнуляется, потому что даже он не справляется с такими цифрами и таким наваждением? Почему войти в свою квартиру подобно восхождению на Голгофу? В какой момент начинают раздражать мелочи сродни бьющейся о края кружки ложки, когда он добавляет в чай безумно много сахара? Почему, когда его тяжелая рука ложится на тебя, как сейчас, ты начинаешь задыхаться, жалобно хватая воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег? С каких пор его поцелуй в висок сквозь сон близок выстрелу в упор, навылет, словно с осуждением, с этим громким «я тебя люблю», а ты нет? А он никогда не говорил ей таких слов, но было достаточно того зыбкого равновесия, пакта о неразглашении, с которым они пытались существовать. И она довольствуется этим, упивается, как цветок каплей влаги в засушливой пустыне. Любила ли она Рона или он был для неё альтернативой, сахарозаменителем, суррогатом чувств? Чем-то, что правильно и неправильно в тот же самый момент. От этих мыслей больно и горько одновременно. Так нелепо делить постель с тем человеком, с которым ты не хочешь вместе засыпать, не то что просыпаться. Капающая вода с крана бьет по темечку, прогрызает в душе рану, не дает отвлечься. На прикроватной тумбе покоится голубая книга с аркой на обложке, которую она уже успела зачитать до дыр в эти бессонные ночи. Перечитывать желания нет. Зачем ещё сильнее ковырять кровоточащее месиво бессмертными строчками, которые она уже помнит наизусть? Так больше нельзя. Эта мысль прочно поселилась в её голове, ни выгнать, ни вырезать. Замаскировалась и ждала своего часа, как гнусный шпион. Когда ты сломан вдоль и поперек, не поможет ни один колдомедик и костерост. Звук скрипящей кровати напоминает ей о спящем справа Роне, её муже, человеке, которого она выбрала, не выбирая. Он всегда был рядом, маячил на горизонте и оказался в нужном месте в нужное время. Это так эгоистично и фальшиво, что разбивает её на кусочки каждый раз, когда она задумывается об этом. Он её любит, в этом нет сомнения. Так какое право она имеет пользоваться чувствами человека, который безотказно верен ей, следует, как дворняжка за хозяином, получая лишь обрывки тепла и ласки, когда на деле достоин большего, лучшего, не её… Чувство вины прожигает изнутри. Работает слажено, лучше всяких кислот, разъедая даже кости. Гермиона просто не может дать ему то, что он просит. Окружающие уже давно ждут, когда у них появятся маленькие Уизли, но привязывать себя еще сильнее к этой семье она не может. Достаточно кольца на пальце, которое давит, обжигает, напоминает каждый раз её место предателя. Девушка в последний раз бросает взгляд наверх, в попытке разглядеть сквозь потолок околополярное созвездие Дракона. Ее последний оплот свободы, ее палач и дьявол в одном флаконе, ее Драко Малфой. Она не замечает, как засыпает, как обычно представляя, что по правую руку от неё спит не Рон Уизли, а он. Утро протекает в привычном, медлительном темпе. Гермиона как может оттягивает отвратительный разговор, подбирая более подходящий момент, которого просто не существует для такого случая. Ненавистный звук бьющейся о чашку ложки дает обратный отсчет их отношениям. Три. Два. Один. — Рон, я тебя не люблю. Преданные глаза цвета неба над чертовым Оттери-Сент-Кэчпоулом смотрят в душу, разбивают её вдребезги. — Прости, я… — она прячет лицо в ладонях, словно это поможет в этой ситуации, словно отгородит от той боли, которая исходит от человека напротив. Мерлин, и что говорить человеку, в крышку гроба которого ты остервенело вколачиваешь гвозди с каждым последующим словом. — Гермиона, мы можем попробовать как-то все исправить, — начинает он сбивчиво, — я понимаю, бешенные нагрузки в Министерстве, ты много перерабатываешь. Давай съездим в отпуск, Чарли давно звал нас в Румынию. Или, нет, давай к морю. Да, лучше к морю, к твоим родителям в Австралию. Но она его не слышит, вакуум. Белый шум на фоне, а в голове уже рисуются яркие картинки новой жизни. Не с ним. Там будут и море, и ужины в дорогих ресторанах, и любовь, которой ей так не хватало здесь. — Мне пора, я уже опаздываю. Она решительно поднимается, отодвигая стул со скрипом. Идет к выходу, подхватывая сумочку и документы, которые подготовила заранее, зная, что придется сбегать как вор, которого увидел сторож. — Я люблю тебя, Гермиона, — запыхавшись, он подлетает к двери, — Мы же можем остаться хотя бы друзьями, — с надеждой произносит он вслед. — Любовь не пятнают дружбой. Конец есть конец. Строчки, которые её подкинула память, пришлись как нельзя кстати. Дорога до Министерства необычайно легка. Когда душа свободна от тянущего груза, все кажется идеальным. Она даже не заходит к себе на уровень, сразу летит к нему. Напористо стучит в дверь председателя Британского филиала Международной конфедерации магов. Не дожидаясь разрешения войти, вторгается в кабинет. Здесь всегда царит полумрак. Тёмно-зелёные стены с деревянными панелями кричат о своей дороговизне, как и предметы мебели. Гермиона никогда не была в гостиной Слизерина, но, ей всегда казалось, что это помещение являлось её уменьшенной копией. — О, Грейнджер, чем обязан? — произнес он, в любимой манере растягивая слова. Формальное приветствие перед тем, как она накладывает на кабинет заглушку. — Мне нужно кое-что тебе сказать, — вся светится, как начищенный галеон. Затем добавляет, срывающимся от счастья голосом, — Я развожусь с Роном! Он усмехается, поджимая губы, переставая крутить фамильный перстень на мизинце. Проводит рукой по уложенным волосам, разрушая идеальную прическу, как и момент, который воцарился между ними. — Я сделал предложение Астории, — шепчет, еле шевеля губами, куда-то в стол, не поднимая глаз. Ледяное отчаяние сковывает, парализует, останавливает все вокруг. Она впервые видит его таким: сгорбившимся, неуверенным, боящимся посмотреть в ответ. Звук упавшего кольца о стол пробивается сквозь гул крови в ушах. Гермиона на мгновение забывает, как дышать. Беспомощно озирается по кабинету, ищет, за что можно зацепиться в стерильном, бесчувственном пространстве. Тщетно. Судорожный вздох носом и прерывистый выдох — первые признаки накатывающей истерики. Резкий стук в дверь, потом еще один. В дверном проеме показывается блондинистая голова секретарши, имя которой Гермиона так и не запомнила. Да уже и ни к чему. — Мистер Малфой, прошу прощения. Вас вызывает Кингсли по поводу нарушения Статута о Секретности во Франции магом, попадающим под нашу юрисдикцию. Это срочно, — она заходит в кабинет, сжимая в руках папку. — Вас отправляют в командировку, для урегулирования этого вопроса. Вам необходимо подписать несколько документов по данному делу. Сову нужно будет отправить во Францию до полудня. Гермиона уже не слышит этого шуршания за стеклом. Словно их посадили в аквариум, наполненный водой. Эта международная проблема сейчас кажется слишком мелкой, каким-то пшиком, по сравнению с ее разрушенным миром минутой назад. — Я… Мне пора, — и, не дожидаясь ответа, игнорируя трясущиеся ноги, Гермиона Грейнджер идет к выходу, не оборачиваясь. Она не помнит, как оказалась за своим столом в кабинете. Не помнит, как отказалась идти с чересчур навязчивым Гарри на обед. Она помнит только скрипучий шепот, с которым ее счастливое будущее ускользнуло, как песок сквозь пальцы. Почему-то кольцо, которое в скорой перспективе окажется на безымянном пальце Малфоя, смущает ее больше своего. Наверное, потому что тогда он всецело станет принадлежать другой женщине, более правильной, более подходящей, не ей. Она гоняет эту мысль в голове, как карамель во рту. Смакует, упивается безнадежностью ситуации. Отступившая ранее истерика наконец-то настигает ее. Она прижимает трясущуюся руку ко рту, чтобы сдержать крик, полный боли и отчаяния. Пространство вокруг начинает расплываться, а на документы одна за другой падают соленые капли. Взгляд цепляется за рамку, стоящую на столе. Колдография с выпускного, на которой она натянуто улыбается, машет в камеру вместе с ее мальчишками. В тот день Гермиона Грейнджер думала, что жизнь разрушена до основания. Как же она ошибалась. Тогда, после обучения, начав все с нуля, постепенно выстраивая свою жизнь по кирпичику, она добьется работы в Министерстве. Начнет медленно карабкаться по карьерной лестнице. Рядом будет ее родной и всепонимающий Рон, его поддержка. А он вернется, поможет ей с восстановительными работами, чтобы сегодня разнести эту крепость Бомбардой, одной брошенной фразой, которая перечеркивает все былые старания. Гермиона прячет лицо в руках, рвано дыша в ладони. Это конец. Дальше только пропасть, в которую она любезно позволила Драко Малфою толкнуть себя. Если и лететь вниз, разбиваясь о камни, то без возможности обернуться. Потому что там, в прошлом, светятся воспоминания, в которых ее ждет счастливое будущее, ненаступившее. Решение приходит в голову моментально, щелчком, зажженной лампочкой. Ноги сами несут к злосчастному кабинету на третьем уровне. Отдел магических происшествий и катастроф принимает как родную, словно ждал ее все эти три года недоотношений-перевлюбленности. Стук каблуков о мраморный пол отражается от стен коридора, в конце которого находится кабинет руководителя бригады Экстренных Магических Манипуляций. Три года назад за их отделом были замечены некоторые махинации. Гермиону Грейнджер тогда поставили курировать это дело. Погрузившись в данный вопрос, она выяснила, что один из руководителей, Арнольд Миргурд занимается внерабочими делами, которые могли нанести вред репутации Министерства. После долгих препираний они сошлись на том, что он будет официально проводить свои мероприятия, в документах указывая причину, которая будет пригодной для заказчика. — Кто знает, миссис Грейнджер, жизнь такая штука, возможно и вам когда-то придется воспользоваться моими услугами, — сказал ей Миргурд, когда она смогла докопаться до истины. Тогда она еще не представляла, как глубоко он зрил в корень. Оставила эту возможность про запас, чтобы сегодня обратиться к должнику. Заносит руку, чтобы постучать в дверь. На мгновение замирает, сомневается. Но боль внутри сильнее всяких колебаний. Эти чувства не стереть ластиком, крепко зашиты под кожей. Дышат. Живут. Если и избавляться, то вырывать страницы решительно, с корнем. — Войдите, — кряхтящий голос Арнольда заставляет Гермиону вынырнуть из воспоминаний и с силой нажать на дверную ручку. С ее последнего посещения кабинет неизменен. Маленькое, пыльное, тесное помещение, у стен которого располагаются шкафы с сотней пустых и подписанных, светящихся голубым колб. Затхлый воздух душит, но хозяин каморки спокойно обходится без проветривания. Он не видит смысла в нем, когда его окружают целые миры на стеллажах в пробирках. За деревянным добротным столом, притаившись, сидит седовласый мужчина. Язвительный старикашка, но работу свою знает хорошо. Именно поэтому Гермиона сейчас здесь. Оторвавшись от перелистывания документов, он с должной бодростью в голосе произносит: — Какая неожиданность, миссис Грейнджер, чем обязан? — лицемерная улыбка окрашивает покрасневшее лицо тучного мужчины. — Или правильнее будет миссис Уизли? — Грейнджер, Арнольд, Грейнджер, — выдыхает она, закрывая дверь на щеколду. — И я так понимаю, вы ко мне не по рабочему вопросу, — он захлопывает папку, в которой ковырялся минутой ранее, и откладывает ее на край стола. — Вы чертовски проницательны, пришла забрать долг. Его лицо окрашивает лукавая, довольная улыбка. — Это моя профессия, читать мысли. Но сочту за комплимент, — он лениво тянется за ключом во внутренний карман пиджака. Медленно поднимается и идет к сейфу. — Присаживайтесь, нам предстоит долгая работа. — Так по какой причине вы решили обрадовать меня своим присутствием? — Вы сами все увидите, — мягкая обивка кресла располагает к расслаблению, но у Гермионы это не выходит. Аура напряжения так и сочится из нее. — Миссис Грейнджер, какую причину мы с вами официально будем указывать, — произносит с ухмылкой, почти с издевкой, — С какими воспоминаниями вы выйдете за порог этого кабинета? — его бровь вопросительно ползет наверх. — Посттравматическое стрессовое расстройство на фоне пережитой войны. А именно события в Мэноре. Беллатриса Лестрейндж, ну вы понимаете. Документы из Мунго предоставлю позднее. — Отлично, очень правдоподобно, сойдет, — протягивает ее соглашение о неразглашении со своей подписью. — Действуем по регламенту, сами понимаете. — Я вижу, вы исправляетесь после последней проверки. — Стараемся, — он тяжело поднимается и обходит стол. — Сначала мы с вами отсмотрим весь материал, соберем его, а потом уже я буду чистить. Надеюсь, вы отсортировали необходимые воспоминания в нужную «папочку», — делая многозначное ударение на последнем слове, Арнольд с пузырьками в руках вальяжно подходит к ее креслу. — Вы думаете умнейшая ведьма столетия не умеет структурировать свои мысли? — Раз вы оказались здесь… Да, впрочем, неважно, — громко откашлявшись, он продолжает, — Ну что, начнем. Вы готовы? Гермиона молча кивает, еще крепче сжимая подлокотники. — Легилименс! Очертания помещения начинают расплываться. Воспоминания затягивают их в воронку. В мутном пространстве проявляется кабинет Драко Малфоя, а в дверях стоит Гермиона Грейнджер. Поражает своей улыбкой. Этот поток радости сталкивается с ледяной стеной, исходящей от Малфоя. Только сейчас она может подметить эти мелочи, которые не способна была тогда разглядеть, окрыленная моментом свободы. Он одаривает ее взглядом, колючим, как и розы в его поместье. Но Гермиона из прошлого этого не замечает, а из настоящего — упивается этим, потому что потом он не поднимет на нее своих глаз. Начинается этот немногословный диалог, который она помнит наизусть. И это так неправильно, делиться с кем-то самым сокровенным. Но Миргурд же в своем роде — врач. Он поможет ей справиться с болезнью, с этой опухолью, которая поселилась в ее голове, отравляя организм метастазами. — Я развожусь с Роном, — гремит набатом в тишине. Гермиона только сейчас подмечает, как его ломает от этих слов, как рушится гранитная глыба под названием — Драко Малфой. Она замечает его слабость, которую он научился маскировать за столько лет. Бей голыми руками, не даст отпор. Их счастливое будущее осколками летит к ее ногам, потому что она знает, что сейчас прозвучит. От этого хочется рыдать, но такие люди как Малфой в подобных ситуациях никогда не плачут. Они лишь могут горько усмехнуться, но это еще хуже, больней. Этот звук подобен разбивающемуся комку земли о крышку твоего гроба, потому что после этого нет ничего. Этим и добивают. — Ну же, посмотри на меня, пожалуйста — сквозь всхлип шепчет Гермиона. И этот звук максимально жалок. Почему-то она способна это произнести только в тот момент, когда он точно не услышит. Недосказанность — бич многих пар, и они не отличались от большинства. — Гермиона, — голос Миргурда сквозь туман доходит до ее барабанных перепонок, — нам пора. Пора… Осознание нетерпящего времени давит, душит. Поток воспоминаний переносит их в старый отель на окраине Лондона. Здесь холодно, в сезон дождей особенно. В темном помещении в конце комнаты стоит девушка и гипнотизирует запотевшие окна. Она тянется пальцем к стеклу и рисует на нем сердце. Первый символ, пришедший в голову, который через минуту начнет кровоточить влагой, как и ее орган в груди. Звук ключа в замочной скважине прерывает тишину. От эха шагов Гермиона вздрагивает. Знакомые руки ложатся на талию. Так правильно и неправильно одновременно, что от этого хочется повеситься. Он всегда приходит из темноты, намекая на расположение сил. Показывая, что девушка уже давно перешагнула черту и крепко обосновалась на стороне зла. — Знаешь, я давно хотел тебе сказать, — шепчет в макушку Малфой, — Спасибо, что не взяла его фамилию. Она тебе не подходит. Не добавляет, что его в документах смотрелась бы лучше, звучала бы мелодичнее, громче. Но ей это и не нужно. Она это чувствует. Драко Малфой никогда не говорит подобные вещи в лоб. Их нужно читать между строк. И она пьяна от любви, но это так просто звучит, так низко для их отношений. Это больше похоже на наркотик, когда зависимому вкалывают слишком большую дозу, а потом его корежит и разрывает на части. Когда хочется еще, а остается довольствоваться обрывками взглядов и мимолетных прикосновений. Бесконечный гул в висках просто сводит с ума. Зудящие, бездумно несущие кровь вены, отравленные варевом, похожим на амортенцию, напоминают о кабале. Слишком низкие дозировки вредны для организма, когда ты окончательно подсел. И она упивается этими встречами, как в последний раз. Растворяется в нем до остатка. В отражении окна видно, как его руки начинают одну за другой расстегивать пуговицы на блузе. А Гермиона еще сильнее прижимается спиной к его груди, прикрывая глаза и вдыхая такой родной аромат парфюма. — Да уж, за такую сенсацию Скитер отвалила бы мне баснословный гонорар, — Разрезая интимный момент, произносит Миргурд. И после заговорщической паузы добавляет, — Поэтому я предпочитаю подписывать бумаги сразу, чтобы не было соблазна. — Наверное, можно это пропустить, чтоб обойтись без ваших высказываний, — осекает его Гермиона. Она наблюдает за хорошо снятым фильмом, зная его концовку, словно она сценарист. Но у их жизни поганый режиссер. Счастливые моменты этих трёх лет пролетают перед глазами. Ее глотки кислорода, которые она получала в той, прошлой жизни. Воспоминания выбрасывают их в переполненный лифт. Можно сказать, что этот день не задался с самого начала, но Гермиона Грейнджер упиралась в плечо Драко Малфоя, упиваясь этим мимолетным контактом, как законченный наркоман. Ей этого было достаточно. — А мы могли бы бросить все и сбежать, — шёпотом выдыхает ей в ухо. Поселяет в нее семя надежды, которое будет с любовью оберегать и взращивать, чтобы потом вырвать этот цветок с корнем. И она разбивается об эту фразу вдребезги. Смакует, когда он покидает ее на своем уровне. Туман воспоминаний перемещает их в следующую сцену. Опять лифт, и тот самый момент, который запустил весь механизм вновь. Гермиона заходит в уже довольно забитую кабинку. Знакомый до боли аромат сандала из прошлой жизни бьет в нос, но она не придает этому должного значения. — О, мисс Грейнджер, доброе утро, — Арнольд Миргурд одаривает ее своей классической лицемерной улыбкой. — Миссис, Арнольд, миссис. Не можете привыкнуть к моему новому статусу? — переводя взгляд на кольцо, отвечает она. — Честно говоря, меня больше интересует статус моего отдела, нежели ваше гражданское положение. Люди начинают выходить на втором уровне, расталкивая Арнольда Миргурда и Гермиону Грейнджер. Она порывается выйти вместе с ними, но осекается. На утро назначено окончательное слушание в Визенгамоте. Дело, связанное с подразделением Арнольда. Сегодня она выходит на десятом. — Я думаю, все будет хорошо, если мы сможем соблюсти все наши договоренности. Голос девушки оповещает своих пассажиров о приближении к третьему уровню. — Хорошего дня, миссис Грейнджер! — Миргурд, театрально приподнимая шляпу, покидает ее. Она в кабинке одна. Почти. Почти одна, заточена со своим прошлым, которое хватает ее за локоть. — О, значит уже миссис Грейнджер. Он взял твою фамилию, потому что его слишком низка для этого общества, — от этого шепота мурашки затаптывают ее намертво. — Ты вернулся, — только и может вымолвить она. Гермиона поворачивает в его сторону голову и разбивается о серые глаза вдребезги. Словно не было этих нескольких лет без него. Своим взглядом он в один миг срывает пластырь с раны на ее груди, которая начинает кровить. Мерлин, почему же так больно! Время лечит? Бред! Оно лишь накладывает на душу заплатки, которые могут сдернуть в один момент. — Симпатичное платье, Грейнджер, — и этой контрольной фразой Малфой добивает ее. Он выходит на своем этаже, оставляя ее наедине со своей болью. Миргурд из настоящего тактично откашливается. — Это все? — Хогвартс, — еле шепчет она, — еще Хогвартс. Очертания кабинки лифта начинают тускнеть, заменяясь на каменные своды родного замка. Последний день в школе. Выпускной. Шум голосов смешивается в единый гул, от которого становится тошно, а от яркости платьев рябит в глазах. Это лето выдалось достаточно холодным. Особо предусмотрительные успели закупиться мантиями к праздничному наряду. Гермиона Грейнджер остановила свой выбор на платье черного цвета с ниспадающими рукавами в пол. Блестки, которыми была усеяна юбка, осыпались и растворялись в воздухе. Мадам Малкин явно не экономила на ткани для пошива. И лишь прозрачная, фатиновая накидка не грела, отрезвляя. В этом наряде она была подобна бескрайнему темному небу над Хогвартсом, сверкала и ослепляла всех вокруг. Того же оттенка, как и душа Драко Малфоя. Они бы идеально смотрелись вместе, если бы в Большой зал Гермиона не входила под руку вместе с Роном Уизли. Костюм к вечеру девушка заказала за несколько месяцев, еще рассчитывая на другого спутника на этом празднестве. Она планировала зайти в зал вместе с Драко Малфоем, тем самым объявив всем об их отношениях. Но разговор недельной давности перечеркнул все ее надежды. Гермиона даже не хотела идти на бал, но ее переубедила вечно пышущая энергией Джинни. Такое событие, раз в жизни. Да, действительно… Возможно, это ее последняя возможность увидеть Малфоя. Неохотно собрав утром волосы в пучок так, что пронырливые, короткие колечки курчавых волос выбивались на затылке и висках, девушка не стала ничего подправлять к вечеру. Делать прическу более аккуратной не было сил, да и желания. Гермиона просто не видела в этом смысла. В тот день все казалось бесполезным. На их с Роном пути появляется Драко Малфой. — Симпатичное платье, Грейнджер, — выдает своим фирменным, обезличенным голосом он. — Не смей к ней даже приближаться, Малфой, — Рон начинает покрываться румянцем от раздражения. — Уизли, поспокойнее, это всего лишь комплимент. Знаешь, их иногда делают девушкам, — не переводя взгляда с Гермионы Грейнджер, произносит он. — Что-то я раньше не замечал должных любезностей в сторону Гермионы. Уровень напряжения зашкаливает. Девушка еще сильнее сжимает руку спутника, словно это способно его как-то остановить. Обменяйся они еще хоть парой любезностей, драки не избежать. Но Драко Малфой лишь язвительно ухмыляется и разворачивается на пятках в сторону слизеренцев. Ситуацию разряжает подоспевший Гарри. — Ребят, пойдемте сделаем колдографию на память. Джинни уже заняла нам очередь. Они идут делать ту самую фотографию, которая потом займет свое место на ее рабочем столе. Будет мозолить глаза, напоминая об этом дне и ее надломленном состоянии. Тусклый свет из окон замка сменяется ярким полуденным солнцем, которое слепит до точек в глазах. Легкий летний ветерок ласково касается зелени у подножия Черного озера, принося запах водорослей и ила. Группки студентов располагаются на берегу, кто-то готовится к предстоящим экзаменам с конспектами в руках, другие просто отогреваются под теплыми лучами. Этот редкий, ясный день отпечатался у Гермионы на задней части век. Въелся под кожу так, что каждый раз, щурясь от солнца, воспоминания переносили ее сюда, в тень старого бука, где прятались от чужих глаз двое. Девушка сидела, оперевшись спиной о ствол, одной рукой перелистывая страницы учебника, другой — перебирая светлые волосы парня, который расположился головой на ее коленях. И в этой умиротворенной картине было что-то особенное, непривычное. Природа постаралась, предоставляя им момент затишья, перед тем как судьба нанесла свой сокрушительный удар. — Какие планы после школы? — Малфой отрывает глаза от книги в руках и переводит взгляд на Грейнджер — Буду пробовать устроиться в Министерство. Он хмыкает и возвращает взгляд на страницы. — Золотая гриффиндорская девочка будет пробовать? Не смеши. Они только и ждут, когда ты закончишь обучение, — Драко опять смотрит на нее, иронично поднимая бровь. — Скорее всего, уже подготовили отдельный кабинет. Она прячет улыбку, поднимая голову к небу. Гермиона не набивалась сейчас на комплименты, но из его уст они всегда звучат по-особенному. Забираются под кожу и долго греют где-то в груди, как и это солнце, которое не пробивает крону старого бука своими лучами, но от него безумно тепло. — А ты, чем ты будешь заниматься после Хогвартса? — Отец договорился о стажировке в Министерстве, во Франции. Учитывая прошлое, — Малфой на мгновение запинается, — пришлось задействовать немалые связи… Она перебивает его, не давая закончить предложение. Эйфория от безмятежности рассеивается так же быстро, как и туман сегодняшним утром. Нотки подкрадывающейся истерики начинают звучать в голосе Грейнджер. — Погоди! То есть как? Когда? Ты надолго уезжаешь? — сбивчиво засыпает его вопросами, мысленно упрекая себя, что не завела этот разговор раньше. — Приступаю с августа. Обучение рассчитано на год. А там, надеюсь, получится зацепиться за место, — спокойным и размеренным тоном, совсем отличным от ее, отвечает Драко Малфой. — То есть меньше чем через месяц ты переезжаешь в другую страну, а я узнаю об этом только сейчас? — ее голос переходит на срывающийся крик. Спустя пару глубоких вздохов, парень поднимается. — Ты же понимаешь, что мне сейчас здесь ничего не светит? В лучшем случае должность лесничего в этой гребаной школе, — размашисто указывая в сторону Хогвартса, почти выплевывает он, — Я согласен с отцом, что нужно немного переждать. Горькая правда переворачивает внутренности. Захлопнув книгу, Гермиона подскакивает. — Драко Люциус Малфой, ты уже взрослый человек и можешь сам выбирать, что делать со своей жизнью, а не жить по указке отца, — глубоко дыша, она максимально иронично добавляет, — Еще скажи, что он за тебя решает, с кем идти на выпускной? Молчание повисает между ними, и смех, донесшийся с озера, не может отвлечь этих двоих. — Я должен идти с Асторией Гринграсс, — шепчет парень куда-то в землю. Ей кажется, что это все иллюзия. Нет, такого просто не может быть. Мир не может рушиться в такой прекрасный день. Это неправильно. — Гермиона, это формальность, не более, — парень подходит ближе и пытается схватить её за локоть. — Ах формальность? — девушка одергивает руку, — Удачи тебе с твоей формальностью и счастливого переезда, — она подхватывает сумку и спешит в сторону замка, шепча себе под нос пророческую фразу: — Подальше от меня. И Гермиона из настоящего понимает, что она могла бы его спокойно выслушать. Они бы обязательно что-нибудь придумали. Но у истории нет сослагательного наклонения. В подобные моменты хочется быть полной дурой, потому что удача на стороне дураков. А её счастье, с именем Драко Малфой, ускользает из рук, растворяется по ветру, как и те воздушные замки, которые она успела себе настроить. Перед глазами проносятся замыленные обрывки школьных воспоминаний. Их столкновения на дежурстве, в Сладком королевстве, в совятне. Работа в библиотеке, как она занимается конспектами к предстоящим занятиям, а он сидит с книгой, но не читает и строчки. Буравит ее своими серыми глазами. А после он всегда провожает ее до портрета и дежурно целует в макушку. Она ничего не рассказывает друзьям, но они, кажется, начинают что-то подозревать. Да и ей это не так уж важно. И это ее жизнь, в обратной перемотке. Гермиона чувствует, что пленка на катушке начинает заканчиваться. Они близки к началу. Ее память выкидывает их с Миргурдом на заснеженный школьный двор. Она даже чувствует морозный воздух, обжигающий легкие, как в тот ясный зимний день. Яркое февральское солнце слепит глаза. Переливающиеся кристаллики льда, парящие в воздухе, создают уютную атмосферу, наполняя окрестности Хогвартса еще большей магией. — Я тогда опаздывала на Уход за магическими существами, — говорит она Арнольду, — мальчишки пошли на занятие сразу после обеда, а мне нужно было вернуться в общежитие. Миргурду можно ничего не говорить. Он не задает вопросов, методично выполняя свою работу. Но ее это начинает коробить. Как можно молча смотреть фотоальбом, не добавляя объяснений к каким-то фотокарточкам? Из-за двери показывается кудрявая копна волос, а за ней и их обладательница с книгой наперевес. Заметно, что торопится, не смотрит по сторонам. Гермиона Грейнджер поскальзывается у входа, но ей не суждено упасть. Мягкой, но крепкой хваткой под локоть Драко Малфой спасает ее от падения. Их лица оказываются в нескольких дюймах друг от друга. Девушку обдает горячим дыханием вперемешку с ярким парфюмом. Серые глаза изучающе скользят по лицу. — Тебе нужно меньше общаться с Лонгботтомом. Не знал, что неуклюжестью можно заразиться, — он плавно отпускает ее руку и разворачивается, чтобы пойти в замок. И от этих слов с легкой ноткой иронии, без привычной капли яда, хочется провалиться под землю. — Спасибо, — шепчет она, выпуская облачко пара, когда его спина уже скрылась за массивной дверью. Простояв минуту, словно в оцепенении, Гермиона, встрепенувшись, еще сильнее кутается в мантию. Прижимая учебник и конспекты ближе к себе, спешит в сторону Запретного леса, внимательно смотря под ноги. Пространство схлопывается. Поток переносит их с Миргурдом на заснеженное квиддичное поле. По обилию желтых и зеленых цветов становится понятно, какие факультеты только что сразились в воздухе. Члены команд лениво плетутся в раздевалки, а зрители постепенно начинают спускаться с трибун. В толпе становится заметно Гермиону Грейнджер, которая, пытаясь обойти столпотворение, движется к другому выходу. Девушка снимает шапку, цепляя ею за прядь вечно вьющихся волос. Мотает головой, пытаясь освободиться от головного убора и мелких снежинок, которые запутались в ее прическе. Не замечает, как налетает на игрока в зеленой форме. Проходит секунда, прежде чем она поднимает глаза, а язык приклеивается к небу. На нее сверху вниз смотрит Драко Малфой, медленно поднимая бровь. — Поздравляю, — только и может издать она тихим голосом, проклиная свой мозг за подкидывание столь нелепого ответа. К щекам стремительно приливает кровь, покрывая этой детской краской ее открытое лицо. Он издает довольный смешок, а под скулой появляется ямочка. — Не думал, что ты сегодня болела за Слизерин. Она широко распахивает глаза, на мгновение забывая, как дышать, от всей этой несуразной ситуации. Разворачивается, вжав голову в плечи, и почти бежит в сторону замка. — Когда мы разобьем команду Поттера в финале, мне ожидать аналогичного поздравления? — почти кричит ей вдогонку. Он уже не видит, как у удаляющейся Гермионы из прошлого светится лицо от широкой улыбки. И от этих воспоминаний невыносимо больно, словно с тебя сдирают кожу живьем, а после толкают в чан, полный соли. Почему счастье, причиненное когда-то, кромсает, режет, разбивает на мелкие части успешнее, чем скорбные моменты. Заснеженное пространство скручивается, перемещая своих путешественников к первому эпизоду этого фильма, прологу, источнику всех бед. Полумрак коридора окутывает девушку, выходящую из библиотеки. Пляшущие тени на каменной кладке рисуют причудливые, временами даже жуткие узоры. Если бы это был не ее восьмой год обучения в Хогвартсе, она бы старалась не гулять одна по замку в темное время суток. Сейчас это лишь часть окружающего пространства, не более. Что-то привычное, не вызывающее былого трепета, как на первых курсах. Ее задевает проносящийся сорванец, выбивая из рук книги и конспекты, которые разлетаются по коридору. — Этого еще не хватало, — раздраженно шепчет она, начиная собирать разбросанные учебники. Первокурсник в слизеринской форме, виновато повесив голову, начинает пятиться назад, бубня под нос всевозможные извинения. Спустя пару контрольных вздохов, воспроизведя самый нравоучительный тон, каким только могла отчитывать староста Гриффиндора, Гермиона добаавляет: — Будешь в следующий раз так носиться по коридорам, лишу ваш факультет баллов! — на мгновение ей становится даже немного жаль его. Мальчишка еще сильнее опускает плечи, клятвенно заверяя, что подобное не повторится. И этот инцидент мог бы спокойно затеряться среди прочих, забыться под тяжестью других, более значимых моментов. Но судьба — чертовски ироничная штука, не дает этому произойти, и из-за спины доносится резкое высказывание голосом ее личного палача. Вламываясь в ее устаканившуюся жизнь, выбивая дверь с ноги, что та стремительно слетает с петель, врывается Драко Малфой. — В общежитие, живо! Мальчик опрометью несется в указанном направлении. В наступившей тишине Гермиона слышит, как легкая поступь шагов отражается от каменных сводов замка, настигая ее со спины. Малфой аккуратно обходит ее и замирает у одного из конспектов. Проходит одна, две секунды в этом нервном оцепенении. Он наклоняется за свитком и подает его ей. Этот взгляд глаза в глаза подобен удару шаровой молнии. Отрезвляет и одурманивает одновременно. Где-то внутри щелкает механизм, запуская обратный отсчет у бомбы, которая превратит ее милый домик с садиком в руины. Девушка принимает протянутые записи, случайно касаясь его руки. И это прикосновение еще сильнее затягивает ее в омут к его чертям. Туше! Малфой разрывает зрительный контакт, разворачивается и направляется вслед за унесшимся первокурсником. Двигается уверенной походкой, сжимая и разжимая кулак левой руки. Как и в этом воспоминании, Драко Малфой уходит из её жизни с гордо поднятой головой, не оборачиваясь. А Гермионе только и остается буравить его спину взглядом, пока тьма коридора не поглощает ее. И Гермионе из настоящего где-то на задворках сознания хочется, чтобы он вернулся, предложил проводить ее до портрета, поцеловал на прощание в макушку. Но это всего лишь прошлое, которое уже никак не изменить, как и ее решение, которое она приняла, переступив порог кабинета Арнольда Миргуда. — Вполне безобидное воспоминание. — С него все началось. Если и рушить воздушные замки, то до основания. — Это правильное решение, Гермиона, — впервые она замечает нотку сочувствия в его голосе. — Да, — немного помедлив добавляет, — я знаю. Она продолжает гипнотизировать конец коридора, навеки прощаясь с самой лучшей частью Драко Малфоя, которую она когда-либо знала. — Я отпускаю тебя, — три самых тяжелых для нее слова улетают в пустоту, так и оставаясь без ответа. — Обливейт!

***

Девушка заходит в лифт с папкой документов и заветными пузырьками, в которых заточено все ее прошлое с ним. Настырный аромат сандала и ветивера бьет в нос, по-хозяйски забираясь в легкие. И не вызывает ничего, кроме мысли о том, что можно подобрать Рону подобный парфюм. Наверное, ее мужчине это подойдет. Люди выходят на втором уровне, оставляя в кабинке двоих недоблизких людей. Воцаряется напряженная тишина, хоть бери, режь и намазывай ее на хлеб. — Я могу расторгнуть помолвку. Гермиона непонимающе озаряется по сторонам в поисках того, кому могла быть брошена эта фраза. Медленно поднимает голову и натыкается взглядом на Драко Малфоя. — Вы с Асторией помолвлены? Не знала, — и затем, искренне, как может делать это только она, как помнит только он и голубая субстанция в трех злосчастных колбах. — Поздравляю. Бровь Малфоя вопросительно ползет наверх. Он приоткрывает рот, чтобы ответить… Да вот только, что говорят в таких ситуациях? Его взгляд падает на ее левую руку с кольцом от другого мужчины; на пузырьки, в которых плещется голубая материя, которые светятся их прошлым. Скрипучие двери лифта распахиваются, оповещая своих пассажиров о конце пути. Их общего пути. На выходе её встречает Рон, сминающий в руках путевки с яркими пальмами и кенгуру. Что-то мямлит, запинается. Драко Малфой этого уже не слышит. Он бы мог оглянуться и увидеть, как она привычно целует Уизли в щеку. Но в подобных ситуациях лучше не оборачиваться, потому что назад дороги нет. Про такие пары говорят, что у них нет будущего. Гермиона Грейнджер отняла у них еще и прошлое. Отпустила.