когда-нибудь
20 июля 2022 г. в 23:21
Переосмысление своей жизни настигло внезапно — Оксана обнаружила истекший срок годности любимой питьевой активии со злаками. Как обидно, даже не открытый. Вот так всегда: оставляешь что-то на потом, а по возвращении понимаешь, что того самого загадочного «потом» уже и нет. С жизнью так же. Оксана искренне старалась не начать считать, сколько раз на месте йогурта были её возможности.
Отчего-то вспомнилось, как тётя подарила тогда ещё маленькой Вавиловой халат. Пушистый такой, ядрёно-розового цвета. Мягкий-мягкий, будто облако обнимало, а ещё в нём было очень жарко. Немудрено: тогда на дворе стоял душный и невероятно солнечный июнь, а халат был объёмный и до неприличия синтетический. Оксану в тот месяц всей семьёй в лагерь отправляли, вот тётя вещей и надарила. Кто же знал, что в июне на самом деле настанет лето? Взять розовое чудо с собой Оксана не смогла — в такую жару только легкий хлопок позволял выжить. Но девочка обещала и себе, и тёте, и халату, что с первым похолоданием сразу достанет подарок из шкафа. Изредка натыкалась на него, открывая скрипучие дверки, взглядом оглаживала, да и только. Куда там, лето выдалось пылающим. А осенью, уже ближе к середине октября, когда бабье лето уступило место опавшей листве и замерзающей земле, вещица и понадобилась. Только вот было уже не то — Вавилова за лето подросла. Не настолько сильно, чтобы халат не налез, но рукава стали в разы короче, а плечам не хватало размаха, отчего швы давили в ощутимой узости. Расстроилась девочка тогда сильно. Носить подарок пришлось совсем недолго, где-то к январю с ярким предметом гардероба пришлось попрощаться — того отправили в ссылку к младшей троюродной сестре. Почему бы и нет, новый же почти.
Просроченную молочку отправлять куда-то, кроме мусорного ведра, никто не собирался, но и забывать — тоже. Такая мелочь, а что-то неприятно кололо в груди. Скрягой Оксана никогда не была, значит, причина не в пропавших шестидесяти пяти рублях. Наверное, всё дело в плохом настроении. Выспаться не получилось, а очень хотелось: выходной ведь. Наступило время весенних каникул для школьников, что означало трудные времена для всех, кто любит тишину. Ученики постарше предпочитали отсиживаться дома едва ли не до темноты, оставляя приключение на вечерний сеанс, а малышня выползала на расцветающие от приходящей теплоты улицы чуть ли не с самого утра. Во дворе то и дело слышались заводные игровые кличи и озорной детский смех, вперемешку со стуком старых сдувшихся мячей, да гудком велосипедных клаксонов. Мысленный план по маскировке огорчающей растерянности от йогурта раздражением от недосыпа был хорош, но обманчив. На самом деле негативных чувств к играм детей за окнами, аккурат выходящими прямо на скромную детскую площадку, не было. Разве что тоска. Тоска вообще в последнее время часто настигала Вавилову, когда та смотрела на полных жизни и эмоциями людей. Будь то стар, будь то млад, просто последних счастливыми Оксана видела чаще. Девушка точно не помнила, когда это началось, но щемящая тягучая волна накатывала почти каждый раз, стоило глянуть на хохочущих во всё горло детей, прыгающий по лужам с палками в руках наперевес.
Невыносимо хотелось вернуться в те времена, когда яркие от зелёнки колени были показателем её активности. Когда рейтинг дня напрямую зависел от того, успела ли посмотреть «Чародейки» по СТС, или проспала новую серию из-за обязательного дневного сна, который каждый раз очень хотелось, но не получалось нарушить. Когда мама не успевала отстирывать вещи от краски, потому что скамейка всегда была домиком в салках, а на бумажку «покрашено» внимания не обращал никто. Во времена, когда наклейки с музыкантами или мультяшными персонажами считались за валюту, а линейка с блёстками и жидкостью внутри, автоматически прибавляла крутизны. В те дни, где в многолюдных подземных переходах родители покупали фальшивые права самых разнообразных знаменитостей, от чего можно было представлять себя и Сашей Белым, и Зеной, королевой воинов. В те самые моменты, когда на остановках люди мелькали обложками романов Донцовой, а самый вкусный квас разливался летом прямо из большой жёлтой бочки. Вернуться в моменты, когда папа снимает на камеру самые теплые семейные моменты, чередуя нежность в голосе с насмешками, а мама на праздники поливает волосы лаком с блёстками, опадающими на лицо. В ту беззаботность, когда в зимних сапогах хлюпала вода, а из носа безбожно текло, но домой не хотелось, ведь снег под ногами такой мерцающий и хрустящий, а санки такие проворные. Во времена, когда дышалось глубже, виделось ярче и компот был вкуснее.
Но прошедшего не вернуть, каким бы умоляющим голосом перед сном не загадывать.
Оксана, оседая на диван, вздыхает вымучено, но почти со смехом. Снова размышления о прошлом. Но что делать, если будущее далеко, а в настоящем нет ничего? Видимо в этой позиции — будущее далеко — и заключалась её проблема. Будущее казалось далёким каждый раз, когда не хотелось делать выбор или прикладывать усилия. А что было бы, делай она другой выбор?
Например, когда родители предлагали ходить на танцы. А что? Может, тогда бы она не работала администратором в салоне красоты в соседнем спальном районе, чередуя в своих буднях лишь скупых на улыбки клиентов с, на редкость, громкими кассирами в Магните у дома. Могла бы она стать, если не успешной спортсменкой в бальных танцах, то хотя бы более раскрепощённой и уверенной в себе девушкой? Может, ценила бы себя больше, да не соглашалась выходить в чужую смену каждый раз, когда напарница даже не старалась сымитировать болезненный голос.
Или, что случилось, если бы Оксана всегда поднимала руку, когда учитель спрашивал желающих поучаствовать в театральных школьных постановках, а не робко отводила взгляд к окну? Ходила бы она на совместные с другими классами репетиции? Раскрыла бы потенциал, подначивая себя своей скрытой тягой к сцене? Кто знает, может это придало бы ей желания развивать себя, чтобы поступить, скажем, во ВГИК? Тогда бы она не сидела на тесной кухне, задвигая табурет под стол, чтобы хватало места пройти к раковине, а, возможно, готовилась к выступлению в театре.
А может, пойди девушка на выпускной со всем классом, а не только с двумя близкими подругами из других школ, она поцеловалась бы с Глебом? Он ей нравился класса с девятого, такая возможность была вместе погулять и повеселиться. А там бы и атмосфера трогательная, и алкоголь крепкий на молодые умы и организмы подействовал. Может и встречаться начали бы, она от своего соседа по парте слышала, что Глеб, вроде как, тоже на Вавилову романтические виды имел. Но видимо тот так же верил в далекое и не скорое, раз сам шагов не предпринял, а больше они и не виделись.
Вдруг, если бы Оксана стала искать профессию по отклику сердца, а не по оставшимся возможным срокам подачи документов, она бы поступила на какой-то филологический? Тонула бы в потоках информации, вкушая всю прелесть усталости от поглощения знаний, ранее не ведомых жадному до учения мозгу. А по выходным отрывалась бы под Скриптонита с соседками по комнате в общежитии, куря тайком в окно, чтобы не заметили коменданты? Вероятно, у неё было бы больше ярких и приятных воспоминаний о юности, чем есть сейчас.
Или, скажем, ходи Вавилова на пары по своему туризму, на который всё-таки поступила, чуть чаще, чем раз в два месяца? В таком случае вырисовывалась возможность не вылететь с третьего курса, а получить, пусть не желаемое, но всё ещё образование? Может, не так стыдно было бы смотреть в глаза родителей, оплачивающих неспособной на малейшие усилия и концентрацию дочери хоть какой-то шанс на развитие.
А если предположить, что она не отказала тогда Никите? Взяла, да согласилась встречаться. Он ведь парень хороший, отзывчивый, искренний и явно серьёзный, раз столько ухаживал и добивался хоть мимолётного намёка на взаимность, не нарушая при этом границ. Кто знает, может Оксана полюбила бы его самой большой и чистой любовью, прям как из фильмов по каналу Ю, там теперь часто повторяют «Клона» и «Дикого ангела». Была бы у них семья, и жизнь прям как в одном из тех самых сериалов по злополучному каналу. Купалась бы Вавилова, точнее, тогда уж Гончарова, в любви и нежности, проводя вечера субботы с ласковым супругом. А не смотрела в одиночестве фильмы и не отвечала бы сама себе вслух на каждое действие, лишь бы уши не закладывало от звенящей и давящей пустоты квартиры. И не подпевала бы Надежде Кадышевой так понимающе, когда та с экрана телевизора вещала свою легендарную «Ворожи не ворожи».
Прекрати Оксана искать отговорки и придя уже наконец к родителям не на пороге постоять, а в квартиру зайдя, по-человечески, она точно почувствовала бы себя лучше. Потому что бегать от собственных родных и любимых из-за страха видеть изменения в родовом гнёздышке слишком глупо, даже для человека, оставшегося без образования. Общий смех её немногочисленных, но самых важных, непременно заглушил бы все рваные печальные вздохи при виде новых обоев на месте тех, что они с мамой клеили ещё в средней школе. Ароматные ватрушки пахли бы даже сильнее, чем такой родной и привычный для Вавиловой порошок с альпийской свежестью, с которым мама стирала шторы, а после вешала их ещё мокрыми, чтобы ветерок из-под открытой балконной дверцы равномерно разносил запах чистоты по всему помещению. Ленивая улыбка отца, смотрящего новости по новенькому телевизору, висящему на стене, где также висел любимый Оксанин ковёр, точно стоит того, чтобы прийти. Ей стало бы не важно, как сильно она дорожила этим покусанным молью старым куском шерсти, не важно, как ассоциировала покрытую ковром стену с уютом и теплом, а витиеватые узоры, по которым она в девстве водила пальцем, чтобы заснуть быстрее, — с заколдованным лабиринтом, из которого обязательно нужно найти выход. И даже ощущение, что дом перестал быть таким из-за смены своего вида, прошедших годов, слишком быстро выросшей, но не повзрослевшей Вавиловой, отпустило бы сразу, коснись только мама своими нежными и маленькими руками её волос. В мягких поглаживаниях она забыла бы и о том, что игрушек её в доме больше нет, и что по возрасту они не положены. И обо всех неправильных и упущенных тоже забыла бы.
Но Оксана лишь смотрит на ковёр на стене в своей съемной квартире — почти такой же как дома, только, кажется, посвежее, и к родителям не идёт. Малодушно думает, а что было бы, выпей она этот злополучный йогурт? Стала бы она счастливее? Вероятно, нет. Но мысли о потерянных возможностях, шансах и случаях навряд ли бы застигли вот так, врасплох.
Может быть позже, когда-нибудь в будущем.
Примечания:
как-то так