***
— Проходите, — Бонапарта аккуратным жестом указал на кресло напротив себя. — Мы не должны были видеться сегодня, но я настоял. Как вы себя чувствуете? Вера стояла в дверях и не двигалась. Она была похожа на античную богиню, запечатленную скульптором в момент праведного гнева. Бонапарта смягчился, прикрыв глаза. — Пани Вера, прошу вас, проходите. Я не сделаю вам ничего плохого. — Я хочу снова увидеть его. — Пани Вера, будьте любезны, присядьте. Расскажите мне, как протекает ваша беременность. У вас не возникает странных вкусовых предпочтений? Она молчала, впившись в Бонапарту полным ненависти взглядом. Бонапарта покачал головой, думая про себя, что злость и стресс могут навредить детям. — Если вам удобно, можете продолжать стоять. Но вам нельзя напрягаться. Как ваше самочувствие? — Я вас ненавижу. Бонапарта вздохнул, поджав губы. Ему подумалось, что такое ее поведение идеально. Потому что её дети, элита нового мира, должны быть такими же непреклонными перед теми, кто захочет занять их место. Бонапарта махнул рукой. — Вы свободны на сегодня. Не отказывайтесь от обеда. Вам нужны силы… Веру вывели. Она и сама покинула комнату как можно скорее, оставив Бонапарту наедине с пустым креслом. Нет, ему не нравилось имя Вера. Вера — имя слишком простое, сухое, неподходящее. Ей больше подходит имя Анна. Имя европейских аристократок как никакое другое подходило её образу умной и красивой женщины, которая должна дать жизнь не менее умным и красивым детям. Вера — это что-то про пролетарку, Анна — это про красоту и сложный характер. — Анна, Анна, Анна, — Бонапарта поднялся и вытащил из высокого шкафа тонкую папку. Имя на ней было аккуратно подчеркнуто красной ручкой, снизу выглядывали листки с записями и уголок фотографии. Да, имя Анна ей очень хорошо подходит.***
— Доброе утро, пани Анна, — Бонапарта снова осторожны жестом пригласил ее присесть. Вера замерла в дверях, брови поднялись и обычно злобно прищуренные глаза вдруг широко раскрылись. Впервые она показала ему, лично ему, другие эмоции кроме злобы и ненависти. Она мотнула головой и что-то проговорила одними губами. Бонапарта улыбнулся уголками губ. — Присаживайтесь. Как вы себя чувствуете сегодня? Вера впервые села. Смотрела с опаской, неверяще, бегала глазами по комнате, словно искала скрытую угрозу. — Вы завтракали? Я сам составлял питание на эту неделю. — …Да… Бонапарта едва заметно просиял. Такой эффект — и почти сразу! Фантастика. Анна снова оказалась идеальна. — Чаю? Пирожные совсем свежие. Вера не ответила. Бонапарта пригубил теплый травяной чай, впрочем, не переставая смотреть на нее. — Вы читаете своим детям? Я уверен в том, что состояние и хобби матери в период беременности очень влияют на характеры детей. Вы знаете, я написал пару рассказов… Я готов поделиться свежей рукописью. Поверьте, это хорошо скажется на вас. — Я не хочу. — Анна, вы зря отказываетесь, — Бонапарта подался слегка вперед, наблюдая, как в её взгляде снова скользит шок, как аккуратные руки опадают вдоль простого платья и как она порывается встать. — Это поможет вам. Нам. Она прекрасна. Бонапарта отодвинул чай чуть-чуть в сторону, взял блокнот и остро заточенный карандаш. Пара грубых линий — из-под стержня возникает встревоженное лицо с аккуратными чертами. Парой аккуратных линий Бонапарта наметил контур волос и уделил слишком много внимания шее, зарисовывая на ней тень. Он подвел скулы и залегшую на лице тень. — Я все же прочту вам рукопись, пани Анна, — снова эта реакция. Бонапарта сделал ещё несколько завершающих линий, отложил набросок и встал с кресла. Искал текст слишком долго — лгал. Давал Вере остыть, чтоб снова увидеть Такое ее лицо. Наигранно задержавшись у бумаг, Бонапарта услышал лёгкий шелест одежды. Повернувшись с рукописью, он встретился с привычно ненавидящим мрачным взглядом. — Мое имя Вера, — процедила она. — Ох. Я знаю. Но ведь у вас была…сестра, ее звали Анна, я прав? Вы были близнецами, но Анна погибла ещё до рождения. Тем не менее, вы часто были склонны к мысли о том, что она на самом деле жива… или даже к тому, что вы и есть Анна. Вернее, она часть вас и вы должны делать всё, что делаете и за нее. Я прав, пани Анна? Снова этот взгляд. Бонапарта удовлетворенно улыбнулся, подходя к Вере и аккуратно хватая ее ладонь. — Присядьте, будьте любезны. Я прочту вам рукопись. У нее пока нет названия. Я нечасто делюсь таким с другими людьми… Но делаю исключение для вас и ваших, — он выпустил ее ладонь, чтоб кончиками пальцев прикоснуться к животу. Вера вздрогнула и шагнула назад, упираясь в кресло, — прекрасных детей. Бонапарта сделал шаг на нее, буквально вынуждая Веру сесть в кресло. Он протянул левую руку к ее лицу, пальцами касаясь лба. — Итак, слушайте внимательно… «Однажды в одной далёкой стране жили дети. Милостивый Бог подарил детям радугу. Дети играли под радугой бесконечно долго и беззаботно. Но вот однажды милостивый Бог решил подарить детям время. Это был его самый большой подарок. Бог очень долго придумывал время. Но, познакомившись во временем, дети вдруг начали терять связь с радугой… Когда Бог спросил их о том, почему они совсем не говорят о радуге, дети ответили ему: — Радуга будет с нами всегда. Зачем нам думать о ней? Мы лучше будем запоминать друг друга. Мы придумали друг другу имена. Так мы тоже останемся вечными. Меня зовут Томас. Бог ничего не ответил. Когда он отдыхал на радуге и смотрел, как внизу играют дети, он захотел узнать во что. Бог узнал, что один из мальчиков, который придумал себе имя Отто отказывался от своей мудрости на один день и превращался в маленького человека. Бог спросил: «как называется ваша игра?». Дети ответили: «жизнь». Однажды, наблюдая за детьми, Бог понял, что радуга начала терять свои краски. Бог был очень взволнован и спустился к детям, что не прекращали играть ни на минуту. Бог заметил, что на их лицах нет радости и беззаботности, а свою мудрость они давно оставили где-то далеко. — Во что вы играете? — спросил Бог. Дети не ответили Богу. Они продолжали называть друг друга именами, меняться ими. — Сегодня я буду Гансом, — сказал мальчик, зачесывая волосы назад так, чтоб быть похожим на другого мальчика. — А я буду Отто, — сказал другой мальчик. Бог расстроился и подумал, что радуга потухла потому, что эти дети взяли себе имена и оставили мудрость. Милостивый Бог разозлился и лишил детей имен. Но дети отказались от данной им мудрости и ушли из райской страны, сказав Богу лишь одно. — У вас лицо дьявола. Ваше имя — Йохан. Йохан всегда вредил нам. Бог испугался, что он теперь Дьявол. Как может дьявол даровать что-то хорошее? А радуга в сказочной стране продолжала тускнеть и начала отбрасывать тень. Бог тоже стал отбрасывать тень, и из нее родился Беспощадный Дьявол…» — Вам понятен смысл этой истории? — Бонапарта опустил руку, глядя на нее. Анна смотрела разбито, нервно, во взгляде и вовсе не осталось той злости. Только усталость и пустота. — Я написал ее специально для вас. Ваш облик вдохновил меня… — Ужасная сказка. В ней нет смысла. Ни в одной истории нет смысла — Вы очень категоричны, Анна. Порой смысл лежит на поверхности, — Бонапарта нахмурился, поджав губы. Насколько он был учёным, настолько был и творцом, и столь грубый отзыв задевал его. Он провел рукой по ее щеке. Нежная светлая кожа, пусть и лишённая румянца из-за редких прогулок, но все ещё здоровая и идеальная. Ни одного изъяна. Бонапарта почувствовал хватку на запястье… Во взгляд Анны вернулась злость и ненависть. Она словно очнулась от транса, в который он ее погрузил. Бонапарта позволил ей сделать довольно грубый жест и поддался ее попытке убрать руку от лица. — Не трогайте меня, — она с усилием поднялась с кресла. — Вы мне отвратительны. Вот же строптивая сука. Бонапарта со спины схватил ее за руку, прильнул губами к шее, второй рукой нежно огладил плечо, пропуская сквозь пальцы светлые локоны. — Анна, Анна… Мой брат настоящий счастливец… — зашептал Бонапарта как в бреду. — Ваше участие…вы… вы будете главной в этом эксперименте. Я уверен только в вас, Анна… Анна резко шагнула вперед, вырывая руку и сделала ещё несколько шагов, ненавистно глядя на него. Она дернула ручку закрытой двери, словно ища побега. — Простите, вы… я…. — Вы мне отвратительны. — Простите, милая Анна… — Я не прощу. И они, — она коснулась рукой живота, — тоже. Они отомстят за меня, даже если я умру, и будут мстить до самой своей смерти.***
Она сидела перед ним. Озлобленная, но абсолютно разбитая. Едва контролировала свое тело, держась двумя руками за подлокотник и тяжело дышала. — Врача, — кинул Бонапарта людям в дверях. — Пани Анна, вы знали, что со дня на день вы должны родить. Почему вы сбежали? Она молчала, закрывая рот рукой. Бонапарта фыркнул, недовольно покачав головой. — Нам с вами ещё предстоит побеседовать. — Я дам им имена, — хрипло, словно преодолевая сильнейшую боль, отозвалась Вера. — Нет. Они им ни к чему. Она снова отключилась.***
Анна была необычно худой. Бонапарта про себя отметил, что она так еще более аристократична. Синяки под глазами подчеркивали их цвет, впалые щеки делали ее лицо более острым и аккуратным. — Где мои дети… — бормотала она. — Они в безопасности и с ними всё хорошо. Вам нет смысла беспокоиться, — Бонапарта вновь взялся за карандаш, быстрыми линиями вырисовывая ее лицо. Ему хотелось запечатлеть ее такой в своей памяти особенно надолго… Закончив рисунок, он поднялся, делая несколько шагов по комнате туда-сюда. — Анна, вы помните сказку, которую я читал вам? Я принял во внимание ваш негативный отзыв и решил ее переработать. Послушайте. — Где мои дети? — она говорила тихо, но твердо. По крайней мере, насколько ей позволял полностью истощенный организм. — Я начну, если вы не против, — Бонапарта наконец остановился в середине комнаты, закладывая руки за спину. — Сказка без названия. «В одной далёкой стране жили дети. Они жили в стране грез, где ни в чем себе не отказывали. Но однажды между ними пролетел слух, якобы на том конце мира у Милостивого Бога, который подарил им страну грез, был брат. Дети подумали, что Богу наверняка было очень одиноко и они решили отправиться в путешествие, чтобы найти Милостивому Богу брата и друга в одном лице. Самыми смелыми оказались двое. Собрав свои мечты и грёзы в котомочку, они отправились в путь… Покинув страну грез, двое оказались в таинственном волшебном лесу. Через белые кроны едва ли пробивался свет, а на белых стволах было написано что-то неясное. Они даже не подозревали, что за ними кто-то смотрел… Однажды дети услышали голос. — Кто вы? — спросил он их. — Мы ищем брата Милостивого Бога. — А сами кто вы? — Мы просто дети. Разговорившись с таинственным голосом, дети узнали, что попасть на тот конец мира им поможет зеркальный фонтан. — Для того, чтоб использовать его, вам придется отказаться от своих имён, — сказал Некто. — Но у нас нет имен. Что такое имя? — ответили дети. — Я могу дать вам имена. Дети не сразу согласились. Они посовещались, снова повернулись к таинственному голосу и ответили: — Мы согласны получить имена. Голос некоторое время молчал. А потом сказал: — Тебя будут звать Йохан. А тебя…» Погруженного в чтение Бонапарту вдруг прервал голос. — Прекратите. Я не хочу это слушать. — Вам стоит, Анна. Вам обязательно стоит дослушать это. Ведь эта история не придумана просто так… Но я дам вам отдых. Все же, вы должны провести немного времени со своими детьми. Совсем скоро они будут моими слушателями. — Они не будут слушать ваши истории. Они будут мстить вам. — Никогда не спешите с выводами. Вы свободны.***
— Доброе утро, пани Анна, — эти встречи были бесчисленными. Вера будто бы присмирела, все чаще молчала и злость на лице окончательно сменилась на безразличие. Она смотрела куда-то вниз и редко реагировала на слова и жесты Бонапарты, а если и реагировала — то как-то заторможенно, словно бы по старой привычке. В ответ она кивнула и молча села в кресло напротив. Она прекрасно знала, что бессмысленно сопротивляться или злиться. — Анна, сегодня я бы хотела поговорить с вами на одну интересную тему, — он обыденно отпил чаю и надкусил пирожное. Оценивающе прищурился, кивнул, и, наконец-то, откусил часть полноценно. Вытерев ладонь о салфетку, он наконец продолжил: — Вы бы хотели убить меня? Вера молчала, опустив голову. — Я знаю, что вы желаете мне смерти. Но я говорю о другом. Вы бы хотели забрать мою жизнь своими руками? С оружием или без. Вы бы хотели сами выстрелить мне в лоб или задушить меня? — Бонапарта вновь отпил немного чаю и поднялся, заложив руки в карманы брюк. — Если вы смогли бы… то сделайте это. Убейте меня, Анна. Я не буду сопротивляться. Бонапарта обошел ее кресло сзади, опираясь руками на спинку и опуская голову. — Убейте, — он перешел на полушепот. Вера заторможенно повернулась, вздрогнула, мотнула головой. — Не могу… — Вера, наконец, заговорила. — Нет. — Почему? Что мешает вам это сделать, Анна? Убейте меня. Я так близко к вам и я так уязвим перед вами, Анна, — Бонапарта приподнял руку будто бы доказывая свою беззащитность. — Убейте меня. Если вы не можете руками, попробуйте этим. Он поднес прямо к руке Веры остро заточенный карандаш. — Ударьте этим в сонную артерию. — Я не могу. Прекратите, — она отвела взгляд в сторону. — Я хочу вернуться к своим детям… — Вы сможете вернуться, когда убьете меня. Убейте, Анна. Убейте. Вы будете свободны, — он насильно повернул ее лицо к себе. — Отберите мою жизнь. Я даю вам это право. Вера молчала, в лице ее была усталость, залегшая в морщинках под глазами. Лишь подрагивающие губы и руки выдавали в ней страх. — Хорошо… Очень хорошо, — помолчав какое-то время, Бонапарта отпустил ее, отходя в сторону и возвращаясь в кресло. — Вот как. Вашей ненависти недостаточно. Несмотря на всё, что я сделал с вами… Вашей ненависти всё еще недостаточно. Вы ограничены словами и мыслями, на самом деле вы не способны на убийство. Что вас останавливает? Страх? Неизбежность наказания? Совесть? Ответьте мне. — Я… — Быть может, дело в том, что вы не до конца осознали свою ненависть, — он перебил её. — Или в том, что вы передали её своим детям? Им суждено убить меня. Ведь… вы так и сказали: «они отомстят за меня». Они смогут убить меня. И не только меня. Эти дети должны быть способны убить. Вы это осознаете, Анна? Это эксперимент. Бонапарта замолчал, положив ладонь на ладонь. — Но знаете, о чем я думаю ещё, Анна? О том, что мы с вами на самом деле очень похожи, — он с удовольствием приметил, как она поменялась в лице. — Вы лишили своих детей воли. Они едва рождены, но уже должны мстить за вас мне. Они должны убить меня. Потому что вы сказали им это. Вы лишили их выбора… кем стать. Люди могут стать кем угодно. Ваши дети станут убийцами благодаря вам. Вы забрали у них выбор из-за своего слепого эгоизма. Так чем вы лучше меня… Анна? Вера молча потупила взгляд в пол, не издавая ни звука. Плечи опали и она вся как-то поникла. Никакой явной реакции. Бонапарта разочарованно выдохнул, впрочем, понимая, что это не длилось бы вечно. Она устала. — Возвращайтесь к своим детям, Анна. Хорошо отдохните, поговорите с ними.***
«Однажды в далекой стране жили монстры. Монстры жили спокойно и ни в чем не нуждались: в пределах своей страны их никогда не мучил голод, усталость или тревога. Они дни напролет кушали, распевали песни и сладко спали. Ничто не могло разрушить эту утопию. Пока однажды один монстр не шепнул на ухо другому монстру, а тот шепнул третьему, а тот четвертому то, что потрясло всеобщий покой. Откуда-то появилась весть о именах. — Так мы сможем различать друг друга. Наши жизни будут привязаны к нашим именам, — сказал один монстр. — Но зачем нам это? Мы счастливы и так, — ответил другой монстр. — Я хочу себе имя, — сказал третий монстр. — Я хочу, чтоб меня как-то называли. Где мне найти это имя? — У людей. Люди придумывают себе имена. Может быть, кто-то поделится им с тобой. Так монстр отправился в путешествие. Мир за пределами страны монстров оказался мрачным. Здесь на деревьях не было листвы, земля была холодной, а солнце совсем не грело. Иногда на своем пути монстр встречал маленьких животных. — У вас есть имя? — спрашивал монстр у животных. Но животные только убегали от него. А монстр впервые почувствовал голод. Он не знал, что делать с этим чувством. Монстр, наконец, монстр дошел до деревни. На входе в деревню стоял кузнец. — Здравствуйте, — сказал монстр. — Не могли бы вы дать мне свое имя? — Уходи отсюда, монстр. Ты напугаешь наших детей, — злобно ответил кузнец и замахнулся кочергой на монстра. Монстр испуганно клацнул зубами и почувствовал, что он укусил кузнеца за руку. Недолго думая, голодный монстр съел кузнеца полностью и выплюнул кочергу. — Теперь меня зовут… зовут… — монстр уже обрадовался, но понял, что он так и не узнал имени кузнеца. Он так и остался монстром без имени. Монстр отправился дальше и пришел в другую деревню. Он решил не просить о имени сразу, а притвориться людям другом и уже потом попросить. В стране монстров, если ты был добр к кому-то, он не мог тебе отказать в любой просьбе. На входе в эту деревню монстр встретил охотника. — Здравствуйте, — сказал монстр. — Я путешествую и помогаю людям. Могу ли я вам как-то помочь? — Здравствуй, — ответил охотник. — Я еду на охоту и мне нужно, чтоб ты помог мне пристрелить хорошего кролика на обед моей семье. — Я помогу, — сказал монстр. С помощью монстра охотник смог поймать двух толстых кроликов. Охотник был очень доволен и поэтому спросил: — Как я могу отблагодарить тебя? — Дайте мне свое имя. — Но я не могу дать себе свое имя. — Если вы дадите мне свое имя, я залезу в вас, и вы всегда сможете охотиться один. Охотник согласился. Монстр стал охотником Томасом. Почти каждый день монстр ел вкусную дичь и свежий хлеб, но все равно оставался голоден. Монстр вспомнил, что он почувствовал насыщение лишь когда съел кузнеца. «Дивись на меня, дивись. То монстр во мне растет огромный». Монстр прокричал это и съел охотника изнутри. Он снова стал монстром без имени. У охотника Томаса был очень болезненный сын. Монстр голодал. Поэтому он подошел к мальчику и спросил: — Ты можешь дать мне своё имя? Если ты дашь мне свое имя, я вылечу тебя. Мальчик согласился. Монстру очень понравилось имя мальчика, поэтому даже проголодавшись, он терпел, терпел и терпел… Пока не съел всю деревню. В поисках пищи, монстр вспомнил, что никогда не чувствовал голода у себя дома. Он решил отправиться в путешествие обратно. Ему было не место здесь, среди людей. Когда он вернулся, монстры не узнали его. — Кто ты? — спросили они. — Это я. Я дома. Я нашел себе имя. Монстры нахмурились. — Мы — страна монстров без имени. Тебе место среди людей. Уходи. Двери закрылись перед ним. Монстр подумал, что пусть он навсегда голоден, но зато у него наконец-то есть имя. Йохан. Это прекрасное имя». — А что вы думаете об этой версии сказки, Анна? Она гораздо длиннее предыдущих, но так я смог наиболее полно донести то, что хотел. Вам понятен её смысл? Кажется, он на поверхности… — Нет. Мне не нравится. Нет смысла, — она отвела взгляд в сторону окна, сжимая в руках букет уже поникших роз. Бонапарта заглянул на мольберт. Бродячий художник работал хорошо, даже слишком: за справедливую плату за несколько часов он не проронил ни слова, будто его тут и не было. Молча водил кистью, делая цветы на картине более живыми, чем они были на самом деле. — Хорошо, — кивнул Бонапарта, осматривая полупустую комнату, где из декора был встроенный в стену камин. Обычно здесь проводили зимой, но даже при растопленном камине здесь было холодно. И пусто. Приносили несколько стульев, которые иногда скрипели, стоило на них кому-то двинуться. Скрип с чьей-то стороны означал, что он слушал невнимательно. В такой момент чтение прекращалось и провинившемуся нужно было проговорить три последних предложения, которые он услышал. Дословно. Этого боялись все, даже взрослые, поэтому обычно единственными звуками в помещении были треск камина и монотонный голос, читавший историю. Оживление поднималось позже, когда монотонный голос задавал всего один вопрос: «Вам понятен смысл этой истории?» — Готово, — впервые за долгое время подал голос художник. Апатичный, он выглядел так, словно только что вышел из глубокого транса. Он еще несколько раз провел кистью тут и там, делая завершающие штрихи, и поспешил сложить материалы в большую заляпанную краской сумку. — Я могу идти? — Конечно. Полную сумму за вашу работу вы уже получили, — Бонапарта с удовлетворением осмотрел картину. Посмотрел на Веру, все также неподвижно сидящую на стуле, и снова на картину. — Как жаль, что это его последняя работа… Он хорошо копирует стиль и знаком с теорией цвета. Впрочем, судьба талантов зачастую трагична. Вы так не считаете? — Бонапарта подошел к Вере, аккуратно вынимая из рук букет и откладывая на узкий подоконник. — Пока вы позировали, я сочинил новую версию сказки. Я прочту вам.***
Вывеска «Трех Жаб» покачнулась от резкого порыва ветра и её на несколько секунд закрыло выхлопным дымом тронувшегося автомобиля. Стихли крики, стук, чей-то плач и хлопки дверьми. В комнате с одним окном остался один ребенок, державший в руках одну книгу. Ребенок открыл ее и прочел вслух по слогам: — Однажды на свете жил монстр, у которого не было своего имени…