all you sinners

I. Трэвис

      Трэвис поджимает губы и на мгновение закатывает глаза: конечно же ему не терпится упрятать её за решётку, неужели постоянно нужно об этом напоминать? Впрочем, о чем он? Перед ним ведь Лора, и едва ли ему что-то простят в ближайшую жизнь. Ну или хотя бы перестанут припоминать.       Он бросает беглый взгляд в коридор, чтобы убедиться, что там никого нет, и входит в ванную, закрывая за собой дверь.       — Устал, — отвечает он ей, перемещаясь взглядом по родному лицу. По лицу, которому он скучал.       Кладёт пистолет на тумбочку с разными бутыльками, наручники, рацию, словом, все, что может выпасть из карманов. Снова бросает взгляд на Лору.       — Что вы там так красили? Тебя?.. Я думал, Бобби, — все ещё оставаясь серьёзным, он отстегивает наручные часы, кладёт к остальному своему снаряжению, расстегивает пуговицы на лацканах рубашки. Подойдя ненадолго ближе к Лоре, он протягивает руку и оглаживает её подбородок, щеку, на которой брызгами засохла краска… И даже сейчас, а может — особенно сейчас, — она очень красива. Все то время, что он не мог её коснуться стоило того, чтобы ждать момента. Такого, как этот. Возвращаясь к двери, Трэвис поворачивает защелку, гарантирующую им двоим уединение… На тот случай, если Бобби решит вдруг смыть и свою краску тоже.       Лора плескается в ванной, пока Трэвис медленно раздевается. Они перебрасываются парой незначительных фраз о работе Трэвиса и о чем-то по хозяйству. Сквозь закрытые горизонтальные жалюзи в комнату проникает мягкий свет уличного освещения поместья Хэкеттов, Трэвис нарочно делает основной свет в ванной более приглушенным, чтобы он не мешал расслабиться и не бил в глаза. Так намного лучше… Лора двигается немного и с тихим плеском Трэвис тоже залезает в ванную. Тёплая, масленистая вода с ароматом кокоса немедленно принимает его в свои объятия. И только лишь облокотившись на спинку ванной, он спокойно выдыхает, прикрыв глаза. Но отдохнуть он сможет чуть позже.       — Ну и ну, — беглым взглядом оценивает ситуацию Трэвис, глядя на спину Лоры, — кто-то хорошо постарался. Дай-ка сюда вехотку.       Он чуть ерзает, садясь удобнее, и смачивает в мыльной воде кусочек паралона, щедро его намыливая.       Сердце само собой ускоряет ритм, стоит ему коснуться пальцами её кожи. Несколько тревожных выдохов раздувают грудь Трэвиса, и прежде, чем начать задуманное, он опускает голову и оставляет поцелуй на плече девушки, практически у основания шеи. Долгий. Точно хочет вложить в него так много своей тоски по Лоре, сколько сможет. Слишком долго ему пришлось провести времени, контролируя каждый свой взгляд, потому сейчас ему вообще не хотелось сдерживаться.       Не говоря больше ни слова, он отстраняется и в следующий раз прикасается к Лоре уже используя вехотку. Тереть приходится усиленно и методично, чтобы противные следы краски покинули молодое нежное тело. В самом деле, Трэвис никому не давал права касаться этой девушки дольше, чем он сам.       Его движения сосредоточенные и верные. Когда со спиной покончено, он двигается ближе, касаясь спины Лоры своей грудью, точно бы закрывая её одну целиком и полностью собой от этого мира. Он готов был бы рвать зубами того, кто хотел бы его лишить этой сладости. Когда он уже познал — дальше, назад, дороги не было. Просунув руку между своим коленом и локтем Лоры, Трэвис намыливает ногу Лоры, вдумчиво проводя по ней сжатой в ладони вехоткой. Меж тем губами он находит краешек кожи под ухом и целует его, не желая останавливаться даже на минуту. Ладонь выпускает губку, почти внезапно, почти незаметно, и пальцы сжимают внутреннюю часть бедра Лоры, отпуская, а затем сжимая вновь, будто пытаясь запомнить — как это.       — Я очень… Очень скучал, милая, — едва уловимо шепчет Трэвис на ушко Лоры, прерываясь от поцелуя.       Вода плещется у обнажённых колен, губка отправляется за борт.

II. Лора

      Дела.       Она еще ни с кем, и никогда не принимала ванную вместе. Разве что, с маминым (да, он любил только маму, и постоянно вился лишь рядом с ней) котом Черчиллем, лет пять назад неудачно свалившимся с бортика в воду, к засыпающей среди пены Лоре. Сдвинувшись вперед, чтобы Трэвис смог разместиться позади нее, девушка вдруг понимает, что от ее усталости не осталось и следа. Нет, это ведь и просто невозможно. Рядом с ней, любимый мужчина, которого она так ждала, и по которому так скучала — на все остальное, совершенно плевать. Даже, на чересчур утомительный день, оставивший на ней свой тяжелый отпечаток.       — Это ты еще Бобби не видел. Я так, слегка.       Трэвис не видит, как по лицу Лоры скользит быстрая, хитрая усмешка. Да уж, младшему Хэкетту повезло, что его пока не видел старший брат. Хотя, последнему, вполне может предоставиться возможность полюбоваться на разукрашенного здоровяка утром. Бобби ведь никто не потрет спинку. И лицо, И руки. И вообще все остальное, чего не прятала под собой одежда.       Шумно выдохнув, она пытается держать себя в руках, стоит только губам Трэвиса нежно коснуться ее кожи. Волнение, сквозившее и до этого момента, увеличивалось в явной прогрессии — в то время, как Лора тщетно старалась успокоиться, от чего-то закусив губу изнутри. Думала, поможет.       На самом деле, не помогало ничего.       Но, собственно, а зачем ей сдерживаться? Зачем придумывать какие-то глупые комментарии, которые она все равно не озвучивает, понимая, что разряжать обстановку попросту незачем? Папа уехал. А они здесь, вдвоем. Кажется, оба уже признали, что друг без друга не могут нормально существовать. Лора же постоянно думает о нем, забывая даже про пойманного волчонка и приближающееся полнолуние. Забывая обо всем, и витая где-то в облаках. Это странное чувство влюбленности, которое совсем недавно казалось чем-то глупым и несерьезным, не примеренном на себе, теперь, приобретало новые очертания. Ее совсем не раздражает свое отчаянно бьющееся, в присутствии Трэвиса, сердце. Не раздражает, что она изводит себя, если в их отношениях что-то идет не так.       Если такое с ней и правда будет происходить всего однажды в жизни, то она согласна испытывать это ровно до тех пор, пока ненормальная тяга к шерифу не перерастет в спокойную, разумную любовь. Где они просто будут вместе, больше не скрываясь ни от кого. Они же заслужили. Это точно должно произойти.       Так, погруженная в мысли, она мирно сидит все то время, что Трэвис разбирается с краской на ее спине. Изредка, вздрагивает, чуть оборачивая голову — но так, чтобы не встречаться взглядами. Лоре не стыдно, что она сейчас рядом с ним, и совсем голая: они ведь уже пережили тот переломный момент, когда еще можно было остановиться, и разбежаться по разным углам, вновь закрываясь друг от друга. Он же и так знает, что она готова отдавать ему всю себя. Стесняться больше попросту нечего.       — Я больше скучала.       Тая, словно то же ароматное масло, брошенное в воду, Лора откидывается назад, сокращая и без того незначительное расстояние между своей спиной, и грудью Трэвиса. Чувства от прикосновений к его горячей коже буквально сводят ее с ума, но Лора, расслабившись на своей надежной опоре, просто закрывает глаза, позволяя ему делать все, что захочет. Слегка запрокинув голову, рукой, она вслепую касается пальцами его щеки — медленно гладит, делая это ровно так же, как Трэвис всегда гладил ее саму. — Весь день без тебя, с твоими братьями… Представляешь, как мне было тяжело?       Конечно, Лора слегка преувеличивает.       На самом деле, тяжело ей далось только его отсутствие.       Тем временем, в доме семейства Кирни, происходило нечто для него совершенно необычное.       Теплый свет напольной лампы, уже который год стоявшей возле длинного изумрудного дивана гостиной, слабо освещал лица мужчины и женщины, спрятавшихся от всего остального мира под теплым шерстяным пледом.       Джина Кирни уже и не помнила, когда в последний раз проводила вечер вместе со своим мужем. Обычно, она до самой ночи сидела за ноутбуком, выстраивая модели проектов на будущие застройки своего постоянного заказчика. Словно вторя супругу, с головой засыпала себя работой. И, искренне радовалась, когда среди дня нужно было уехать в офис на некоторое время — меняя обстановку, она умело отвлекалась от одиночества.       Сегодня, после возвращения Джейсона из Норт-Килла домой, Джина снова почувствовала, наконец, что у нее действительно была семья. Не та, что состояла из нее самой, и ее дочери — а действительно, полноценная. Та, что была у нее до повышения мужа.       — Последний кусочек пиццы. Тебе.       Женщина тянется к большой коробке на журнальном столике перед диваном, нехотя выбираясь из-под руки супруга. Тот что-то там бурчит, но она не слушает.       — Давай-ка не ворчи. Сам просил большую.       Они заказали любимую пиццу Лоры — двойную пепперони, щедро залитую чеддером. Такую их дочь обычно заказывала, если к ней приходили подруги, или просто выдавался сложный денек. Как ни странно, сегодня, инициативу при выборе именно этого вкуса, проявил Джейсон. Сама же Джина думала, что тот уже и вообще ничего не знает о предпочтениях их дочери.       — Так у Лоры точно все нормально?       Вернувшись под руку мужа, она бросает быстрый взгляд на его лицо. Ищет в нем какие-то изменения, пытается понять, что с ним такого произошло, что вдруг начал вести себя, как было лет десять назад. Мужчина, снисходительно скользнув глазами по ней в ответ, вопросительно кивает:       — Я же тебе все рассказал. Не веришь мне?       — Не исключено. Ведь по какой-то же причине, ни с того ни с сего, кто-то вернул мне любимого мужа — и, забрал, наконец, вечно занятого работой копа. На экране — любимый ужастик Лоры про оживающее пугало. Этот плед, которым они укрывались, тоже взят из комнаты дочери. Все это сегодня происходило по инициативе ее отца, и он правда думает, что вопросов не возникнет? Обычно, на такие мелочи он и вовсе не обращал внимания.       Джейсон вскидывает бровь, и крепче прижимает жену к себе.       — Не любишь копов?       — Брось… Жила же как-то с тобой все эти годы.       — Все у Лоры нормально. Как выдадут новую машину — съезжу к ней еще, — давно набравшись опыта в сфере профессиональной лжи, Кирни врет так, чтобы убедить супругу теперь уже наверняка, — в лагере тихо. Да и шериф Норт-Килла постоянно за ним наблюдает.       — Это тот, что привозил их с Максом?       — Да.       Джина пожимает плечами. Собранные в высокий пучок светлые волосы от этого движения слегка выпадают из слабой резинки.       — Ладно. Он, вроде, выглядел серьезно.       — Не переживай. Он знает, как выполнять свою работу.       — Да все вы все знаете. Поверить не могу — тебе за пятьдесят, а ты так гнал, что лося чуть не сбил, и служебную машину разъе…       — Джина, не начинай.