Пол-ночи до свадьбы?

      Он сидел на Луне, подперев рукой щеку, и завороженно смотрел на укрытую тенью голубую планету. Гелиану, такую родную и чудную… Планету, на которой он увидел свет, где стал полным вороном и драконом, и магом. На ней он придумал самые изощрённые и смертоносные заклинания, на ней же их и применил. Его планету. Он привык защищать её, ради неё с готовностью рисковал своей гениальной сущностью. Ради неё он, не колеблясь ни секунды, разматывал свой резерв до дна, снова и снова. Гелиану… Планету, что оказалась его тюрьмой.       Всё потому, что на ней жила она, маленькая, хрупкая северная дракошка, которая давно стала его наваждением. Его больной лю… Но нет, даже в мыслях он не мог позволить себе произнести этих роковых слов.       — Так и собираешься вечно бегать от себя?       Тиану бесшумно появился из портала, а он даже не заметил, что его верный друг сидит рядом, на любимом чёрном диване, пока тот не заговорил. Шон вздрогнул, но не повернул головы, продолжая неотрывно глядеть на тёмную планету. Вот взойдёт солнце, и всё будет кончено. Куда ему податься? Он даже сбежать не имеет права, война на носу — разведчики на днях очередное непотребство раскопали. Но избегать её он сможет, он давно поднаторел в этом сомнительном искусстве. Возможно, пройдёт время — век, два, и ему станет легче.       — Поговори с ней.       Голос Тиану звучал серьёзно.       — О чём?       — Брых вызгатый, как ты можешь просто сидеть тут и жалеть себя! Ты! Из всех людей, которых я знаю, меньше всего ожидал этого от тебя.       Он поморщился и выдал, насмехаясь над собой:       — Ну и что я ей скажу? «Я знаю, что утром ты выходишь замуж, и я даже отведу тебя к алтарю, потому что ты меня попросила, но тут такое дело, мои ноги отказываются тебя вести»? Она любит его, и она выбрала его. А я, меня она…       Он осёкся, сжал кулаки так, что костяшки побелели. Выдохнул и медленно расслабил пальцы.       — А её ты спросил? Спросил её — как мужчина?       Не спросил. Он обманывал себя так долго, так долго намеренно не замечал её одержимости собой. Его всегда интересовала лишь наука, и ему — он наивно в это верил — равнофигственны были все эти страсти-мордасти, не говоря уж о любовях. Притяжение он списывал на последствия от Кубка Судьбы, от которого он пригубил, не сдержал тогда своего безумного любопытства. И потом — эта ответственность. Она его подопечная, — добрая, светлая, любознательная, невинная. Привлекательная. Ох, до чего же она выросла привлекательной. Нескладный кузнечик превратился в грациозную дракошку, да такую, что оба Мрака не давали ему покоя ни днём, ни ночью, требовали попросту лететь к ней и взять своё. Но он не мог. Он помнил, каким опустошенным было её лицо, когда она сидела и плакала здесь, на Луне, потому что думала, что Аскани предал её ради Брианн. Он помнил, что она загадала желание брать больше уроков у него в лаборатории, только бы быть поближе к Аскани. Он помнил её чудовищную жертву и невыносимую боль, на которую она согласилась добровольно — лишь бы спасти жениха от мучительной смерти. Ему тоже было больно тогда, и стыдно. И он не смел и думать о том, что его чувства могут быть взаимны, не чаял надеяться. «Ты хочешь быть как я или рядом со мной?» Он задал ей вопрос лишь однажды — и не получил ответа. А потом она попросила отвести её к алтарю.       Он судорожно вздохнул и закрыл лицо руками.       Дыхание спёрло, а ноющую грудь свело спазмом.       В крепко зажмуренных глазах предательски защипало.       — Шон, я скажу тебе, а ты решай сам. Ты уже большой мальчик, и никто из нас не может указывать тебе… посмотри на себя. Загляни в себя. То, что ты чувствуешь, ты готов жить с этим всю оставшуюся жизнь?       Тиану хлопнул его по плечу и открыл портал во дворец, оставил его в одиночестве.       «Ещё не поздно, — пришло от Мрака-дракона. — Ночь ещё не кончилась».

***

      Она проснулась от знакомого запаха, с облегчением вдохнула его полной грудью. Летний дождь… Шон, рядом — сидит на краю её роскошной кровати в герцогских покоях этого величественного замка, который она так и не привыкла называть домом. Сегодня она легла одна, такова традиция. И долго не могла уснуть, в голову лезли мысли, всякие. Ненужные мысли об опекуне и его шоколадно-карих глазах, в которых она давно не замечала привычного света. Казалось бы, ему положено радоваться, ведь завтра он сбросит с себя эту ношу. Столько лет заботился о ней, учил, защищал, и вот, теперь она будет мужняя жена. Она искала его во сне, почему-то неудержимо тянуло в Чёрную Башню, но его там не было. Что ж…       — Шон… — тихий шёпот, на грани слышимости.       — Оляпка, я тебя разбудил? Прости…       Он замолчал, неотрывно глядел на её лицо. Она тоже молчала. Вдыхала, когда вдыхал он, и выдыхала, когда он выдыхал. Они оба стали дышать всё чаще и чаще, пока не начали задыхаться. Её сердце уже колотилось как бешеное, кровь стучала в висках. И было — предчувствие. Было — осознание. Что она наконец дождалась.       — Тими, послушай.       Она затаила дыхание, не смея пошевелиться. Золотисто-карие искренние глаза утонули в умоляющих и растерянных шоколадно-карих. Они смотрели, не мигая, — друг на друга. Робко, изумлённо. Но вот выражение его глаз поменялось, и пришла решимость. Момент истины, которого она желала пять долгих лет. И она поняла совершенно отчётливо, что у неё не осталось гордости. Не осталось упрямства и не осталось больше сил на притворство. Что она готова на всё, на всё, что угодно, — лишь бы он был по-настоящему счастлив. Что она смирится с любым исходом, даже с тем, что у него когда-то, в будущем, может появиться…       — Тимиредис… — голос Шона звучал низко и хрипло. Казалось, он принуждает себя говорить. Что выталкивает слова насильно. — Я… А, краш фэк, сколько можно. Оляпка, скажу, как есть. Я больше не могу.       — Не можешь чт…       Но он вмиг оказался рядом, закрыл ей рот рукой и мотнул головой. Тёплая ладонь с длинными, чувственными пальцами провела по скуле, огладила щёку. Пальцы скользнули к приоткрытым в немом удивлении губам. Ласково и нежно, приятно. Никогда прежде он не касался её так. Даже такое лёгкое как пёрышко, трепетное прикосновение зажгло сладостное пламя где-то внизу живота, бёдра невольно сжались, а под ложечкой засосало.       — Я сам. Дракошка, я соображаю, конечно, что сегодня ночью это неуместно, но я должен сказать тебе. Я не могу больше прятаться, ни от себя, ни от тебя. И... делать вид, что ничего не происходит. Тим… я… не мыслю больше своей жизни без тебя. Я однажды спросил тебя, чего ты хочешь. Хочешь ли ты быть как я или рядом со мной. Про себя, про то, что я чувствую, чего я хочу, — я всегда избегал об этом говорить. Теперь скажу тебе, честно и откровенно. — Он набрал воздуха и нырнул в омут с головой. — Тими, я мечтаю, чтобы ты была рядом со мной. Как моя женщина, моя... пара. Я знаю... понимаю, что вываливать всё это на тебя в ночь перед твоей свадьбой с Аскани возмутительно и даже жестоко. Но если бы я продолжил притворяться и утром с приклеенной к лицу фальшивой улыбкой отвёл тебя к алтарю и вручил тебя ему, это было бы предательством и тебя, и меня самого, моих сущностей. Тим, я…       Её губы задрожали.       Она заморгала, часто-часто. Из огромных, золотисто-карих глаз полились слёзы.       Его сердце оборвалось, в груди словно сжалась чёрная дыра. Поздно — слишком поздно. Однажды он сделал ей больно тем, что оттолкнул её, а теперь сделал ей больно тем, что раскрылся. Он не сможет, ей придётся просить кого-то другого. Росса, скорее всего. Тот не откажет и не задаст лишних вопросов. Аскани даже и не удивится. Не зря же с первого дня её ревновал. Он уже был готов открыть портал и умчаться куда глаза глядят, как она схватила его за руку.       — Не смей убегать. Не смей. Ты уже столько времени бегаешь. Хватит.       — Но ты же плачешь — из-за моих слов, моего признания.       Тимиредис сжала его ладонь и сбросила все ментальные щиты. Её чувства обрушились на него сверкающим водопадом. Неверие, шок — и любовь. Бесконечная любовь к нему, герцогу Шону тер Дейлу. Давняя, тайная и, казалось, безнадёжная. Он ощутил, как она дрожит от его прикосновений, как наливается нестерпимым желанием её тело, как она сходит с ума от его запаха. Как безмерно восхищается им и его сущностями. Как хочет, чтобы он был счастлив — пусть даже не с ней. Как ей не хватает воздуха без него, как она скучает, когда он пропадает надолго. Он увидел, что она металась в кровати почти всю ночь, измученная чувством вины и страшным вопросом, как сказать Аскани, что она не сможет произнести этого столь долгожданного и желанного для него «да».       У него перехватило дыхание.       — Мы оба скажем ему, Тими, моя дракошка. Я буду рядом. Я теперь всегда буду рядом.       Она улыбнулась сквозь слёзы и ещё крепче сжала его ладонь, почти до боли. Кольца на её безымянном пальце не было. Он мягко высвободился и обхватил её лицо ласковыми нежными руками. Снова посмотрел в глаза, такие искренние и доверчивые, и любящие. Перевёл взгляд на её пухлые губы. Сглотнул.       — Можно, я поцелую тебя?       Удивительно, но её щеки и шея тут же заалели. Однако Тим не отвела взгляда. Прошептала:       — Да, Шон. Я хочу твоих поцелуев.       Он отдал приказ мысленно, даже не щёлкнув пальцами, и они переместились по велению его сердца. Их первый поцелуй, их первый настоящий поцелуй — ему суждено было случиться именно здесь. Они парили в невесомости, в пузыре воздуха, зависшем над молочно-серой лунной поверхностью. В том самом пузыре, где далёких пять лет назад он разжёвывал ей особенности тер-шеррантских законов, а потом они всю ночь играли в салочки. Как и тогда, они зависли в интимной близости друг от друга. Он жадно вдыхал воздух, который выдыхала она. Они дышали одним и тем же воздухом.       — Я люблю тебя. Люблю как сумасшедший, — простонал Шон и прижался к распахнутым сладким губам.