Общий язык

Убить девчонку — победить окончательно. На то он и правитель этих земель — чтобы безраздельно владеть и управлять. Изничтожить глупое дитя, поверившее предсказаниям, ставшее орудием сопротивления — его долг и прямая обязанность. Затушить тлеющий уголёк, пока он не превратился в неостановимый огонь — дело чести. И потом, она ведь уже не ребёнок больше. Девушка, девятнадцать лет, серьёзные, усталые даже, глаза, жёсткие серые волосы и острый подбородок, который она задрала высоко, чтобы и сейчас продемонстрировать своё неповиновение. Всё, что нужно сделать Авлу — отдать приказ. Но почему не поворачивается язык, не поднимается рука? Откуда жалость? Зачем сочувствие? Генерал уже понял, что не сможет её убить. А ещё он знал: то, что он скажет сейчас, покажется Кайт страшнее смерти. Но не стоит думать о чувствах девчонки. В конце концов, он спасает её шкуру и, видимо, обрекает себя на верную смерть. Пока она жива, возможность вонзить ему нож в спину обязательно подвернётся. Может, оно и к лучшему. Ведь жалость — признак слабости. А слабый генерал — мёртвый генерал. Когда Авл заговорил, то в его голосе звучали совершенно иные чувства: презрение, насмешка и сталь — обычный набор жёсткого правителя. — Жаль тратить такую красоту. Отведите-ка её гостевые покои, отмойте, приоденьте. У меня давненько не было наложниц. Легионеры криво ухмыльнулись, по личику ненавистной жёнушки прошла судорога, а вот Кайт ничем не выдала свои истинные чувства — смотрела всё так же прямо и гордо, не меняясь в лице. Авл понял, что, кажется, совершил фатальную ошибку. Но менять решение не собирался. Лучше умереть от когтей отважной соколицы, чем от яда змеюки-жены. *** Неделю он обходил покои пленницы, банально не представляя, что делать и как говорить. Брать силой несчастное дитя он считал грязным и низким. Да и спас он её не оттого, что возжелал. Авл просто... он... Он не знал, почему так поступил. Жалость ли, слабость, но точно не страсть. В Кайт демон войны привык видеть ребёнка, сулящего ему смерть, а подобная картина могла возбудить лишь больного ублюдка. Но факт оставался фактом: она теперь была его пленницей, её жизнь и смерть отныне — в его руках. И им стоило обсудить этот животрепещущий вопрос. — Я войду? — Я могу тебе помешать? — Что же, ты до сих пор не своровала обеденный нож, или не разбила вазу, чтобы получить острый черепок? — Тебе разве не доложили: мне не дают ножи, и даже за ложкой пристально следят. А каждые утро и вечер мои покои и меня саму осматривают служанки — таков приказ твоего прокуратора. — Не думал, что он так страшится моей смерти... — задумчиво протянул Авл. — Тебя здесь любят. — Просто боятся. — Нет. Я знаю разницу. Боятся друидов... боялись. О тебе заботятся, хоть ты этого и не замечаешь. Авл сухо, безрадостно засмеялся: — Ты бы насмешила такими речами мою жену. — Исключение лишь подтверждает правило — разве не так у вас говорят? Генерал пристально посмотрел на девочку девушку, сидящую перед ним. В её глазах плескались ум, мудрость и отвага — те качества, которые он более прочих ценил в людях. Тогда у него и родилось решение о том, что делать со своей будущей убийцей. — С завтрашнего дня тебя начнут обучать грамоте, арифметике и философии, а также игре на арфе и риторике. Я знаю, ты хочешь меня убить и сделаешь это, как только подвернётся возможность. Но я хотел бы показать тебе, что такое цивилизация, чтобы ты решила, имея на руках все карты: есть ли смысл быть надеждой для мира слепцов. — Твоя цивилизация превратила моего отца в слепца. Авл поднялся и тяжело вздохнул: — Это была моя ошибка: доверять другу как самому себе. Он поплатился за это, и не раз. Если ему придётся родиться вновь, он поплатится за это снова. На этих словах генерал решил, что разболтался, и стремительно покинул удивлённую девушку, чья жизнь, кажется, совершила очередной, абсолютно неожиданный, виток. *** Говорить с Кайт длинными летними вечерами — сплошное удовольствие. Они обсуждали театр, искусство, технологии, спорили о Гае и Октавиане, вступали в полемику касательно новых способов правления и в один голос осуждали гедонизм. Авлу казалось, что он может провести так всю жизнь. С недавних пор перед его приходом Кайт переоблачали в дорогие платья его любимого, красного, цвета. Они с девочкой долго и часто смеялись над подобной "предупредительностью" прокуратора, а порой, выпив чуть более, чем следовало бы, пускались в ужасно неприличные вещи: Кайт высоко подпрыгивала на кровати и кричала, а Авл кряхтел, будто немощный старик. Самым сложным было успеть заткнуть рот подушкой прежде, чем смех раздастся по всему дворцу (не говоря уж о том, что долетит до слуха сидящих под дверью). Но вот тёплое лето начало катиться к закату, а Авл — собираться в очередной поход, который наметил на зиму. Тогда Кайт наконец решила попросить потребовать то, чего ей так не хватало: — Я хочу сражаться. Авл удивлённо округлил глаза: — Против своей нации? — Моё племя изничтожил ты. Многие из тех, с кем ты воюешь сейчас, поступили бы с нами не лучше. Мои руки зудят и требуют меча, мои ноги болят и жаждут бега. Дай мне то, о чём я так тоскую. Авл знал, что рискует, но отказать питомице уже не мог. Да и , пожалуй, умереть из-за женщины — очень по-кесарьски. И получше, чем от рук товарищей. Кайт начала подготовку к походу вместе с легионерами. Дралась она исключительно отважно. Массивные мускулистые войны часто ей проигрывали, а вот с гибким и тонким молодняком справиться было куда сложнее. Тем не менее, и они, в конце концов, сдавались на милость ловкости и быстроте британки. Некоторые грешным делом стали поговаривать о женских легионах: обманчивая хрупкость Кайт многим из них стоила честолюбия. Единственным непобедимым противником оставался Авл. Годы походов, сражений и тренировок поистине превратили генерала в демона войны, который не признавал жалости на поле боя. Тем более странным было бы делать поблажки своей будущей убийце. Девушка и генерал могли тренироваться до глубокой ночи. Они оба устали, и вопрос был лишь в том, кто даст слабину первым. В итоге ступленное, но всё же лезвие, оказалось у шеи прижатого к стене генерала, а острие его кинжала — в районе живота разгорячённой британки. Авл знал, что, если девчонка захочет, сможет убить его и этим ржавеющим оружием, тогда как его нож вряд ли пройдёт преграду из одежды, сильно навредив сопернице. — Ничья? — как можно спокойнее сказал он, пытаясь не думать о предсказании. Но тут Кайт резко обернулась и со всей силы бросила кинжал в противоположную стену. Истошный, истерический крик Хемпл чуть не оглушил обоих сражавшихся. — Ты что творишь, полоумная? — завизжала матрона, тогда как её служанка давилась собственной кровью, тяжёлым мешком оседая на пол. — Простите, я не знала, что это вы. Думала, заговорщики или шпионы. — Как будто в этом доме подобные лица обитают! — без тени смущения продолжала вопить Хемпл, совершенно забыв про несчастную прислужницу. А вот Авл, подойдя к женщине, рассматривал её с неподдельным интересом. — Отличный бросок, достойный римского легионера. *** За месяц до начала зимы Авл пришёл в комнату девчонки поздней ночью. Он хотел самолично преподнести ей подарок. Кайт сидела спиной к двери и увлечённо читала, кажется, Овидия. Ткань ночной тоги сползла с девичьего плеча, но она, казалось, не замечала ничего вокруг. Авл невольно замер, залюбовавшись на питомицу. Сейчас она ещё опасней, чем прежде. К тому же, у него теперь точно не поднимается рука на это прекрасное создание. Сильная, отважная и, как бы она ни пыталась это скрывать, романтичная — Кайт была ребёнком, о котором генерал, в силу своей должности и стиля жизни, запрещал себе даже мечтать. Да и какой она ребёнок? Скоро двадцать лет. Уж и замуж пора. От подобной мысли Авл усмехнулся: если выскажет вслух — девчонка сожрёт с потрохами. — С чего смеёшься? — Представил, как легионеры в походе, без женского внимания, начнут к тебе приставать. — Не начнут, — твёрдо ответила Кайт, поднимаясь с ковра и оборачиваясь, чтобы посмотреть генералу прямо в глаза. — Редкий мужчина потерпит рядом с собой сильную женщину. К тому же, я — твоя наложница. Никто не посмеет... — Ты слишком высокого мнения о моих легионерах, — засмеялся Авл. Но Кайт на это лишь уверенно махнула головой. — Нет, генерал. Они любят тебя, и никогда не посмеют тронуть то, что принадлежит тебе. На это Авл скривился: — Я дарую тебе свободу, как только мы вернёмся, а сейчас... — он взмахом руки остановил собиравшуюся что-то сказать девушку. — Взгляни, что я тебе принёс. На кресле за его спиной лежали доспехи, сделанные специально под фигуру Кайт. Вместо медальонов с головой медузы там красовалось два других — мёртвого Персея. Рассмотрев их повнимательнее и поняв, кто изображён на талисманах, Кайт весело захохотала. — Я знал, что тебе понравится. *** Поход близился к концу. Единственные, кто продолжал тревожить легионеров — редкие шайки партизанов. Значительного вреда они нанести не могли, а незначительные задержки по дороге домой лишь радовали генерала: чем дольше он не видел лица ненавистной жёнушки, тем глубже дышалось ему на белом свете. Да и Кайт — совсем уже не ребёнок, но отважная воительница — вела рядом своего коня и беседовала с ним обо всём на свете. Если и вправду есть Рай, то для Авла он именно такой. Нападение оказалось внезапным для всех. Дикари прыгали с веток столетних дубов прямо на лошадей и целились в глотки наездников. Авл быстро справился со своим противником, даже не царапнув коня, а вот Кайт, очевидно, нужна была помощь. Грузный бритт прыгал, прицениваясь к голове девушки, но, в итоге, приземлился на правое бедро. Боль, пронзившая ногу, отвлекла Кайт, и дикарь уже метил своей ржавой черепушкой ей в горло, когда острый меч пронзил его бок. Поражённый противник тупо уставился на погубившего его генерала, который уже совсем не обращал на тушу внимания, с тревогой взирая на Кайт. Фатальная ошибка. — Ты в порядке? — Только и успел вымолвить Авл, прежде чем тот самый кинжал, что грозил жизни девушки, оказался в его собственной шее. Генерал удивлённо округлил глаза. Кайт вскрикнула и, резко повернувшись к бритту, одним движением снесла ему голову. Авл тем временем уже тянутся к оружию, торчащему из шеи. — Не трожь! — Вскричала Кайт, протягивая к нему руки, хватая за запястья. Генерал лишь слабо улыбнулся: — Значит, друиды всё же не солгали. Авл обмяк и начал падать. Кайт аккуратно уложила его на коня и приказала тотчас развернуть палатку, где лекарь сможет оказать посильную помощь. Никто даже не думал ослушаться. Пока её приказ выполнялся с невероятной скоростью, девушка спешилась и подняла с земли упавший в жаре потасовки штандарт. Рывком свалив обезглавленное тело противника, она всадила знамя в его тело. — Друиды лгали, и ты ещё сам станешь этому свидетелем. *** Домой генерала внесли на носилках. Он бился в лихорадке, от раны неприятно пахло, а легионеры шептали молитвы, взывая к милости богов — непривычное для них занятие. Хемпл же, увидел умирающего мужа, не смогла сдежать восторженного вскрика. Обернувшиеся к ней легионеры смотрели на матрону с удивлением и презрением. Хемпл попыталась изобразить всхлипы, но тут блеснувший из ниоткуда кинжал рассёк ей горло. Схватившись за шею, из которой фонтаном била ярко-алая кровь, хозяйка дома упала на мраморный пол. Посмотрев на Хемпл ещё несколько минут, пока та бесплодно молила о помощи, легионеры перевели взгляд на Кайт, которая в руках держала окровавленный нож. — Кто-то хочет что-то сказать? — тихо и медленно отчеканила та. Войны отвернулись и продолжили путь к пркоям генерала. *** Август был типичным для этих мест. Ветреный, солнечный, зелёно-красный. Авл до сих пор работал из своих покоев, но чувствовал себя уже куда лучше. Рана временами ныла, и по ночам вместе с бессонницей начала мучить лихорадка. Но он мог думать и передвигаться — всё остальное обещало вернуться со временем. Тихие, почти невесомые шаги раздались за его спиной. — Ты пришла наконец-то рассказать мне, как погибла Хемпл? Он готов был поклястся, что Кайт скривилась в это мгновение. — Тебе повторили уже с десяток раз: несчастный случай на кухне. — Именно поэтому пятно крови никак не могут отмыть именно к холле? — Выбежала наверх и упала там, бедняжка. — Ну-ну. Так зачем ты тогда пришла? Указ о твоём освобождении я подписал ещё на прошлой неделе. Неужто попрощаться? — Как можно более непринуждённо спросил генерал, хотя сердце его болезненно сжалось. Раздался характерный звук закрывшейся до конца двери, повернувшегося замка. Авл теперь откровенно хохотал: — А, так ты убить меня пришла? Если можно, побыстрее и безболезненно. Ещё одну инфекцию я, конечно, не вынесу, но переживать даже половину тех мучений перед смертью совсем не хочется Кайт, подошедшая вплотную, положила указательный палец на губы Авла. — Дашь мне сказать? Удивлённый генерал молча кивнул. Тогда Кайт убрала палец и прижалась к губам генерала своими. Ничего не понимающий Авл попытался оттолкнуть несносную девчонку, но та оказалась сильнее. Ему подумалось, что надо бы выговорить ей за борьбу с ослабленным противником — нечестно это. Да вот только Кайт с ним не сражалась... Всё ещё удерживая Авла за запястья, она села к нему на колени и, аккуратно, чтобы не потревожить рану, положила ладони на шею. Когда Кайт на мгновение оторвалась от него, чтобы отдышаться, Авл прорычал ей в самые губы: — Ты что творишь?! — Говорю. Иного языка ты не понимаешь.