Хозяин

      * * *       Если бы в тот вечер в окно уютного дома на холме заглянул человек или хоббит, он бы увидел двоих, курящих трубки у едва теплящегося камина. Один в сером, седой, худой и строгий, выдыхающий дым аккуратными колечками. Он говорил немного и негромко, но уверенно. Другой в синем и жёлтом, коренастый, каштановобородый, улыбчивый. Он то вертелся в кресле, то притоптывал, словно даже сидя продолжал танцевать. Дым из его трубки уносился к потолку пушистыми бесформенными тучками.       Если бы на них смотрел эльф, он увидел бы их отражения в призрачном мире, сложные, совсем не похожие на внешние облики, не принадлежащие эрухини. Эльф почуял бы, что это не просто дружеская беседа двух старых знакомых, а разговор из тех разговоров, которые влияют на судьбы мира.       Но не было тем вечером в Вековечном Лесу ни человека, ни хоббита, ни эльфа, ни существа из воплощённых, способного увидеть собеседников так, как сами они видели друг друга.       - Мне это не нравится, - Лес-и-Река скрипит старыми ветвями, плещет тяжёлой ледяной волной. Песни его человеческого облика – лишь слабый отзвук предвечной стихийной музыки его внутренней сути, самой лёгкой её части, потому что глубокое должно оставаться в глубине.       - Мне тоже, - вздыхает Огонь-и-Ветер, и его свет словно тускнеет от тяжёлых раздумий. Его речь и проще, и точней. Он моложе – хотя для этих существ бессмысленно понятие возраста, - и много общался с младшими детьми Эру, так много, что это отразилось даже в его истинной сущности.       - Ты хочешь использовать меня, - хмурится Лес-и-Река. – Хочешь напугать младших мной, моими руками направить на нужный тебе путь. Но я не выбираю сторон. Мне безразличны ваши игры.       - Я прошу тебя о помощи, - мягко поправляет Огонь-и-Ветер. – Малышей ждут тяжёлые испытания. Пусть первое будет создано нами, безопасное и посильное. Чтобы слабые и робкие смогли повернуть назад. Чтобы сильные и отважные поверили в себя. Чтобы помощь и надежда воплотились зримо.       - Чтобы одни победили, а другие проиграли. Я не играю, не притворяюсь. Я – есть, - говорит Лес-и-Река, и каждое его слово глубоко и незыблемо, как корни древних деревьев.       - Тьма с востока темнее твоих чащ и глубин, - предупреждает Огонь-и-Ветер.       Лес-и-Река только усмехается мрачно. Тот, с востока, что Металл-и-Тьма, жаден и глуп, всё тянется схватить чужое, позабыв, что у каждого из них уже есть – всё. А у двоих и больше, чем дважды всё.       Отвечая на его мысли к камину проскальзывает третья. Для тех, кто смотрит – золотые волосы, перламутровая кожа, зелёное платье. Для тех, кто видит – Солнце-и-Песня. Устраивается на коленях хозяина дома, льнёт к его груди, растворяется в нём. И вот уже Лес – не тёмный, сырой и мрачный, а радостный, шелестящий молодыми листьями, пронизанный солнечными лучами. И Река – не тёмная, ледяная, бездонная, а прохладная, весело звенящая, сверкающая солнечными бликами. Двое – становящиеся единым целым и остающиеся собой.       - Поможем, - говорит Солнце-и-Песня журчанием воды и птичьим щебетом.       - Это – чужое, - удивляется Лес-и-Река, обнимая её ветвями.       - Лес это мы. Мы есть Лес. Как река и берега, как земля и корни. Что пришло, станет Лесом. Мы становимся – тем что пришло. Придёт Металл-и-Тьма – станет лесом, станет нами. Мы – больше, но и он велик. Какими будем мы? – слова её и не слова вовсе, а словно облачко на миг затмило солнце, словно куница схватила певчую птаху. Всего один голос из хора умолк, а уже – не то.       - Всё меняется. Придёт – станет мы. Изменится. Не пойдёт дальше, - сомневается Лес-и-Река.       - Мы станем – он. Какими мы будем? Каким будет Лес? – тревожится Солнце-и-Песня. Того, кто Лес-и-Река не заставить силой, не принудить угрозами, не убедить словами. Но для него её тревога больше любых слов, сильнее любой силы.       - Поможем, - неохотно соглашается он.       Там, где всё есть он, слово его нерушимо и всегда истинно.       * * *       Говорят, Том Бомбадил повелитель Вековечного Леса. Говорят, Вековечный Лес его дом. Глупости всё это, потому что Том и есть – Лес. Как можно – жить в самом себе, а не быть собой? Как муторно было бы повелевать любой частицей себя, контролировать каждый шаг, каждый растущий волос, каждый заусенец. Том и не пытается. Он просто живёт, и живёт сам по себе лес, течёт река, растут травы, лисы охотятся на мышей, оленихи ведут за собой пятнистых детёнышей. Бывает – день светел, и тропа сама ложится под ноги путнику, легко и быстро провожая через лес. А бывает – нахмурится небо, дорога запутает, закружит, приведёт к хищным корням Старого Вяза. Том не злой – если заметит вовремя, выпустит неудачника. Том не добрый – не заметит, увлечённый чем иным, значит, так суждено.       Но Том – хозяин. Самому себе, а значит и лесу, который есть он. Достаточно пожелать – и из множества троп хоббитам открывается та, что ведёт в опасный лог. Достаточно прислушаться – и он уже знает, что пора идти спасать зайчат. Тому не нравятся эти игры, игры из мира, который не есть он. Но его Золотинка, Солнце-и-Песня его леса тревожилась. Он обещал – и он выполнит обещание.       Вековечный Лес пугает хоббитов, грозит им смертью. Вековечный лес открывает им уютный дом. Золотинка поёт им и выставляет на стол угощение. Том рассказывает, не легенды – были о прошедших веках. Маленькие человечки многое не поймут, многого испугаются. Но большой мир, больше, чем их Хоббитшир, больше, чем Лес, открывается перед ними. Они не заметят, но выйдут из Леса чуть лучше подготовленными ко встрече с ним.       Хоббиты спят. Пока они в Лесу, они тоже – Лес, и Лес приходя в их сны, тёмный и опасный. Хоббиты видят во сне свои страхи, побеждают их. И становятся сильнее, потому что опыт победы, пусть даже приснившийся - та соломинка, что не порой даёт утонуть упавшему в реку муравью. Они просыпаются от ласковых солнечных лучей и звонкой песни. Изменившиеся и, наверное, чуточку изменившие.       Хоббиты покидают Вековечный Лес. Тому достаточно подумать, и дорога их будет прямой, короткой и лёгкой, до границ Леса, границ его владений, границ его самого. Но Огонь-и-Ветер, которого дети зовут Митрандир, просил ещё и об оружии. Тому не жалко побрякушек, он бы отдал просто так. Но взятое с боем сделает твёрже держащую его руку. И дорога сворачивает в Могильники.       Тому знает, что малыши попали в беду, он сам завёл их туда. Приплясывает рядом верный Хопкин-Бобкин, рвётся на помощь. Он тоже – не просто пони, а горячее сердце своего хозяина. Том осаживает его и себя. Не время. Пока не зазвучит заклинательная песенка. Пока…       Пора!       Хоббиты выходят из подземелий, вновь обновлёнными. Они прошли сквозь живой лес, изменчивые сны и мёртвые холмы. Они не замечают этого, но они уже не те мальчишки, совсем недавно покинувшие Шир. Их взгляды уверенней, руки сжимают клинки. Том провожает их до край своих владений уже для собственного удовольствия.       * * *       Над Могильниками туман и сумерки. Том Бомбадил, древнейший, сидит на большом камне возле груды сокровищ. Ему не страшны ни темнота, ни умертвия. Курганы Могильников в той же мере он, что Лес и Река.       Когда-то давно сюда пришли люди, вырубили деревья, стали хоронить своих королей под высокими курганами среди холмов. Люди думали, нет деревьев, нет и леса. Люди думали, что лес не потерпел бы умертвий. Раз они появились, значит он проиграл.       Люди ошибались.       Лес не ушёл, Лес сделал курганы частью себя.       Пожелай Том, он одним словом разогнал бы умертвий, одной песней поднял бы над холмами молодую поросль. Но зачем?       Тот, кто Лес-и-Река, улыбается, перебирая драгоценные безделушки. К его ногам поскуливая подползает умертвие, протягивает отрубленную руку, и Том не глядя приставляет её на место. Другие умертвия, как муравьи из повреждённого муравейника, копошатся вокруг, потихоньку растаскивая драгоценности обратно по своим подземельям.       Том им не мешает. Курганы и могильники – тоже его часть. Та часть, которая хочет назвать что-то своим, спрятать от посторонних глаз и охранять.       Он не понимает, зачем младшие дети Эру, да и многие из созданий Песни убивают части себя за то, что сами назвали их плохими и тёмными. Он так же не понимает, как можно перестать быть хозяином самому себе, позволить одной жадной части себя задушить все остальные. Том Бомбадил –Хозяин себя и своих владений, которые и есть он. Ему не нужна ни власть, ни победа в чужих бессмысленных играх. Он живёт, как эрухини, растёт, как лес, течёт, как река. Он - есть. Этого достаточно.       Он встаёт, расправляет плечи, бросает обратно в кучу побрякушек брошь с шелковистым сапфиром. Зачем нести в дом то, что и так принадлежит ему?       Том идёт широким шагом, и дорога возникает у него под ногами, исчезает за его спиной. Она ведёт на холм, где тёплым живым светом горят окна дома. Где у открытой двери, охваченная этим светом, сама свет, ждёт Солнце-и-Песня, его Золотинка. И ночные мотыльки сидят на её плечах, прекраснее любых украшений.