Сказание о златокрылой птице

      Он думал, что готов. Что после всего пережитого он в состоянии встретиться лицом со всеми своими страхами. Но когда тьма вокруг расцветилась багровыми прожилками, а грохот обваливающихся стараниями Меногиаса камней постепенно затух где-то вдали, Алатус почувствовал, как его внутренности стягивает жгучая колючая лоза. Он слабо трепыхнулся, пытаясь вернуть контроль над своим телом, но, кажется, все его попытки двинуть хотя бы рукой так и остались в его воображении. Но при этом жесткая костистая ладонь, впивавшаяся в его лицо, ощущалась вполне реальной.       Я скучала по тебе, малыш.       Якша не реагировал. Зная, что она подпитывается его эмоциями, Алатус старался полностью очистить свой разум, вызвав в памяти блестящие от инея стены пещеры. Благодаря обучению у Богини Пыли, это получилось легче, чем он думал.       Оброс перышками. Стал ручным. Беззубым. Слабым. Никчемным. Годишься теперь лишь прислуживать этой суке, — другая холодная и жесткая ладонь с длинными когтями скользнула по его груди, вспарывая побуревшую от грязи и пепла циановую ткань.       Прикрыв глаза, Алатус глубоко дышал через нос. Даже если она нашла способ потянуть за оставленные Гуй Чжун нити, паучиха не знает, что он изменился. И что он больше не Алатус Пожиратель Снов.       Происходящее походило на осознанный сон. Он и раньше был способен ощущать переходы между реальностью и кошмаром, но сейчас странное чувство, делившее их, было особенно сильным. Он глянул на свои руки и, увидев вместо привычных ладоней размытую муть, уверился в своей правоте окончательно. Но все-таки шанс на то, что паучиха тоже обучилась новым трюкам, оставался, а потому Алатус снова попытался отрешиться от всего: плыть сквозь происходящее, как опавший лепесток глазурной лилии. Если он найдет границу иллюзии, то найдет и Инду, но… Она ведь не была связана с паучихой. Что-то здесь не сходится.       Он нахмурился, уловив движение даже не глазами — по слабым колебаниям ауры — взмахнул рукой, пытаясь перехватить и… в следующий же миг поплатился за нахальство.       Когтистая рука с силой впилась ему в грудь, раздирая ткань и оставляя на коже глубокие кровавые полосы. Алатус поперхнулся от боли и дернулся, теряя концентрацию. От удара в теле будто отмерли все нервные окончания до единого. Такое бывало раньше от паучьего яда, так было и в пещере, когда он висел на крючьях. Память тела оказалась словно сильнее и его воли, и абсолютно реального воспоминания о Гуй Чжун, хлопотавшей вокруг него с горькими настоями и мокрым кусочком ткани, которым смывала с его лица выступавшую сукровицу и гной.       Правильно. Ты же знаешь, где твое место на самом деле. И какой ты на самом деле, Алатус. Неужели ты действительно думал, что сможешь отмыться дочиста после всего, что сделал? — с каждым словом ее голос звучал иначе, становился более высоким и сиплым, почти мальчишеским. И неожиданно его выпустили из когтей — настолько внезапно, что якша пошатнулся на онемевших ногах и чуть не рухнул плашмя.       Прошуршали медленные почти невесомые шаги, и из-за его спины показалась невысокая тощая фигура, оборванная и окутанная удушливым облаком багровых миазмов. Ещё мгновение назад похожий на призрака, он обретал материальность, чем дольше Алатус вглядывался в собственные гротескные черты, оскверненные следами демонической порчи, в зеленые звериные глаза сквозь завесу багровых, словно вымоченных в свежей крови прядей, а в голове вновь зазвучали слова Хранителя Облаков:       Зачем ты возишься? Он обернется демоном, когда очнется.       Мы были непобедимыми вместе, я наделила тебя силой, способной уничтожать демонобогов. И во что ты превратился под подолом у Гуй Чжун? В беспомощную. Ни на что ни годную. Куклу. Без когтей. Без крыльев, — словно в подтверждение ее словам за спиной его уродливого двойника с треском раскрылись мощные крылья цвета подсохшей кровяной корки. С его лица не сходил презрительный клыкастый оскал, ноздри возбужденно трепетали, а в щелях зрачков полыхали жажда убийства и абсолютный голод.       Крылья… Ему оставалось лишь мечтать о таком уровне контроля собственной силы. Он стал бы таким, продолжи он служить паучихе и отринув все сомнения и страхи? Таким бы его хотела видеть Госпожа?       Ты расплатишься за все, маленький гаденыш, — голос двойника подрагивал.       Его длинный заостренный язык торопливо скользил по губами, и Алатус с содроганием вспомнил то, о чем мечтал забыть, но никак не мог. Собственный искаженный образ тем временем шевельнул в воздухе пальцами с крючьями загнутых ястребиных когтей, почти игриво взглянув на него, замахнулся, и Алатус взвыл, чувствуя, как расходится и намокает на груди ткань. В воздухе остро запахло кровью. Так сильно, что его замутило, а потом и вовсе чуть не вырвало: искаженный заскреб вдоль кости с чавкающим и скрипучим звуком. Боль прострелила до самого позвоночника.       — Прости меня! Прости! Я не должен был! — сорвался на фальцет Алатус, и его истеричный крик потонул в окружающей пустоте, в которой не было эха. — Я вернусь к тебе! Я готов искупить свое предательство! Я знаю, как убить Богиню Пыли и Моракса! Только, пожалуйста, прекрати-и-и!..       Он выкрикивал какую-то бессмыслицу, вложив в эти слова все свои силы и самое жгучее желание оборвать эту пытку любой ценой, но демонический выродок продолжал рвать его плоть и словно на живую вытягивал и разрывал нервные волокна.       Вот только одну спасительную мысль двойник из него так и не выбил.       Как бы ни была на него зла Сиире, она не упустила бы шанса помучить его и поиграть с ним как кошка с придушенной мышкой. Паучиха брезговала любым насилием и кровопролитием, даже в ее фантазиях по отношению к нему. Тот день в пещере, когда она нашептала деревенским мужикам хорошенько проучить «дерзкого мальчишку», был ее яростным отчаянием. Она не пачкала руки сама и никогда не наблюдала за подобным. Она предпочитала мучить его иначе: болезненно нежно, запуская руки туда, куда было не позволено никому, нашептывала ласковые слова и истязала воображение самыми откровенными видениями, после чего жестоко натягивала нити. Да, это было невыносимо больно, но до самого того злополучного поручения с убийством Богини Пыли Сиире избегала истинной жестокости по отношению к своему проштрафившемуся слуге.       Поэтому когда двойник запустил в него кривые когти, пытаясь вынуть внутренности наживую, Алатус четко осознал: это иллюзия. Настоящая Богиня Кошмаров уж точно бы как-то среагировала на его малодушные попытки покаяния после предательства, как минимум позлорадствовала бы, прежде чем расправиться с ним.       Абстрагироваться от боли было сложно, но необходимо. Шансов на то, что вдруг очнется Инда или Мену сможет пробиться снаружи, практически не было. Поэтому Алатус прикрыл глаза и, кривясь от боли, заставил себя дышать глубже. Казалось, его попытки отрешиться от издевательств своего искаженного подобия длились уже целую вечность, потому что каждый новый удар вырывал его из медитации, но постепенно боль притупилась, а потом и вовсе исчезла. На ее место пришла сначала кромешная тьма, потом тишина, из которой позже проступили отдельные звуки. Пение птиц. Журчание воды. Детский смех. Знакомые голоса из его прошлого, среди которых выделялся единственный — голос одного из Старейшин. Именно этот убеленный сединами старик терпел бесконечные шалости и шум от младших якш и обучал их основам духовных техник. Он же дал тогда еще юному и глупому Алатусу его кинжал.       «Кинжал не для убийства, он для твоей защиты и изгнания злых духов. Три грани клинка — это символ прошлого, настоящего и будущего. Чтобы изгнать темную сущность, нужно поразить острием ее тень и направить через кинжал всю свою духовную энергию. Если продолжишь совершенствоваться на этом пути, сможешь не только изгонять, но и очищать и преобразовывать темную энергию».       Во мне осталась хоть капля светлой энергии?       — Ну вот видишь, — прозвенел смеющийся голос Богини Пыли, — ничего с источником не случилось.       В лицо потянуло свежестью. По онемевшему телу разливался приятный холод родниковой чистой воды, пронизанной дрожащими бликами от солнечных лучей. Стараясь удержать это ощущение, Алатус поднял окутанные бирюзовой дымкой ладони и нащупал на груди нефритовое ожерелье с кинжалом. Сжав в ладони его рукоять, якша глубоко вдохнул.       — Пусть все злые духи уйдут прочь, те духи, что живут на земле, и создающие препятствия духи пусть будут сокрушены по моему повелению, — у Учителя эти слова звучали куда более… внушительно, и сам Алатус никогда в жизни не обращался к этой мантре, но это казалось ему единственным выходом. Он попался в паутину Богини Кошмаров, когда пытался стать, кем он не являлся. Пора вспомнить, кто он на самом деле.       — Пусть все злые духи уйдут прочь, те духи, что живут на земле, и создающие препятствия духи пусть будут сокрушены по моему повелению! — он повторял эти слова вновь и вновь, и не сразу осознал, что у него саднит горло, а собственный голос бьет по ушам, словно он кричит в жерло шахты.       Но с каждым словом вокруг проступали все новые и новые алые прожилки и дымные очертания искаженного двойника, утратившего материальность и напоминавшего страшную тень с горящими зелеными глазами. Тот будто даже не обратил внимание на то, что его жертва вырвалась из власти кошмара, который уже распадался вокруг лоскутами реальности.       — Попался, — прорычал Алатус и наотмашь ударил двойника кинжалом в то место, где должно было быть сердце. Черный морок полыхнул изнутри багрянцем и развеялся, словно клуб дыма, а перед глазами забрезжил тусклый серый свет туманных сумерек, пробивавшийся через наполовину осыпавшийся завал.       Алатус все так же стоял перед грудой каменных обломков, и лишь трехгранный кинжал в руке напоминал о том, что произошедшее ему не привиделось. Рядом скорчилась у стены Индариас. Глаза ее были закрыты, из уголка рта стекала струйка крови из прокушенной губы, но грудь равномерно поднималась и опускалась. Значит, точно жива.       Снаружи донесся слабый придушенный звук, похожий на стон, и Алатуса буквально подбросило. Если миазмы паучихи вырвались наружу, то…       — Мену… — навалившись на особенно неустойчивый обломок, юноша вытолкнул его наружу и протиснулся в образовавшуюся щель.       Старший якша стоял на четвереньках, упираясь руками в промерзшую траву, длинная грива волос полностью закрывала его лицо. А вокруг змеились чернильные струйки миазмов, опутывавшие Меногиаса, словно ловчая сеть. Алатус бросился к нему, принялся трясти за плечо, но тот не реагировал и на попытки поднять его на ноги лишь ронял голову на грудь, словно тряпичная кукла.       Как далеко это успело расползтись, пока он был в беспамятстве? Миазмы были не только на земле, они растекались по воздуху, образуя колоссальную паутину, простиравшуюся над деревней насколько хватало глаз.       Метнувшись к завалу, Алатус принялся вытаскивать оттуда Инду. Неизвестно, что с ней может приключиться при такой концентрации темной энергии. А так, может, у него получится сделать что-то, коль уж у него получилось выбраться из кошмара Сиире. Опустив девушку рядом с оцепеневшим Меногиасом, Алатус вонзил кинжал в землю и, вспарывая траву, принялся чертить круг. Едва ли простейший защитный контур поможет против ненависти паучихи, но он должен попытаться.       Не обращая внимания на сгущающийся вокруг сумрак, словно уплотнялся сам воздух, Алатус вернулся к якшам и крепче стиснул в ладонях рукоять. Закрыв глаза, юноша старался вызвать в памяти то же чувство, что и в шахте несколько минут назад, когда сумел разрушить иллюзию Сиире. Чувствуя, как по его духовным венам растекается знакомый призвук энергии, Алатус попытался сконцентрировать ее в клинке в своих руках. Очистить этот клочок земли и зараженных паучьим ядом сородичей — на это его сил должно было хватить.       Все так же не открывая глаз, Алатус обрушил объятый переливающимися бирюзовыми всполохами кинжал и вонзил его в землю по самую рукоять. По траве от него к внутренним границам круга устремился поток энергии, разбившийся о невидимый барьер словно штормовой прибой, и поплыл в воздухе мерцающим зеленоватым туманом. Сразу дышать стало легче, будто вынырнул наконец с глубины, и Алатус с хрипом оперся дрожащими руками в мокрую траву. Он словно несколько раз туда-обратно взбежал на вершину Святилища Фэнхуана с тренировочных площадок якш.       И в этот момент его обдало порывом ветра — что-то пронеслось прямо у него над головой, всколыхнув волосы, и с грохотом ударилось об склон горы над ними. Прогремел взрыв, верху брызнул град каменных обломков, словно от разорвавшегося снаряда. Инстинкты оказались быстрее разума — Алатус рухнул плашмя на Меногиаса и Инду, закрывая от камнепада. Будь обломки покрупнее, его бы зашибло вместе с остальными, а так несколько осколков лишь больно зацепили по спине и плечам да один по касательной по затылку.       — Моракс! — донесся сквозь дребезжащий звон в ушах испуганный возглас Гуй Чжун, и Алатус вскинулся, выискивая взглядом Богиню Пыли.       Но вместо этого встретился глазами со стоявшим в нескольких шагах Властелином Камня, и выражение его словно высеченного из гранита застывшего лица с горящими оранжевым огнем глазами буквально пригвоздило Алатуса к земле. Не хуже обсидианового копья, которое словно соткалось из мельчайших частиц камня в опущенной руке демонобога.       — Господин? — собственный голос показался Алатусу писком придушенного змеей птенца.       — Ты нарушил контракт, — прогремел Моракс, и копье в его руке окуталось нестерпимо золотым светом. Его рослая фигура на фоне низкого неба, расчерченного паучьей сетью, казалось, стала разрастаться, заполняя собой все пространство. Пылающие золотые линии татуировок, покрывавших предплечья и руки Властелина Камня, просвечивали сквозь строгую темную одежду и змеились дальше, проступая на коже светящимися прожилками сосудов и вен, по которым разливалась энергия.       Алатус с трудом сглотнул, не в силах отвести взгляда от змеиных зрачков демонобога.       Нарушил контракт?.. Но ведь он же напротив пытается…       — Моракс, что ты делаешь?! — в нескольких шагах от них позади Моракса в сгущающейся вокруг черноте плеснул белоснежный подол платья Гуй Чжун. Прижав руку к часто вздымающейся груди, она смотрела на демонобога, и, кажется, впервые за все время Алатус видел в ее глазах страх.       — Избавляюсь от крысы, — прогремел Властелин Камня и сделал неуловимое, почти молниеносное движение рукой.       — НЕТ! — отчаянный вскрик Гуй Чжун потонул в оглушительном треске, с которым каменное копье разлетелось на куски об дрожащий янтарный заслон — в каких-то паре дюймов от лица оцепеневшего Алатуса.       — Господин, вы совершаете ошибку! — прохрипел Мену, еле успевший растянуть гео щит, иначе Алатуса да и их с Индой заодно размазало по скале. — Он не враг нам!       — Не хочешь ли ты сказать, Меногиас, что слух подводит меня? Или что ты не слышал, как он клялся в верности паучихе и умолял принять его обратно, торгуясь нашими с Гуй Чжун жизнями? — почти выплюнул Моракс, и Алатус с содроганием увидел, как дымные щупальца паучьих миазмов оплетают его тело, обвиваясь вокруг ног, талии, поперек груди и стремясь все выше. — Прочь с дороги.       — Нет, — Мену произнес это таким тоном, что Алатус в изумлении обернулся и посмотрел на его бледное перекошенное лицо. — Контракт нерушим. Случись это — мальчишка бы не стоял на своих двоих.       — Не надо, я же… — начал было Алатус, но в этот момент Моракс атаковал.       Гео глыба в пару человеческих ростов полетела в них со скоростью пушечного ядра, но Меногиас вновь закрыл их прозрачным словно янтарь с золотыми прожилками заслоном, который сумел принять удар на себя, но не выдержал и вместе со снарядом разлетелся на куски, а резонанс гулом отозвался в земле под ногами и всей горе, угрожая новым камнепадом. Алатус зашатался и не устоял на ногах. Он бы кубарем покатился обратно в пещеру, но Мену удержал, больно стиснув узловатыми длинными пальцами его предплечье.       — Моракс, ты не в себе! Довольно, — от тона, с которым это было сказано, Алатусу захотелось буквально рухнуть на землю и вжаться в нее лицом, потому что в этот раз Богиня Пыли не просила, как тогда в Святилище, она приказывала. Вытянув к почерневшей рослой фигуре демонобога руки, словно хотела заключить его в объятия, Гуй Чжун хмурилась и сжимала в ниточку губы. Окутывающее Моракса облако золотой пыли уплотнилось в перетекающий и меняющий ежесекундно форму кокон, и в этот момент дракон зарычал.       От рыка, которое едва ли способно было издать человеческое горло в этом облике, содрогнулась земля, и склон горы вспороли новые трещины. Гуй Чжун тоже вздрогнула, но не двинулась с места, словно сама была скалой.       Моракс с чудовищным усилием, словно преодолевая силу притяжения в самом сердце черной дыры, пытался поднять руки, и в его заострившихся чертах проступали пугающие линии, деформирующие скулы и челюсть.       — Не надо. Моракс, пожалуйста, — еле выговорила Богиня Пыли, и с каждым рывком, что дракон рвался из ее пут, на ее лице и теле проступали следы как от удара бичом. Или от полосующих ее драконьих когтей, расчерчивая белоснежное платье алыми подтеками. — Сиире обманула тебя. Всех нас…       — И ты тоже?! — проревел Моракс, стискивая когтистые руки в кулаки, и на его теле все отчетливей вырисовывались бронзовые и золотые чешуйки, постепенно сливающиеся в пестрый узор на бледной пока что человеческой коже. — Ты сама нарушаешь наш контракт!       — Я не клялась тебе помогать расправляться с твоими последователями, которых ты сам же обязался оберегать, — было видно, что Гуй Чжун все тяжелее удерживать беснующегося дракона. На миг она перевела взгляд на Алатуса, и он отчетливо уловил в своем сознании ее слабый шепот:       «Бегите…»       — Нет… — пробормотал якша.       Как птичка отвлекает змею от гнезда с птенцами, так и Гуй Чжун пыталась переключить все внимание обезумевшего демонобога с якш на себя. Хотя сама уже еле стояла на ногах — Моракс был сильнее. Гораздо сильнее фэнхуана не на пике своих сил.       — Мену, бери Инду и уходи. Скорее, — прошептал Алатус, нащупывая рукоять кинжала, все еще воткнутого в землю. Гео якша одарил его злым взглядом и стиснул в пальцах его рукав, когда Алатус уже собирался подняться.       — Он тебя убьет, тупой ты птенец. Думаешь, этого хочет Госпожа?! — прошипел Мену. — Если даже она не смогла снять с него этот морок.       — Мену, пусти, я знаю, что должен делать! Я тоже контракт заключил! Пусти, я сказал! — Алатус с силой рванулся из рук старшего якши, оставив в его пальцах кусок рукава.       Вовремя. Моракс уже полностью переключил свое внимание на Гуй Чжун, которая больше была не в силах его сдерживать, и отвернулся от якш, стоя полубоком. Не сводя глаз с клубка черноты, словно паук в центре своей паутины, угнездившегося на груди у демонобога, Алатус сорвался с места, выскочил из защитного круга и в несколько прыжков достиг Моракса. Который в ту же секунду повернул к нему голову. Словно отлитая из камня рука перехватила за запястье руку Алатуса, сжимающую кинжал, и вздернула юношу в воздух, словно за шкирку щенка. Их лица оказались практически на одном уровне, глаза в глаза — сощуренные змеиные против дико расширенных.       Чувствуя, как сминаются в пальцах Властелина Камня кости многострадальной руки, Алатус разжал пальцы и выронил кинжал.       Чтобы перехватить его левой и полоснуть по клубку черноты на груди Моракса, посылая через кинжал ипмульс своей энергии и буквально сдувая бирюзовым потоком паучьи миазмы с демонобога.       В следующее же мгновение мир взорвался болью и словно раскололся на тысячи осколков. По ощущениям по нему со всей силы ударил когтистой лапой бронзово-янтарный громадный дракон, отшвырнув от себя. Алатус смутно почувствовал, что его подбросило в воздух, потом перед глазами все затянуло оранжевой пеленой, а удара от падения не последовало. Когда над ним склонилось перекошенное лицо Меногиаса, Алатус только и мог что смотреть на беззвучно двигающиеся губы гео якши, который явно что-то кричал ему и, кажется, хлестал по щекам, потому что чувства восприятия стали возвращаться лишь спустя несколько минут. Внутри все было словно перемолото в пыль. Не так как после плена у паучихи, но несколько духовных каналов было разорвано, циркуляция энергии вновь была нарушена. И это если не считать помойки на душе. С трудом подняв целую руку, Алатус коснулся груди, посмотрел на выпачканные в крови пальцы и только поморщился. Бывало и хуже…       — Госпожа… Как Госпожа… — с трудом выговорил он, и Мену вместо ответа обхватил его за плечи, помогая приподняться на локте.       Гуй Чжун сидела на земле — покрытое алыми росчерками платье разметалось по траве, рассыпавшиеся по плечам волосы полностью закрывали лицо. А рядом на корточках спиной к ним сидел Моракс, вновь вернувшийся в свое человечье обличие и восстановивший целостность своего темного одеяния.       И только после этого Алатус обессиленно закрыл глаза и сполз на заваленную каменным щебнем траву.